– Повеселю тебя, – нервно фыркаю. – Представляешь… Рикус, кажется, подозревает Скорфуса. В нападении на папу.
Жду, что Эвер тоже фыркнет, или улыбнется, или даже позволит себе шутку в духе «Ну-ну, он сразу мне не понравился!». Но я снова промазала с репликой: глаза его совсем пустеют, он опять закрывает руками лицо, сидит так какое-то время, и только ветер мягко треплет его волосы. Сердце предательски сжимается. На миг кажется, что я сейчас услышу: «Это вполне вероятно». Сглатываю, кулаки опять с хрустом стискиваются. Да… нет! С чего это все, они сговорились?! Скорфус просто не мог этого сделать, и не только потому, что фамильяры почти не нападают на людей. Скорфус любит нас, замок – его дом, мы – его семья, и мне вообще не приходило в голову, что, например, он… изобразил плохое самочувствие, чтобы не ходить с нами к мемориалу? Чтобы что-то сделать в замке? Что-то плохое? Совсем наоборот!
«Это моя проблема, не ваша. Вам нельзя становиться уязвимыми».
Он не хитрил, говоря это и впиваясь когтями в мою руку. Он казался очень расстроенным, нет… раздавленным? Я встряхиваюсь. Да. Даже Эвера я не пощажу, если сейчас он заявит…
– Кто бы это ни был, вряд ли это твой кот, – к моему облегчению произносит он и все же дарит мне вымученную ободряющую улыбку. Похоже, чувствует: мне важно это услышать.
– Знаю. – Улыбаюсь в ответ, сажусь немного ближе. – Но спасибо. Еще бы выяснить кто.
– Не я, – выпаливает вдруг он. От неожиданности я, ерзающая в траве, чтобы сесть поудобнее, едва не падаю ничком.
– Э-э! – Удерживая равновесие, опираюсь на его колено, но тут же отдергиваю руку. Вглядываюсь в лицо, ищу шутливость, но он серьезен. Все-таки смеюсь, добавляя: – Да чего ты как Клио? Конечно, на папу напал не ты. Ты же был со мной.
Но вместо того чтобы засмеяться в ответ, он сжимает губы. А потом с них все же срывается то, чего я не хочу слышать, но что кажется эхом моих недавних мрачных мыслей.
– Зато Монстр может быть где-то рядом.
– Эвер, бр-р! – Дергаю плечами, осторожно цепляю его под локоть и, прижимаясь ближе, пытаюсь заглянуть в глаза. – Послушай. Этот инцидент может иметь какую угодно природу. В конце концов, если так подумать, у папы много давних врагов. В Сенате остались мамины сторонники, которые просто затаились; из-за моей коронации город взволнован и…
– Тогда кто-то должен приглядывать за тобой, – тихо обрывает он, и наши взгляды снова встречаются. – Чтобы ты не стала следующей.
Смеюсь так громко, как только могу. Кусаю губу. Приглядывать? А давай ты? Вслух шучу:
– Эвер, ради всех богов, может, просто повесим на меня табличку: «Эта принцесса и так скоро сдохнет, потерпите, терпение – добродетель!»? Меньше проблем, а то дел столько…
И он все-таки смеется в ответ, совсем тихо, почти призрачно, но так чудесно – я обмираю. А потом, не вырываясь, он вдруг наклоняется ближе, слегка касается лбом моего лба и шепчет:
– Твои шутки… знаешь, порой мне уже кажется, будто ты хочешь умереть. Это пугает.
В горле пересыхает. По спине бежит жаркая дрожь, и не только от его горячего дыхания.
«Я хотела. Часто хотела. Почти постоянно. Пока думала, что ты мертв и это я убила тебя».
– Я…
Дикий крик не дает ни закончить, ни сделать глупость – податься ближе к его губам, к этой слабой щетине на подбородке, к этим убийственным, неотрывным от меня глазам.
Кричат в верхних покоях башни Волшебства.
2. Блеск древнего серебра. Эвер
Сад никогда еще не казался таким бесконечным, а замок в его сердцевине – таким далеким. Мы бежим через грядки лекарственных трав, ломаем кусты, спотыкаемся. Треск, топот, наше дыхание – других звуков нет, крик оборвался. Я думаю, что сейчас упаду – так сорвался с места, но все наоборот: я обгоняю Орфо шагов на десять, а потом и на двадцать, в пять-шесть прыжков проскакиваю сад камней, проламываю огромную тростниковую сетку, увитую виноградом. Мои ноги будто пружинят, а вот Орфо, хотя и несется стрелой, отстает сильнее и сильнее. Я замечаю это, только услышав сзади удивленный оклик, но выбрасываю его из головы в мгновение ока.
Потом. Все потом. Это неважно. Куда важнее, что Ардон, которого мы увидели падающим – нет, кубарем вылетающим – из окна, все-таки зацепился рукой за проем. А сейчас, когда я уже почти под стенами, стою с горящими стопами, едва дыша, – с ним рядом кто-то появился.
Ардон судорожно пытается то ли подтянуться, то ли крепче ухватиться; его ноги бессмысленно ищут опору на отвесной стене. В ответ на какой-то возглас он дергается вверх, точно раненый лев, тянется второй рукой. Звякает и сверкает серебро, падает в кустарник у подножия башни. Монета. Значит, прибежал Рикус. Да, в проеме мелькает его белокурая голова. Свесился он опасно, очень опасно, так низко, что их с Ардоном лица едва ли не соприкасаются…
– ПОМОГИТЕ! – Да, это его голос. – СТРАЖА! КЛИО!
Шею сводит – я смотрю на них, не решаясь позвать, чтобы, не дай Зирус, кто-то случайно не дернулся, не разжал рук. Не понимаю… эти двое схожей комплекции и даже если успели снова облачиться в доспехи, игаптские пластинчатые панцири намного легче физальских тораксов. Почему Рикус никак не затащит его наверх, почему…
– Хаби! – Кажется, это голосок Клио. – СТРАЖА!
– СТРАЖА! – кричу и я, надеясь, что хоть здесь, в саду поблизости, кто-то прохлаждается. Ведь, скорее всего, пока мы с Орфо сидели в тени, Илфокион снял большую часть часовых и ушел сам. Вряд ли он пожелал задержаться, вряд ли даже оставил кого-то, чтобы помочь ребятам перетаскать вещи. А может, вещей особенно и нет, ведь забирали их почти без всего, это потом прислуга что-то донесла. А значит…
– Лезь! – кажется, хрипит Рикус там, наверху.
– Да помоги… тяни… – Нога Ардона снова скользит по кладке.
Лихорадочно озираюсь, ища хоть какой-то способ им помочь. Стража могла бы растянуть плащ, но стражи упорно нет; кусты чахлые – да я и не успею наломать достаточно веток, чтобы смягчить падение. И потом, даже если ободрать все поблизости, достаточно для такой высоты не будет. Я решаю иначе – и бегу к крыльцу, стараясь не думать о простом и беспощадном: ребята на высоте примерно десяти этажей, и даже если я опять смогу двигаться очень быстро…
– Ри-икус!
Истошный визг застает меня на ступенях – и пригвождает к ним. Я вскидываюсь снова, пытаясь не думать – о странном свисте ветра, который словно окружил меня, об этом ослепительном солнце над краем крыши и о ветках, снова о ветках. Они выпали. Оба. И летят вниз под крики Клио, чье лицо темнеет в окне. Словно этого мало, я опять вижу ее мертвой – на этот раз полуразложившейся, с сальными, налипшими на лоб волосами. Прогалы челюсти. Огни в глазах. Вижу очень хорошо, слишком хорошо для десяти…
– А-А-А-А-А!
Этот крик гремит сзади, хриплее, ниже. Но прежде чем дернуться на него, я уже все понимаю – и дрожь прошибает меня от затылка до пальцев ног. Воздух рассекает упругая невидимая волна. Рикус и Ардон, точно куклы на веревках, замирают где-то на высоте пятого этажа. Медленно отведя от них взгляд, я нахожу Орфо – на том месте, где только что стоял сам.
Она кричит снова, сгибает ноги, как если бы волокла на спине тяжелую ношу, и дергает плечами. Все ее раны и царапины – на шее, на запястьях, на лице – кровоточат, кровь струится и из-под ногтей. Но вскинутые вперед-вверх напряженные руки направляют невидимый поток. Он достаточно мощный, чтобы удерживать две фигуры, пусть и в странных, неестественных позах, снова и снова напоминающих о театральных игрушках. Они живы, это главное.
Бежать в башню нет смысла – разве что проследить, чтоб Клио не вывалилась следом? Нет, скорее она сама уже несется вниз. Слетаю со ступеней, не зная, впрочем, чем помочь Орфо, может ли хоть кто-то. Рикуса и Ардона мотыляет вправо-вниз: похоже, сила дала сбой. Орфо, свистяще выдохнув, возвращает контроль, но все ее ногти уже красные, из груди рвутся хрипы. Она расставила ноги, как в боевой стойке; плечи окаменели. От них до запястий то и дело бегут крупные судороги, а пальцы скрючились, словно птичьи когти. Глаза застыли; метка на левой руке горит тревожным оранжевым огоньком. Я никогда такого не видел.
– Орфо… – шепчу, медленно идя к ней, больше всего опасаясь, что резкие движения ее собьют. Молчать, говорить? Шепчу: – Орфо, отлично, еще немного. Давай…
Она сжимает зубы, но тут же снова кричит, дергаясь. Я даже не знаю… здесь ли она, что видит и что слышит. И тем более не знаю, есть ли смысл в моем полном страха и надежды:
– Я рядом. Здесь. Просто знай… ты сильнее.
Сильнее чего? Ее взгляд темный, тяжелый, исподлобья – и на малодушный миг я замираю, вспомнив, когда видел у нее такой же. Там. На берегу. В тот ливень, когда вокруг лежали четыре трупа, а эти простертые вперед пальцы сдавливали мои кости, сердце, горло. Но я сбрасываю оцепенелый ужас, делаю еще шаг, не сводя с Орфо глаз и повторяя все те же слова. Вряд ли ей это поможет. Вряд ли, хотя в детстве помогало. Помогало и в снах последних дней. И может…
Она судорожно выдыхает, шатается. Рикус и Ардон опускаются еще на этаж, но резко, рвано, и по задрожавшим сильнее кистям Орфо я ощущаю что-то очень дурное – до дрожи в спине.
– Орфо…
Кровь из-под ее ногтей начинает капать в траву, а колени подгибаются сильнее.
– Что-то… мешает, – выдыхает она сипло. И испуганно. – Не могу просто их…
В воздухе звенит всхлип – Клио? Она, похоже, уже где-то рядом, я почти вижу, как она бежит по ступенькам, задыхаясь и прижимая руку к боку, слышу топот ее ног в мягких лодочках. Точно отзываясь, Орфо дергает руки вверх, и две фигуры тоже дергаются, но – проклятие! – тут же ухают еще ниже. Кубарем. Орфо ловит их, а я вижу их круглые, полные ужаса глаза, рты, приоткрытые в немом вопле. Рикус с Ардоном даже не двигаются, просто смотрят вниз. Я не знаю, сколько раз их сердца уже остановились и сколько остановок еще выдержат. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Отпущены. Пойманы. Нет, нет, это больше не может…