– Недавно я поймала Морева избитым. Он сказал, что на него из-за угла вылетел велосипедист. Думаешь, это правда?
– А сама как считаешь?
Сжимаю кулаки, паника бьет по нервам, и только холодный ветер немного отрезвляет.
– Значит, он нарочно лезет в драки?
– Это не драки.
– А что тогда?
– Казнь. Он не защищается. А Макс и рад.
Мышцы превращаются в кинетический песок, и я сползаю по стулу, не в силах удержать голову. Серое небо такое плотное, давящее и неподвижное, словно купол. Это ведь нереально. Так не бывает. Не должно быть.
– Настя, я понимаю, что все это звучит и выглядит ужасно, но обещаю, с тобой ничего не случится. Я этого не допущу, Саша тем более.
Вспоминаю гадкую улыбку Максима и стараюсь дышать глубоко, чтобы не впасть в позорную истерику.
– Но если ты не хочешь ввязываться, то… – осторожно проговаривает Дима.
– Уже поздно, – дрожащим голосом отвечаю я. – Только вот Морев и меня слушать не станет. Я не смогу помочь.
– Мы этого еще не знаем.
– И что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Ничего из того, чего ты не хочешь делать сама.
Смотрю на Зимина, прижав подбородок к колючему воротнику пальто, в некогда теплых карих глазах лишь сухая земля. Из-за поступка Миши пострадал не только Саша. И, наверное, я ужасный человек, но… сейчас я всей душой ненавижу Леванова за слабость. Вот кто действительно виновен, только ему уже все равно. Он ничего не чувствует, а вот жизни его друзей безвозвратно изменились.
– Дим, – тихо произношу я, – а ты сам как?
– Что? – недоуменно хмурится он.
– Как ты все это пережил?
Его растерянность хлещет, точно плеткой. Неужели никто его об этом не спрашивал? Зимин задумчиво смотрит на ворота, выражение его лица бесчувственное, а голос пугающе отстраненный:
– Это не первое самоубийство, которое я видел.
Испуганно втягиваю носом холодный воздух, сердце падает на дно живота.
– Отец, – только и произносит Дима.
Если бы я могла, то закричала бы во все горло, но вместо этого поднимаюсь и обхожу стол. Кладу руку на плечо Зимина и крепко сжимаю, не в силах подобрать нужных слов, но с большим желанием поддержать. Не знай я лично этих парней, не стань нечаянным участником этой истории, решила бы, что все это плод больного воображения. Но я здесь. И я в ужасе. Ледяные пальцы касаются тыльной стороны моей ладони, и Дима запрокидывает голову, глядя на меня с настораживающей серьезностью.
– Идем погреемся где-нибудь, – предлагаю я, потому что тело уже ощутимо колотит от нешуточного озноба.
– Конечно. Как раз расскажешь, каким образом Макс оказался у тебя дома.
В подъезде тихо, от батареи под окном поднимается тепло, но старый деревянный подоконник все равно пронизан холодом, сочащимся из щелей оконной рамы. Саша упирается виском в стекло, глядя во двор. Зажигаются фонари, небо неумолимо темнеет. Все закончится сегодня. Он знает это, чувствует, да и Зимин обещал, а Морев привык верить другу, пусть и бывшему. Он никогда не подводил.
Бегут минуты, а за ними мысли. Удушающе кислые, тошнотворно горькие, но вместе с этим сладостно освобождающие. Печать будет снята, точка поставлена, нужно только дождаться, увидеть своими глазами, что Дима и Настя вместе. Саша до конца не осознает, что именно ему предстоит пережить, но с маньячным предвкушением ждет этого, ведь в том, что будет больно, он ни капли не сомневается.
Телефонный звонок разбивает напряженное ожидание. Морев достает из кармана куртки мобильный и раздраженно цокает, глядя на экран. Отклонить вызов нетрудно, но все дело в том, кто именно звонит. Вряд ли кто-то может переплюнуть Морева в масштабах чувства вины, но она могла бы занять одно из призовых мест рядом с братом.
– Привет! – Саша очень старается добавить бодрости в голос.
– Так я и поверила, – сухо отзывается Ксюша. – Где ты?
– Эм-м-м… дома.
– Я слышу эхо.
– Вышел в подъезд, чтобы покурить.
– Когда ты стал беречь съемную квартиру?
– Ксю… – измученно вздыхает он.
– Отвечай! – нетерпеливо выкрикивает она.
– Ладно. Я у знакомого в гостях, а у него в квартире не курят.
– Что за знакомый?
– Ты его не знаешь.
– Ну еще бы, – выплевывает она.
– Что случилось? Чего ты такая…
– Он снова мне снился. И ты тоже. Вы оба на той сраной крыше. – Ее испуганный и затравленный голос, точно иголки под ногти. – Сань, пожалуйста… пожалуйста, приезжай в Крас. Ты можешь перевестись на заочку или сразу сюда. Я прошу тебя. Я больше не могу. Ты не должен там оставаться. Не должен…
– Ксю, это всего лишь сон. Я в полном порядке. Честно.
– Включи видео.
– Что? Зачем?
– Затем, что я хочу тебя увидеть.
– Давай завтра.
– Сегодня. Или я пожалуюсь отцу. Буду рыдать до тех пор, пока он не привезет тебя к нам.
– Но…
– Я не шучу! Я больше не буду тебя покрывать!
Морев дергает шеей и нервно сглатывает. Натягивает капюшон на голову и опускает руку с телефоном на согнутое колено, переключая звонок на видео. На экране появляется девичье лицо, светлые волосы собраны в мохнатую шишку, в ушах блестят золотые сережки-звездочки. Саша пытается выдавить добродушную улыбку, но Ксюша закрывает глаза рукой, ее рот кривится, а подбородок морщится.
– Эй-эй, – приговаривает он. – Ну ты чего? Я просто… просто плохо спал последнюю неделю.
– Это не ты, – всхлипывает она. – Это больше не ты.
– Что за глупости? Это все еще я.
– Нет. Нет-нет-нет, – бормочет она. – Ты теперь, как он. Говоришь то же самое. Твердишь, что все в порядке, но это не так.
– Тише… ты же знаешь, я ни за что…
– Я скажу родителям, – перебивает она, впиваясь взглядом в камеру. – Так не может дальше продолжаться.
– Ксю, пожалуйста… не надо.
– А что еще мне остается?
– Верить мне.
Ксюша вздрагивает, слезы катятся по бледным щекам.
– Поднеси телефон ближе, – просит она.
Саша стискивает зубы, но все же выполняет просьбу. Ксюша склоняет голову и корчится, пытаясь сдержать рыдания.
– Я убила двоих, да?
– Нет! – порывисто отвечает Саша. – Конечно, нет!
– Тогда кто ты? Кто ты такой?!
– Ксю…
Она сбрасывает звонок, экран темнеет. Морев стискивает телефон в пальцах, упираясь затылком в оконный откос. Рана ноет, но это ерунда по сравнению с тем, что творится в душе. Глубокий вдох полон яда, мысли погружены в черный хаос, что борется изо дня в день с бесконечной пустотой, олицетворяющей одно-единственное желание – закончить пытку, которая прячется под ярким названием «жизнь».
Саша вновь склоняет голову вбок, глядя в окно. Во дворе появляется пара, и в воздухе увеличивается концентрация яда. Настя и Дима неторопливо шагают к подъезду, ее правая рука в кармане его куртки, волосы переливаются в желтом свете фонарей.
«Давай же, Зимин. Мне нужно больнее».
На языке все еще ощущается вкус облепихового чая, ветер внутри двора затихает, позволяя немного расслабиться. Дима нежно сжимает мою руку в своей, разделяя тепло на двоих, и неторопливо ведет к подъезду. Сегодня уже столько было сказано, что слов не осталось, но и молчание кажется гнетущим. Теперь я знаю все, кроме самого важного – как помочь.
– Это самое ужасное свидание из всех, что у меня были, – невесело усмехается Зимин, становясь передо мной.
– Да уж, – обессиленно отвечаю я.
– Настя, мне…
– Прекрати извиняться. Ты ни в чем не виноват, и ты отличный друг. Спасибо, что все мне рассказал.
– Хотел бы я, чтобы рассказывать было нечего.
С пониманием киваю. Сегодняшние откровения стерли между нами любые неловкости. Делаю крошечный шаг вперед и обнимаю Зимина, его ладонь опускается на мою поясницу, притягивая ближе, а щека прижимается к виску. Сердце тихо скулит от жалости и сочувствия, и я крепко зажмуриваюсь. Пройти через такое в одиночку, остаться единственным, кто не потерял рассудок на почве скорби и бессильной злости. Дима настоящий герой. Обнимаемся еще несколько мгновений, и я отступаю, вытаскивая руку из кармана его куртки, но Зимин не отпускает меня далеко, стиснув пальцы. Легкое волнение разгоняет кровь, и я приоткрываю рот на порывистом вдохе. Надежда сияет мягким светом в теплых карих глазах, и мне становится жутко совестно.
– Дим, я… ты… – произношу сбивчиво. – Ты очень хороший, но я не хочу тебя обманывать.
– Да? Жаль, – отвечает он со слабой улыбкой. – Я был бы не против.
Стыдливо опускаю подбородок, и Зимин делает шаг назад, отпуская мою руку.
– Прости, – тихо произношу я.
– Ничего. Ты ведь можешь еще передумать. И ты все еще должна мне поход в кино, не хочу, чтобы наше последнее свидание было таким. Это сокрушительный удар по моей репутации.
Тихо усмехаюсь, качая головой, и поднимаю взгляд. Дима смотрит на меня все с той же искренней теплотой. Какой же он все-таки сильный. А еще добрый, внимательный, умный, заботливый. Зимин, как человек и как парень, вызывает у меня искреннее восхищение, и я вдруг ловлю себя на мысли, что именно это чувство когда-то было принято мной за влюбленность. Я была слишком неопытна, не понимала и не знала, как это, когда рядом с кем-то меняется мир. Дима нравился мне и нравится сейчас, но эти чувства совсем из другой категории.
– Иди домой, – ласково говорит он. – Замерзнешь.
– Ага. Ты тоже долго не гуляй.
– Если что, сразу звони мне. Хорошо?
– Конечно.
– Ну, пока.
– Пока.
Разворачиваюсь и захожу в подъезд. Ноги тяжелые, как и камень новых знаний, болтающийся на шее. Выводы неутешительные, идей почти нет. Преодолеваю пару пролетов, усталость плетется по пятам, как вдруг шаркающий звук, раздающийся с верхнего этажа, привлекает внимание. На глаза попадаются потрепанные кроссовки, и я пораженно вскидываю голову. Морев стоит наверху, взгляд ледяной и обескураживающе острый. На его голове темный капюшон, белые колючки лезут в глаза, куртка расстегнута.