– Хорошо. Поправляйся и береги себя.
– Конечно. Люблю тебя.
– И я тебя, моя маленькая.
Откладываю в сторону телефон и градусник, взгляд упирается в потолок, и из уголков глаз стекают горячие слезы. Можно, конечно, списать все на слабость из-за температуры, но дело в другом. В этой ноющей боли в груди и пустоте за ребрами. Вчерашний ливень распугал всех бабочек. Теперь я не знаю, где они и получится ли вернуть их. Знаю только того, кто их создал, кого они любят и будут ждать. Как там Саша? Интересно, он уже уехал? Что с ним будет? Как его примут родители? Я хочу написать ему. Позвонить. Хочу увидеть. Еще хоть раз обнять. Не могу убрать руку с пульса, но должна. Я ведь обещала и поэтому обязана отпустить его. Выдержать и выстоять, чтобы и он смог.
Растираю пальцами мокрые опухшие глаза, заложенность носа, кажется, усиливается в несколько раз, и я вдыхаю ртом, но сухой кашель дерет горло. Вчерашний день ударил не только по моему моральному состоянию, но и по физическому. Настоящее фаталити от судьбы, серия ударов, после которых невозможно подняться. И если душевные раны быстро вылечить я вряд ли смогу, то с простудой стоит побороться. Жизнь ведь продолжается и… как там говорил Миша? Она дана, чтобы жить. Вот мы и будем, но для начала неплохо бы выжить, а для этого придется сходить в аптеку.
Чай, капли в нос, леденцы от кашля. День проходит в полусне, брожу по квартире, точно зомби, от ванной до кухни и обратно в спальню. Кутаюсь в одеяло и убиваю время за просмотром летсплеев любимого блогера. Его задорный смех здорово меня успокаивает, как и симулятор уборки и стройки, в который он играет. И так проходит несколько часов, пока робкий стук во входную дверь не застает меня на очередном выходе из ванной комнаты, где я пыталась высморкаться и чуть не лишилась глаз. Настороженно замираю, потому что строго-настрого запретила Лере и Лине приезжать, чтобы они не заразились. А может, это… Встряхиваю головой, мигом пожалев об этом, и, поморщившись от треска в ушах, направляюсь к двери.
– Кто? – спрашиваю я, ухватившись за защелку.
– Стю, это я! Можно с тобой…
Открываю дверь, без труда узнав голос. Аня распахивает глаза шире, а уголки ее губ опускаются. Она крепче сжимает ремешок сумки, висящей на плече, и топчется на месте. Да уж, наверняка видок у меня тот еще.
– Привет, – хрипло выдавливаю я.
– О боже… – качает она головой. – Я… я принесла твой мобильный и…
– Проходи. – Отступаю, освобождая проход, и обнимаю себя за плечи, потому что от легкого сквозняка тело начинает бить мелкая дрожь даже под теплым свитером. – Только держись подальше, я бацильная.
Аня молча переступает порог, закрывая за собой дверь, и виновато опускает нос:
– Если ты не хочешь со мной…
– Что за глупости?
– Стю, я ничего не знала. Клянусь. Макс стащил планшет и написал с моей страницы. Я понятия не имела, что он… что он может… – Аня растерянно бегает взглядом.
У меня и в мыслях не было, что она как-то в этом замешана, но отчего-то сейчас тень сомнений накрывает ее образ. Вчера Макс с ходу заявил, что в курсе наших отношений с Сашей. Сказал, что видел нас, но что если… это она обо всем узнала и рассказала ему? Что если Саша все-таки ее Лекс? Поэтому она сейчас выглядит такой виноватой? Горящие пятна сползают со лба на щеки и расплываются по шее. Голова такая тяжелая, что я с трудом понимаю сама себя. Снова выдумываю? Вижу то, чего нет? Последняя пара месяцев была щедра на загадки, секреты и подставы, и теперь они мерещатся буквально везде.
– Все нормально, Ань. Не оправдывайся. Слушай, я бы предложила тебе чай, но… сил вообще нет.
– Я могу заварить, – резво заявляет она, и чуть сбавляет обороты. – Если хочешь, конечно. Ты вообще ела?
– Да, недавно. Я не голодна, – уже в который за сегодня раз лгу я.
– Температура?
– Тридцать семь всего. Ерунда. Я просто вымоталась и перемерзла. – И снова ложь. Как быстро я втянулась. – Но от чая не откажусь. Думаю, нам стоит поговорить.
Она понуро кивает, и мы идем на кухню. Аня, как и обещала, заваривает чай, а после садится за стол напротив меня, нервно покусывая щеки изнутри. Достает из сумки мой телефон и кладет его рядом с чашкой. Экран испещрен мелкой сеткой трещин, на корпусе сбоку внушительная вмятина.
– Женя принес его мне утром и все рассказал. Стю, мне так жаль… – голос Ани подрагивает, и я закрываю глаза, обхватывая руками горячую чашку. – Я и подумать не могла, что все так… что мой брат такая…
– Ты его видела?
– Угу. В больнице.
Поджимаю губы, чувства странные. Будто злобный монстр рычит во мне от удовольствия. Похоже, события последних дней сделали из меня злого человека, но я не хочу сейчас это анализировать.
– Сочувствую, – озвучиваю ровным тоном очередную ложь, все еще не глядя на Аню.
– Не стоит. В больнице лежит Дэн. Сотрясение, но жить будет. На Максе, конечно, тоже живого места нет, но от госпитализации он отказался. Хотя после затрещины отца она все-таки может ему понадобиться. А если нет, то я и сама не прочь вломить ему пару раз.
Распахиваю глаза, но предусмотрительно помалкиваю, ожидая дальнейших объяснений. Во взгляде Ани столько сокрушительного сожаления и сочувствия, что свербит в носу, но слез нет. Наверное, лимит на ближайшее время уже исчерпан. Или же я просто не могу ей поверить.
– После визита Жени я сразу пошла к отцу и все рассказала. Он выгнал Макса из дома, но предупредил, что если еще хоть раз узнает о подобной выходке, то новым домом ему станет веселое местечко, где небо в клеточку, а друзья в полосочку. – Аня беспокойно потирает пальцами висок. – Стю, я… прости меня…
– За что? – устало вздыхаю я.
– Если бы я только знала…
– А ты разве не знала о том, как сильно Максим ненавидит Сашу?
– У них всегда были терки, но я не думала, что все так серьезно. После смерти Миши мне казалось, они прекратили общаться.
– А вы?
– В смысле?
– Вы с Сашей, – уточняю я.
– Мы-ы-ы… мы никогда особо-то и не… просто… просто знали друг друга.
– М-м-м, – задумчиво тяну я. – Понятно.
Ненадолго комната погружается в тишину. Делаю пару глотков чая, но даже не чувствую его вкус. Нет, ну это же бред какой-то. Аня не могла участвовать в подставе. Не стала бы. Да и Саша сказал мне то же, что и она. Я просто устала. Именно. Мне теперь все кажется странным. Все кажутся врагами.
– Отец просил передать, что мы все возместим, – вновь заговаривает Аня. – За телефон и…
Она недолго мнется и снова ныряет рукой в сумку, достает крафтовый конверт, который кажется подозрительно пухлым, и опускает его рядом с мобильником.
– Если этого не хватит…
– Я не собиралась заявлять в полицию, – строго говорю я. – Убери это.
– Стю…
Раскрываю конверт с деньгами и вынимаю ровно столько, сколько стоит телефон:
– Остальное забери. Это лишнее.
– Но…
– Я же сказала, что не буду трепаться.
Аня покорно кивает и прячет конверт назад в сумку. Родственников не выбирают, и, думаю, Аню сейчас как никогда удручает этот факт. И все же он ее брат, еще и двойняшка. Даже не представляю, что она чувствует, да это меня и не касается. Своих переживаний хватает. В любом случае, все закончилось. Вообще все. Нет смысла искать виноватых, когда нечего исправлять.
– Как Мор? – голос Ани звучит по-детски скромно, глаза скрыты за густыми опущенными ресницами, и что-то в ее вопросе меня коробит.
– Ты зовешь его – Мор?
– Да, – настороженно отвечает она.
– Всегда так называла?
– Стю, я… я не понимаю, к чему ты…
– Лекс разве не сокращение от Александр?
Аня хмурится и мотает головой. Ее пушистые волосы, обрамляют лицо темным облаком, а зеленые глаза напоминают лесную чащу. Мы знакомы не так давно, но я уже успела к ней прикипеть. Считала подругой. Неужели рухнет и это?
– Ань, скажи мне правду. Пожалуйста. Какая бы она ни была. Я просто хочу…
– В моем случае Лекс – это сокращение от Алексей, – говорит она громко и четко.
Закрываю руками лицо, горячее дыхание опаляет ладони. Тело наливается жаркой тяжестью облегчения, и теперь мне по-настоящему стыдно.
– Ты думала… – лопочет Аня. – Стю, мы с Мором никогда… это… Нет! Ничего такого не было!
– Прости меня, Ань. У меня уже крыша едет. Столько всего произошло, что я… я просто…
– Ну что ты? – Ножки стула со скрипом проезжают по полу, и мою голову обхватывают заботливые руки, прижимая ее к мягкой груди. – Это ты меня прости. Нужно было сразу тебе все рассказать, а не устраивать этот цирк.
– Брось. Это мне нужно было сразу к тебе прийти, но я боялась, что если твой Лекс это… – Рыдания клокочущим шаром поднимаются по моему горлу, мешая продолжить.
– Ну все, – Аня ласково гладит меня по голове. – Все уже закончилось. Теперь все будет хорошо.
– Не будет, – всхлипываю я, в этот раз не сумев солгать.
– Что? Почему?
– Саша уехал, и мы… мы расстались.
Аня на мгновение замирает, а после прижимает меня к себе еще крепче, позволяя выплакаться. И я благодарна ей за это, потому что она как никто меня понимает, ведь я слышу, как под моим ухом тихо стучит и ее разбитое сердце.
Провожаю Аню, когда за окнами уже совсем темнеет. Не знаю, что именно подтолкнуло ее на подвиг, стыд за брата, жалость ко мне или трепетное отношение к нашей дружбе, но она задержалась на несколько часов, чтобы успокоить меня, накормить супом и прибраться в квартире.
– Постарайся поскорее заснуть, ладно? – говорит Аня, слабо улыбнувшись. – И не смей появляться в универе, пока не поправишься.
– Да, мэм, – смазанно киваю я, едва стоя на ногах.
– Все. Запри дверь и марш в постель. Я напишу тебе завтра.
– Угу.
Аня выходит на лестничную клетку, и я делаю все, как велено. Поворачиваю внутреннюю защелку на двери, бреду в спальню и забираюсь в свежезастеленную кровать. Заворачиваюсь в одеяло и ложусь лицом к окну. Уже было собираюсь закрыть глаза, но жужжание мобильного – точно удар дефибриллятора. Правда, когда я вижу номер, скачок эмоций исчезает, но трубку я все равно поднимаю: