Мы случились. Рассказ дается мне с большим трудом, но и маме не легче. Замечаю, как сбивается ее дыхание на некоторых моментах, как напрягается челюсть и мышцы на шее. Самые жуткие детали я, конечно, опускаю. Все краски разборки на баскетбольной площадке и моего порыва на крыше ей знать ни к чему, но в остальном я честна.
– И теперь мы не общаемся, – заканчиваю, огорченно шмыгнув носом.
– О-о-о… моя малышка… – расстроенно тянет мама. – Это просто кошмар. Сколько же всего тебе… то есть вам всем пришлось вытерпеть. Дети-дети… Знаешь, когда мне на УЗИ сказали, что мы с папой ждем девочку, я очень обрадовалась. Растить детей любого пола непросто, но мальчики… с ними так сложно установить эмоциональный контакт. Мы так по-разному переживаем трудности. Девочки зачастую ищут поддержки и защиты, им в этом плане легче, никто не скажет, что ты ноешь, как девчонка, ведь это и так правда. А вот мальчики с самого детства слышат непрерывный поток ограничений. Мужчины не плачут. Не жалуются. У них никогда и ничего не болит. Их ругают за излишнюю эмоциональность и поощряют, если они все держат в себе. Вот так и вырастают черствые, скрытные и холодные парни. Они не умеют показывать чувства, признавать и говорить о них. Мне очень жаль этого мальчика, Мишу. Жаль, что в таком юном возрасте ему пришлось взвалить на себя такую огромную ответственность. И друзей его тоже жаль, ведь все они искали одного – утешения, только вот не там, где нужно. Настенька, я видела подобное множество раз. Когда мужчинам плохо, они замыкаются и убегают искать облегчения там, где их никто не увидит и не осудит. Им внушили, что именно это делает их настоящими мужчинами, хотя все мы просто люди. Не идеальные, хрупкие и иногда слабые перед жизненными обстоятельствами. Нам всем нужна поддержка, нужна любовь близких. И ты у меня огромная умница. Такая сильная, такая взрослая. Хотя не каждый взрослый сумел бы так поступить… – На ее глазах наворачиваются слезы, и мой взгляд тоже мутнеет.
– Мам…
– Прости-прости, милая. – Она прижимает ладонь к груди и тяжело вздыхает. – Я просто расчувствовалась. Я горжусь тобой. Правда. Ты все сделала правильно. С трудом представляю, как это было сложно. Отпустить его. Позволить спасти себя, на самом деле спасая его. Это и есть любовь. Самая настоящая.
Опускаю голову, слезы капают с ресниц. Мама подается вперед и обнимает меня, позволяя устроить голову у нее на груди.
– Все будет хорошо, милая, – приговаривает она, поглаживая меня по волосам. – Слышишь? Все будет хорошо. Саше станет легче, он придет в себя. Вот увидишь. У вас еще целая жизнь впереди. Сейчас он в безопасности, родители сделают все, чтобы ему помочь, а потом…
– Знаешь, чего я боюсь больше всего? – всхлипываю я.
– Чего?
– Я очень хочу, чтобы Саше стало лучше. Чтобы он вернул свою жизнь себе, снова начал радоваться, избавился от чувства вины, но что, если… если он не захочет возвращаться? Я ведь теперь тоже в его списке непростительных дел. Еще одно напоминание о том, что случилось. А вдруг он решит начать все сначала подальше от тех, кто…
– Девочки-и-и! – раздается задорный крик из прихожей и шелест бумажных пакетов. – Я купил…
– Ш-ш-ш, – шипит мама, и я чувствую, как трясется ее плечо.
– Что слу… ты меня прогоняешь? Все, понял. Ухожу, – бегло отвечает папа.
Мама осторожно отклоняется и обхватывает теплыми ладонями мое лицо, стирая слезы с щек:
– Родная, вы обязательно что-то придумаете. Пока еще ничего не решено, не губи в себе чувства, но даже если все пойдет не так, как хотелось бы, это еще не значит, что будет плохо. По крайней мере, это не будет длиться вечно.
– Я так скучаю по нему, мам. Так сильно…
– Верю, моя маленькая.
– А еще он передал мне подарок.
– Значит, и он по тебе скучает. Парни не дарят подарки просто так.
– Вдруг он прощальный?
– Ты его уже открыла?
– Пока нет.
– Хочешь, посмотрим прямо сейчас и проведем экспертизу?
Коротко усмехаюсь, и мама ласково мне улыбается.
– Нет. – Я вытираю пальцами мокрый нос и протяжно выдыхаю, успокаиваясь. – Открою его, как положено, после боя курантов. Мы и так нарушили с тобой все правила, за нами наверняка уже выехала новогодняя полиция.
– Хорошо. Как скажешь.
– Спасибо, мам.
– Ну что ты, милая. Я всегда рядом. Всегда тебя поддержу.
Киваю несколько раз, ощутив приятное опустошение. Разговор с мамой не решил всех проблем, но стало действительно легче. Иногда определенный выход из ситуации нужен не так сильно, как простое осознание, что он есть, и далеко не один. Все изменится. Так, как сейчас, будет не всегда. Жизнь длинная, и в ней будет происходить еще много событий, как хороших, так и плохих, но это не определяет ее суть. Только я сама могу это сделать.
– Хочешь, можешь пойти поваляться или посмотреть телевизор с папой? – предлагает мама. – Я тут сама управлюсь.
– Ну уж нет, я тебя не брошу. И кто-то же должен сделать розовый майонез.
Она щиплет меня за щеку, и мы возвращаемся к разделочным доскам. Стучат ножи, глубокие салатницы заполняются, как вдруг в меня прилетает еще один вопрос, неожиданный и колючий, точно снежок.
– Настя, а как далеко вы с Сашей?..
– Ма-а-ам, – настороженно тяну я.
– Знаю, мне тоже неловко, но я отвечаю за твое здоровье.
– Со мной все в порядке. И мы… ну-у-у…
– Понятно. А с циклом как?
– Порядок.
– Молодцы, но, по-хорошему, стоит все равно показаться врачу. Ты можешь записаться сама или…
– Лучше с тобой, – обрываю напряженно.
– Договорились. Сходим после праздников.
– Хорошо. – Надуваю щеки и выпускаю воздух сквозь расслабленные губы. – Боже, я не была к этому готова…
– И я тоже, – нервно хихикает мама. – Как и к внукам, кстати. Сильно не торопись, ладно?
– Ладно, – смеюсь я.
– О! Уже смеетесь?! – заглядывает в комнату папа. – Я купил два батона, они еще даже теплые… ну, были. Где овации?
Переглядываемся с мамой и громко рукоплещем нашему добытчику.
Вечер проходит по-домашнему уютно и по-праздничному ярко. Пока мы с мамой наряжаемся, папа ставит в гостиной стол, который мы все вместе сервируем, расставляя любимые блюда и натертые до блеска бокалы для шампанского. Делаем несколько фотографий у елки и отправляем их родственникам и друзьям с короткой подписью «С наступающим!» По телевизору идет забавное шоу, папа рассказывает веселые истории, а часы неумолимо отсчитывают последние минуты уходящего года. Поздравление президента проходит мимо моих ушей, голова занята формулировкой желания, которое с первым боем курантов и хлопком пробки сокращается до нескольких слов – хочу, чтобы все мои близкие были здоровы и счастливы.
– С Новым годом! – басит папа, наполняя бокалы.
– С новым счастьем! – подхватывает мама.
– Ура-а-а! – тяну я.
Звенит стекло, шампанское пузырьками пощипывает горло, а за окнами раздаются визг взлетающих петард и радостные крики. Мобильные телефоны, лежащие на столе, тоже оживают, сыплются сообщения и звонки.
– О! Сестрица! – улыбается мама и поднимает трубку. – С Новым годом, москвичи!
Она хватает папу под руку и волочет за собой из комнаты, включая громкую связь, а я поднимаюсь из-за стола и подхожу к окну, отдергивая занавеску. Темное небо озаряют яркие вспышки, и я завороженно наблюдаю за десятками искр несколько минут. Горят и гаснут. Горят и гаснут… Неужели с чувствами так же? Неужели через какое-то время я вспомню о Саше, как об этом фейерверке? Неужели останется лишь темное небо?
Усаживаюсь под елку, чтобы открыть один особенный подарок. Тонкая белая лента поддается без труда, и я снимаю крышку. Улыбка растягивает губы, цепляю пальцами чокер из желтых полупрозрачных бусин разной формы и рассматриваю подвеску в виде крошечного белого сердечка в золотой оправе. Закрываю глаза, запрокинув голову. Оно целое. И оно для меня. Надеваю подвеску и делаю несколько селфи на фоне елки. Отбираю самое приличное и тут же выгружаю в Сеть, добавив вместо подписи три красных сердца.
За окном грохочут фейерверки, освещая вспышками света крохотную темную комнату, которая за один день была превращена из кабинета в спальню. Саша сидит на полу, упершись спиной в край раскладного дивана, и смотрит на акварельный портрет, в углу которого серебрится зашифрованная надпись. Целых тринадцать символов, Мореева постаралась на славу. Но что за ними? Что в них кроется? Это конец? Прощание? Она окончательно отпускает его? Кое-что получается расшифровать довольно быстро, местоимения и частицы, но смысл так и не вырисовывается. Саша убирает портрет в сторону и проводит рукой по волосам. Короткие колючки царапают ладони, и Морев зажмуривается, стараясь поймать равновесие, концентрируясь на движении воздуха в гортани. Его состояние все еще слишком шаткое, любая мелочь может выбить из колеи.
Экран мобильного телефона, лежащего рядом, загорается. Саша открывает сообщение и с беспристрастным выражением лица печатает короткое ответное поздравление для Димы.
Дмитрий Зимин: «Желание загадал?»
koroche: «А ты?»
Дмитрий Зимин: «Разумеется!»
koroche: «Снова море бабла и принцессу в придачу?»
Дмитрий Зимин: «Как хорошо ты меня знаешь))»
Дмитрий Зимин: «Кстати, твое желание только что опубликовало новое фото»
Саша с трудом сглатывает и опускает телефон на бедро, снова возвращая внимание дыханию. Проходит пять секунд, десять. Залпы салютов и петард бьют по ушам, а шорох рассыпающихся искр прокатывается по коже мурашками. Морев поднимает мобильный к лицу, открывает страницу Мореевой и смотрит на последнюю фотографию на «стене». Сердце резво вздрагивает, в пульсе слышится – «Моя. Скучаю. Люблю». Желание появляется в мыслях Саши в один миг, когда взгляд цепляется за белое сердечко чокера, обвивающего тонкую шею.
«Хочу, чтобы сердце Мореевой всегда было целым».