– Да. В конце концов, во всем этом есть и моя вина, ведь я…
Не попытался оттолкнуть меня. Ответил. Я отлично слышала твои стоны и все еще помню, как меня касались твои ладони, ты меня не по волосам, между прочим, гладил, а вполне себе трогал, так, что я чуть не кончила. Так, Орфо, дыши. Это точно не стоит ему припоминать, и самой лучше не прокручивать в голове.
– Ты тоже выпил лишнего, – заканчиваю сама, просто чтобы он не мучился. И отвратительнейше подмигиваю, но тут же вижу, как он потупляет голову. – Ну да, ну да, я тебя с этой стороны, кстати, не знала, ты не увлекался вином, даже на королевских пирах…
И вспоминая, что делал с тобой твой хозяин, от чего отвлекал тебя этим напитком, – неудивительно. Вино, скорее всего, годами вызывало у Эвера самые дурные воспоминания. Как и зелья. Как и прикосновения.
– В общем, – пора точно заканчивать, иначе я сойду с ума, – давай попробуем это забыть. И порадуемся, что я оказалась права, ты определенно не заразен и все такое. Можно жить дальше!
Последнее я сопровождаю полным энтузиазма всплеском рук и улыбкой, хотя на самом деле хочу заползти в ближайший темный угол, покрыться плесенью и умереть. Эвер смотрит с недоверчивым недоумением несколько секунд, а потом все же улыбается и слабо кивает. Договорились. Попробуем. Я опять останавливаю взгляд на его губах, шлю сама себе очередное проклятие и поскорее меняю позу: небрежно становлюсь с Эвером рядом, тоже приваливаюсь к стене. Ведь не похоже, что он пришел в себя до конца и собирается куда-то идти. А я совсем не хочу с ним расставаться.
– Как прошел твой допрос? – тихо спрашиваю я, склоняя голову и внимательно следя за его реакцией. – Мой затянулся. Из-за Илфокиона.
– Мой окончился достаточно быстро, – отзывается он вроде нейтрально, не отводя глаз, но от меня не ускользает жест: руки сцепились в нервный замок. – Мне задавали в целом общие вопросы. О внешности чудовища, которое я описал как… себя; об ощущениях – там я перечислил все, что и тебе. О твоем появлении. – Он опять слабо улыбается. – Я выставил тебя героиней.
– Илфокион считает меня скорее дурой, – срывается с языка прежде, чем я поняла бы последствия.
– Почему? – Эвер хмурится скорее сочувственно, а не встревоженно. Слава богам, не понимает, о чем речь, и я выбираю самый безобидный ответ:
– Он недоволен, что я не взяла с собой на подвиг его увальней или его самого. Что сделала все так спонтанно и… – вяло отмахиваюсь, – в общем, что я совсем не думаю о безопасности. – Ох, опять не удается сдержаться, я добавляю: – И мне понятно, что это ты его накрутил.
Эвер болезненно вздрагивает и смежает веки так, будто у него закружилась голова. Я злюсь на себя: могла ведь промолчать, сама уже завершила неприятный разговор про скрытые угрозы. Но, видимо, подспудно что-то грызет и меня. Я просто не могу успокоиться, подозревая, вдруг Эвер продолжает считать угрозой себя. А значит, продолжит шарахаться, как дикое животное.
– Я… – Он потирает висок. – Да, возможно. Я плохо спал, мне снились кошмары со всякими трупами, он заметил мое самочувствие и стал спрашивать. И… я признался в том, в чем и тебе. Насчет тревог. Мне показалось, он действительно принял это к сведению.
– Что ты думаешь сейчас? – упорствую я. Ох, я сказала бы ему, что «принятие к сведению» в исполнении Илфокиона обычно не ведет ни к чему хорошему.
Эвер устало открывает глаза. Они встречаются с моими. Я стараюсь выдержать взгляд.
– Я думаю, нужно подождать. И может, через пару дней я расслаблюсь. Если не произойдет больше ничего плохого.
– Больше? – Это словно колючка в пальце. Я хмурю брови. – Эвер, а что, что-то уже…
Он опускает голову. Теперь он упрямо смотрит в пол, на котором пляшут солнечные пятна.
– Не знаю, Орфо. Ничего не знаю. Но очень хочу до этого дожить.
У него такой замученный вид, что лезть дальше просто нельзя. Медлю, кусая губы и разглядывая его, потом окончательно решаюсь – и отступаю от стенки первая. Хватит, хватит, этот день еще можно спасти. Допрос пройден, папа обещает со мной поужинать, а где-то в соседних покоях скучает Клио. Пока Скорфус отоспится, я должна выполнить свои обязанности. Развлечь посла доброй воли и найти для скорейшего выздоровления Эвера еще что-нибудь земное. Что-нибудь поприятнее, чем мои пьяные приставания.
– Есть планы? – заговорщицки спрашиваю я, все-таки тронув его за плечо.
Эвер качает головой, но мою ладонь не стряхивает. Это обнадеживает. Я опять принимаю самый безмятежный вид и понижаю голос:
– Тогда самое время собрать корзинку на эранос[11]. Наша физальская гостья должна увидеть кое-что очень-очень важное в дипломатическом смысле.
Пойду с лучших фигур, сразу. Ведь я тоже давно там не была.
8. Одинокое дерево. Эвер
Море шелестит глухо и гулко, песок шуршит под стопами. Клио бежит – волосы летят по ветру черной шелковой волной. Видеть ее одетой в духе Орфо, то есть в короткой тунике и слинах, пусть они из лучшего гирийского хлопка, а не из более дешевых органзы и кожи, – странно. Думаю, дома она не расскажет, что ходила так. Даже попадая к чужим дворам, игаптяне ревностно хранят традиции. Физальцы, а нередко и физалийки, носят широкие, подвязываемые поясами белые швары и вышитые рубашки, но, как Клио доверчиво призналась нам, ее всегда обряжали только в тяжелые, прямые, украшенные золотом и самоцветами платья. Подарочные штаны до икр, которые Орфо велела сшить ей еще вчера, – первые у Клио в жизни.
Я всматриваюсь в ее фигурку, в глубокие следы, которые она оставляет на песке. Глупое сравнение, но Клио похожа на пса, которого впервые за долгое время спустили с привязи и он никак не набегается. Она заскакивает в море. Выбегает назад. Оглядывается на нас, замедляется немного, но вскоре снова бежит. Она безмятежна, и, пожалуй, мне нравится наблюдать за ней.
Нравится, несмотря на зависть, ведь мне до этой безмятежности далеко.
– Красивая, а? – звучит рядом, лукаво и не без вызова. – Не хочешь пробежаться с ней, м-м-м? Я только рада буду.
Орфо тащит плетеную корзину с едой. С ближнего борта хитро торчит синефигурный кувшин с вином. Уже не раз я пытался забрать ношу, но Орфо только с усмешкой бросала что-нибудь вроде: «Расслабься, правители – слуги народа». Не то чтобы мне это нравилось, корзина ломится от снеди, и там еще покрывало, чаши, кувшин, ножи… У Орфо усталый вид, волосы прилипли к взмокшему лбу, хотя идет она вполне бодро. Мы почти не разговаривали весь путь от замка – но вот ей, кажется, надоела тишина.
– Не хочу, – честно отзываюсь я, но по взгляду понимаю: она ждет реакцию на «Красивая?». Удивительно, раздражения я не чувствую, хотя эмоция в глазах Орфо прозрачна. Улыбаюсь. – Если считаешь ее красивой и для тебя это повод побегать вместе, отдай уже мне еду, а? И беги.
Орфо досадливо морщит нос, фыркает, и от очередного ее шага песок разлетается фонтанчиками. Затем она демонстративно ускоряется, и мне приходится сделать то же. Орфо кусает губы, хмурясь, явно раздумывая, что бы такого сказать, чтобы я непременно ощутил вину за свою непроницательность. Или непроницаемость, как посмотреть.
– Я больше не ребенок, а ты не нянька, – наконец цедит она. – Ладно?
– Это не значит, что я не могу тебе помочь. – Протягиваю руку настойчивее. – Но то, что ты выросла, не значит, что я буду терпеть твои… – предательски запинаюсь под неотрывным, многозначительным взглядом, полным глубокой синевы, – твои…
– Что? – Она усмехается уголком рта. В глазах что-то вроде предвкушения. Интересной перепалки? Того, что я начну краснеть и мычать?
Выходки. Шуточки. И твою ревность тоже. Я мог бы сказать что угодно, но, проклятие, правда начинаю краснеть и мычать. И она видит. Усмехается шире, склонив голову к плечу, – ветер бросает волосы назад, солнце заливает каждую прядь бликами, пестро-коричневыми, как кристаллы тигрового глаза. Я ловлю себя на том, что рассматриваю эту игру света в темных волнах. И это она видит тоже.
– Так что же? – спрашивает снова.
– Ничего. – Вздохнув, пытаюсь отнять корзину, но она не дает. – Орфо. Ну хватит. Если не мне, отдай хотя бы этим.
Бегло оборачиваюсь. Двое юношей, замыкающих нашу маленькую компанию, – белокурый физалец Рикус и смуглый, весь покрытый священными татуировками игаптянин Ардон – идут в ногу на расстоянии шести-семи шагов, тихо говоря о своем. На первом – посеребренный торакс с выгравированным на груди трезубцем, на втором – темный пластинчатый доспех, какие носят в Республике, но с медной блямбой, где тоже есть этот символ. Грозный знак морского бога Одонуса. Напоминание: физальцы считают его особым покровителем. Клио сказала, эти двое – ее давние друзья и самые близкие воины, с которыми она выросла. Это слово – «воины» – она использует охотнее, что неудивительно: «целеры» – исконно гирийский термин. Физальцы отказываются от него как могут, но пока не подобрали достойную замену.
Орфо не в восторге от вооруженного эскорта – оба, конечно, при мечах; у физальца с собой и хлыст. Но они держатся мирно, улыбаются, явно наслаждаются прогулкой, и лично я почти забыл о них. Эти двое не кажутся предубежденными. Не знаю, чем они занимались вчера, но явно не успели сделать о Гирии недобрых выводов. И все же сегодня они настойчиво выказали желание сопроводить нас, а Клио не стала спорить. Орфо довольно сердито высказалась на тему: «В случае чего мы защитим тебя сами, не сомневайся», но в конце концов тоже уступила. Понимала: в ее делах дружбой с одной лишь принцессой-послом не обойдешься.
– Они же тебе не нравятся. Хоть какая-то польза. – Украдкой киваю на юношей, но Орфо только уныло отмахивается.
– Мне не нравятся не они, а факт их присутствия, ты же знаешь: сама я почти никогда не хожу со стражей. Но, так или иначе, они не грузовые ослики.
– Значит, нравятся? – Решив все-таки поддеть ее, я щурюсь. – Ну-ка! И кто больше? Темненький, светленький?