– Дим, не думаю, что у нас есть время на торги. Я все равно поеду.
– Вряд ли он будет рад.
– И что предлагаешь?! Сидеть сложа руки?!
– Успокойся. Я понял. Буду у тебя через пять минут, – голос Зимина кажется чужим, в нем столько ужаса, что у меня закладывает уши.
Ему снова приходится проходить через это. Переживать то же, что и год назад.
– Может, лучше я сама? Вызову…
– Настя, пожалуйста… – перебивает он. – Один раз я уже опоздал. Второй я не… я…
– Второго не будет. Он не такой.
– Надеюсь, ты знаешь его так же хорошо, как и он тебя. Выезжаю. Жди у дороги.
Дима паркует машину во дворе двенадцатиэтажного дома. Напряжение трещит в висках. Выбираюсь наружу и тут же запрокидываю голову. Красная кирпичная «свечка» тянется вверх, крыша укутана туманной пеленой и вечерней тьмой. Как же там высоко. С губ срываются полупрозрачные облачка пара, влажный воздух оседает неприятной тяжестью на волосах.
– Может, все-таки побудешь здесь? – взволнованно спрашивает Дима.
– Нет, – отвечаю твердо. – Я пойду.
Он молча кивает, и даже в этом коротком жесте чувствуется несвойственная ему уязвимость. Мы оказались именно в той точке, которой Зимин боялся больше всего. Контроля над ситуацией нет, а случайность и импульсивность могут привести к разрушительным последствиям. Любая ошибка, даже самая маленькая, может обойтись нам очень дорого.
– Дим, мы этого не допустим.
Он снова опустошенно кивает, но едва ли мне удается его успокоить. Я и сама с трудом верю в то, что говорю, но надежду терять нельзя. Что тогда останется? Смириться? Наблюдать со стороны, как Саша продолжает медленно гнить в этой тюрьме внутри своей головы? Нет, ни за что!
Дима ведет меня к подъезду, набирает код на домофоне и открывает тяжелую дверь. Двигаюсь словно на автомате, ничего вокруг не замечаю. Крошечный лифт везет нас все выше, колени трясутся, но я стараюсь не подавать виду. Самый большой враг сейчас – это страх, и я не могу позволить ему управлять мной. Буду бояться потом. Плакать и проклинать всех вокруг тоже. Все потом! Как только мы заберем Морева отсюда, как только я буду знать наверняка, что он в безопасности.
Проход на крышу оказывается открыт, а это значит, что Саша точно должен быть где-то здесь. Дима пропускает меня вперед, и я взволнованно хватаю ртом воздух. Ветер воет и нещадно хлещет по щекам, а приближающаяся гроза ощущается едким запахом озона. На несколько мгновений все-таки теряю контроль: тело перестает слушаться, мысли ударяются в панику. Темно. Высоко. Холодно. Мелкая дрожь пронзает кожу, точно на мне прорастают десятки кактусов, и я мотаю головой, боязливо попятившись.
– Настя…
– Сейчас. Секунду. Я… я просто чуть-чуть боюсь высоты.
– Тогда…
– Нет-нет. Я иду. Все нормально.
Делаю парочку глубоких вдохов и выдохов. Дима берет меня за руку, но я совсем не чувствую его тепла. Эта крыша пропитана промозглой обреченностью, в каждой трещине, в каждом уголке таятся монстры. Я не вижу их, но нутром чую, как они шевелятся, слышу призрачный омерзительный шепот, вгоняющий в тихий ужас. Шагаю почти вслепую, с трудом переставляя ноги, и стараюсь не думать, сколько метров отделяют меня от земли. Поворот, еще один. Дима вдруг останавливается, и я едва не врезаюсь в его спину. Выглядываю из-за плеча, в углу заметен темный силуэт. Это Саша, волосы его выдают. Он сидит, положив руки на согнутые колени, лицо видно плохо, но интуиция подсказывает – расслабляться рано.
Дима оглядывается, и я с трудом сглатываю. Его глаза… стеклянные, будто кукольные. Он растерян, напуган и сломлен едва ли меньше, чем Саша. Это место трагично для них обоих, а история повторяется. Адское колесо сожалений, обид, боли и печали все крутится и крутится. Меняются роли, обстоятельства, декорации, но актеры все те же. Они все в ловушке, правда, есть и кое-кто новый – я. Теперь это и моя история тоже, но… Что я могу? Какая роль у меня? Спасительница? Причина, чтобы обо всем забыть? Нет, так это не работает, но я не могу остаться в стороне. У бездействия тоже есть последствия.
– Побудь здесь. Ладно? Сначала я с ним поговорю, – обращаюсь к Диме, коротко сжав его ладонь, и делаю опасливый шаг вперед, а затем еще несколько.
Приближаюсь к Саше, но он продолжает смотреть перед собой. Его словно и нет здесь вовсе. Только оболочка, пустой сосуд. Вдавливаю ногти в ладони и глубоко вдыхаю, воздух такой густой, что легкие сводит от болезненного спазма. Я должна быть сильной. Должна быть смелой. Ради него.
– Саш! – зову громко, но порывистая волна холода подхватывает мой крик и уносит его в противоположную сторону. – Саша! – повторяю еще раз.
Морев поднимает взгляд, и я пугливо съеживаюсь. Он определенно не рад мне, совсем наоборот. Ветер озлобленно толкает назад, ударяя меня по груди, и почему-то кажется, что это Леванов. Он тоже здесь. Его дух. Его боль и разрушенные мечты. Трусость, слабость, отчаяние. Все впиталось в это кровельное покрытие, в эти кирпичи, трубы и бетон. В этот город. В эти тучи. В Сашу. Миша заполнил собой весь мир Морева, отравил и обезобразил, а теперь защищает его скорбь, потому что на самом деле только это от него и осталось.
– Мореева, какого хрена?! – бросает Саша, ощетинившись.
Открываю рот, но не успеваю ответить.
– Что ты здесь делаешь?! Уходи! Сейчас же!
Мотаю головой, сопротивляясь. Глаза режет, с ресниц срываются слезы, но я все-таки подхожу достаточно близко, чтобы рассмотреть Морева получше. Он явно не в себе. Мышцы его лба и рта дергаются, не успевая за эмоциями, и каждая из них страшнее предыдущей.
– Саш…
– Нет! Не смей! Ты должна уйти! – повторяет он жестче, и его ярости вторит громовой залп, подтверждая и убеждая, но я бесстрашно делаю еще один шаг. – Я не хочу тебя видеть! Ясно?! Уходи! Оставь меня в покое!
Опускаюсь на корточки и обхватываю колени руками, стараясь унять дрожь:
– Не могу.
– Можешь, – рычит он.
– Нет, – мягко отвечаю я.
– Значит, придется!
– Саш…
– Нет! Мы… между нами…
– Не надо, – умоляю я, мотая головой. – Не говори так. Я знаю, что…
– Знаешь?! – взбешенно вопит он. – Да откуда?! Откуда тебе знать?! Решила, что самая умная?! Волшебная?! Думаешь, сможешь помочь мне?! Понять?! Ты не поймешь! Никогда! Просто не сможешь!
Каждое его слово – точно молния, раскалывающая черное небо пополам. Саша опускает подбородок и смотрит на меня исподлобья, запуганный и истерзанный в бою против самого страшного противника – ненависти к себе.
– И я не могу, – хрипло произносит он. – Слышишь? Не могу больше…
Он зажмуривается и дергает шеей, склоняя голову. Не знаю, кто передо мной, но как будто не Саша. В нем словно сидит кто-то другой. Безумный, злой, жестокий. Этот кто-то гонит меня, чтобы беспрепятственно растерзать все то, что еще осталось от настоящего Морева.
– Саш, давай мы… давай просто уйдем отсюда. Поговорим внизу. Пожалуйста, – упрашиваю я, все еще надеясь, что меня услышит тот, кто безумно дорог.
– Нет, – отрезает он. – Разговоров не будет.
Страх больше не получается сдерживать, и его длинные цепкие пальцы оборачиваются вокруг шеи. Ничего не выходит. Гроза все ближе, а предчувствие острое, как и нож, загнанный в сердце.
– Чего сидишь? – очередной разряд летит в мою сторону. – Мореева, ты мне не нужна. Ясно? Все это… было неважным. Просто прихоть. Считай, вообще ничего не было. Я ошибся. Никаких чувств у меня к тебе нет. Это так, дань прошлой жизни. Глупость, которая ничего не значит и ничего не меняет.
– Ты лжешь. Специально говоришь так, чтобы…
– …ты ушла, – сухо заканчивает он. – Именно. Только это не ложь. Я говорю ровно то, что думаю. Хоть раз ты можешь меня послушать? Хоть раз сделать то, что прошу я, а не то, что хочется тебе?
– И что… что будет потом?
– Тебя это не касается.
– Еще как касается.
– Прыгать не стану. Обещаю. А теперь уходи и никогда больше… никогда…
– Саша, – жалостливо зову я, – не надо. Я же… мы… мы с тобой…
– Замолчи! Прекрати нести эту чушь! Ну что вы все от меня хотите?! Нет меня! Больше нет! Хватит меня лечить, мне это не нужно! Не нужна жалость, сочувствие, сострадание… вообще ничего!
Его мотает из стороны в сторону, словно мое присутствие для него уже пытка, уже наказание.
– Саш, я…
– Ты что, реально тупая? – вновь озлобленно перебивает он. – Не видишь, кто я? Чего ты прицепилась? Чего хочешь, а?! Чтобы я изменился?! Исправился?! Не будет этого! Я не стану тем, кто тебе нужен, так что… вали уже отсюда! К Зимину, к кому угодно! Мне все равно! Я не хочу тебя видеть! Не хочу говорить с тобой! Ничего не хочу!
Мои зубы стучат, взгляд плывет. Его порыв искренен, это не блеф. Поворачиваю голову, ища взглядом Зимина, но крыша пуста, только тьма и пробирающий до костей холод. Медленно поднимаюсь, вечерний Новочеркасск сияет яркими огнями, что выглядывают из влажной пелены. Я люблю этот город, и, казалось, он меня тоже. Я хотела вернуться, потому что верила, что здесь буду по-настоящему счастлива, но он подвел меня, обманул. А может, это я его подвела? Сама себя обманула?
Кошусь на Сашу. Его голова опущена, пальцы сцеплены в замок, выпирающие сбитые костяшки напоминают драконьи хребты. Сердце сжимается с внутренним визгом отчаяния. Я не могу… не могу его бросить. Он просит о невозможном. Больше чем уверена, Морев снова меня защищает, только на этот раз от себя самого. От той боли, которую он явно не собирается прекращать искать и множить. Он обещает, что не прыгнет, но то, во что он превращает свою жизнь, едва ли отличается от смерти.
– Ты еще здесь? – недовольно выплевывает Саша.
– Уже ухожу, – тихо отвечаю я и делаю шаг к самому быстрому выходу с крыши.
Все психологи мира наверняка расстреляли бы меня за это, но других идей нет. Мы должны быть наравне, оба на грани. Может, тогда я смогу понять его, а он, наконец, услышит меня? Упираюсь ладонями в шершавый промерзший бетон и подтягиваюсь на руках, закидывая сначала одну ногу, а затем вторую. Сердечный ритм мигом разгоняется до предела, становится даже жарко. Только бы ноги не подвели, а сознание не помутилось. Выпрямляюсь, разводя руки в стороны, чтобы держать равновесие. Взгляд всего на секунду устремляется вниз, но этого достаточно, чтобы из горла вырвался жалкий испуганный писк.