– Бо-оги! – Скорфус закатывает глаз под лоб и пролетает мимо, шлепнув меня хвостом по щеке. – И что только она в тебе нашла? Определенно не мозги.
Впрочем, хватит. Хватит носиться со своими обидами, сейчас точно не время. Речь больше не о посадке цветов, не о детских шалостях и не о петтейе. А человек, благодаря которому в моей жизни все это вообще появилось, сменив собой ошейник, надушенные подушки и стекающее по бедрам семя, лежит при смерти, раненный неизвестно кем. Неизвестно…
– Расскажи лучше, – бормочу я, потому что от этого шквала мыслей нужно бежать и лучше даже не оглядываться, – что она нашла в тебе?
Хотя в принципе три последних дня, в которые Скорфус лихо орал на целеров и советников, носился, отдавая какие-никакие распоряжения прислуге, вылизывал Плиниусу раны и ухитрялся поддерживать дружелюбный дух в Клио и ее страже… ответ у меня есть. Быть полубогом здорово. Точно лучше, чем человеком, превращенным в монстра и дважды выпотрошенным заживо.
К счастью, Скорфус игнорирует меня, а значит, я могу игнорировать его. Тем временем Рикус и Ардон, видимо привлеченные нашей перепалкой, прекращают свою и синхронно поднимают глаза. Ардон все еще сидит с чуть склоненной головой и прижатым к носу каменным бычком, но кровь уже не капает.
– Эй, все в порядке? – Рикус, вздохнув, обшаривает пространство вокруг взглядом и, не найдя ни одного дерева, прислоняется к плечу товарища. – Денек, конечно, тот еще.
– Это вы мне расскажите. – Убедившись, что вся замковая стража уже на достаточном расстоянии и продолжает расходиться, присаживаюсь на корточки напротив парней. Их лица вернули наконец нормальный цвет, и в целом они, кажется, пришли в себя. – Про «в порядке».
– Угу, это вы грохнулись из окна. – Скорфус не находит ничего лучше, чем развалиться у меня на плечах. Я дергаюсь, и он нехотя стекает в траву. – Поехали, что ли?
– Куда? – Ардон озадаченно моргает. Скорфус опять закатывает глаз.
– Вау… – Уточняет: – Башкой. Спрашиваю, с ума вы, что ли, спятили или, может, таким был ваш план по убийству моей принцессы? Развязать войну, сдохнув?
– Ардон, – быстро перебиваю я, наблюдая, как сдвигаются черные брови, сливаясь с вытатуированным треугольником. Игаптянин кажется мне более вспыльчивым, чем его товарищ, и лучше не дожидаться его праведного возмущения. Я понижаю голос. – Целеров нет, можно говорить напрямую. Я спрашиваю от лица Орфо, думаю, ты понимаешь. Все ведь началось с тебя, как ты вывалился?
Может, я выбрал не лучшее слово, выставляющее его неосторожным глупцом, но ничего точнее на ум не пришло. Не до церемоний, я слишком встревожен. К счастью, Ардон не щепетилен: рассеянно сунув в карман чужую подвеску, потирает подбородок, потом висок, поднимает темные глаза и пожимает плечами.
– Мне нечего тебе сказать. – Прислушиваюсь к интонации, но пока не нахожу там второго дна, одну растерянность. – Я сидел на подоконнике с момента, как ушла Орфо; ребята собирались в своих спальнях. Я начал задремывать на солнце, а потом, в полусне, что-то словно… толкнуло меня в висок, такой горячий сгусток, который мог бы быть выстрелом или брошенным предметом… – Заметив выражение моего лица, он спешно приподнимает ладони. – Нет, нет, вероятно, случилось что-то вроде теплового удара, в мозгах у меня и вправду помутилось. На меня не нападали, это я могу сказать точно, я очень быстро открыл глаза и поблизости, в дверях или где-либо, никого не было.
Рикус кидает острый взгляд на Скорфуса, и тот морщится, явно сумев его истолковать. Разве что не шипит, сверкнув когтями:
– Поверь, я еще вылизывал себе яйца у пруда. Меня привлекли ваши вопли.
– Что? – Сталкиваюсь с Рикусом взглядом и запоздало вспоминаю то, что начинала рассказывать мне Орфо, еще не так давно. – Подожди. Почему…
– Ничего, – вздыхает тот и, определенно сделав над собой усилие, добавляет: – Извини, королевский кот. Но ты стойко мне не нравишься, тебя слишком много и ты что-то…
– Как и твоих зубов, – буднично перебивает Скорфус, махнув хвостом и рассмеявшись. – Точно не хочешь…
– Так, прекращайте, – веско встревает Ардон, отодвигаясь. Рикус едва не падает в траву, и строгий взгляд впивается в него. – Слушай. Давай ты не будешь забывать, что он нас спас, и лучше расскажешь… – тут глаза сужаются, – как давно в последний раз у тебя была нормальная тренировка. Какого крокодила ты не смог меня поднять, мне казалось, тот больной заморыш…
Рикус кусает губу, потирает шрам резким, нервным жестом. К впалым щекам приливает такая краска, какой я не видел даже у Орфо в самые неловкие минуты. Слегка теряюсь: мне казалось, эти двое примерно на равных позициях. Переругиваются, но ни один не может отчитывать другого подобным родительско-командирским тоном, от которого леденеет все внутри. Так, будто…
– Да. – Рикус повышает голос. – ДА, я виноват, буду стараться лучше, но перестань!
Ардон не продолжает, но они метают друг в друга молнии взглядов и это метание – явно недобрый знак. Ничего не понимаю. И не знаю, как себя вести. Будто меня нет или я оглох?
– Хорошо, – наконец бросает Ардон. – Надеюсь, ты сам все понимаешь. На тебя рассчитывают, ладно я, но если ты точно так же подведешь эфенди… стыдись.
«Стыдись»? Теперь Ардон почти яростно смотрит на свои сложенные на коленях руки, а Рикус, наоборот, – прямо мне в глаза. «Ну, допытывайся», – читается на лице. Я жду, что влезет Скорфус, он ведь не упустит шанса уколоть человека, почти обвинившего его в случившемся. Но Скорфус неожиданно занят: увлеченно, даже слишком, поедает бабочку, пойманную на ближайшей маргаритке в траве. А значит, и я могу вместо неудобных слов сделать простой приглашающий жест: говори о деле, а не об этом всем. Меня не касаются никакие тайны Рикуса – по крайней мере, пока они не имеют отношения к Гирии.
– Тебя, Ардон, что-то будто тянуло вниз, – начинает он хмуро. Поднимает руку к груди, скорее всего, чтобы привычно покрутить монету. Не находит. Вздыхает и хватается за ворот рубашки. – Ну, будто ты набил штаны булыжниками или привязал эти булыжники к лодыжкам, не знаю… – Усмешка, чуть мстительная, все-таки оживляет лицо. – Хотя мне все еще кажется, что ты в этих краях слишком много лопаешь хлеба.
– Остряк! – Ардон пихает его, опять потирает висок, а потом тоже поднимает взгляд на меня. – Вообще, знаешь, камни или не камни, но, пока я висел, у меня было ощущение каких-то… разрядов по телу? И тяжести. Не знаю даже. Скорее всего, просто страх. Я правда испугался.
– Хм-м-м, – раздается в траве. Скорфус, из уголка рта которого торчит покрытое пыльцой золотисто-узорное крыло, замер и пялится на него, дергая носом. – Хм-м.
– Боги, ты омерзителен. – Рикус встает, сердито отряхивает коленки. Унылый взгляд его начинает потерянно блуждать вокруг. – Хорошо, что эфенди нет.
– Твой талисман, кажется, упал туда. – Машу рукой на кусты барбариса под самой замковой стеной и, когда он уходит, снова смотрю на Скорфуса. – Что?
– Опять что-то воняет? – добавляет Ардон и нюхает подмышку. – Опять намекаешь, что я?
Чавкнув, Скорфус втягивает остатки крыла в рот, а потом взлетает Ардону на плечи. Тот стоически терпит жар тела фамильяра, неожиданно широко улыбается, почесывая ему шею. Мурчание звенит в воздухе. Истинный игаптянин; думаю, Скорфусу льстит это благоговение, и он даже передумал острить. Так и есть.
– Я рад, что ты выжил, пирожок, – сообщает Скорфус тоном, близким к томному, и я едва не давлюсь воздухом. Ардон только поднимает брови. – Но если серьезно, будьте-ка поосторожнее. В замке что-то происходит. Не задерживайтесь у окон, аккуратнее обращайтесь с острыми предметами и… – Тут он косится на Рикуса. – Внимательно смотрите вокруг. Мало ли, встретится монстр… вроде меня.
Ардон смеется, бормочет что-то вроде: «Ну ты, не обижайся, он не так плох!», но я едва его слышу. Теперь я опустил взгляд в траву, крепко сцепил пальцы, с трудом дышу – точно меня сдавили в магических тисках между небом и землей. «Монстр». Пульсация в голове отвратительна, я сжимаю зубы и резко встаю, найдя повод: Рикус не понял, куда я ему показал, и шарит совсем в других кустах.
Монстр. Монстр. Монстр. Сглотнув, иду к стене, а по пути машинально поднимаю взгляд на окно. Там, в комнате, теперь снуют силуэты – целеры все-таки решили поискать что-то, чуть не погубившее физальских гостей. Кажется, даже мелькает аккуратная стрижка Илфокиона… Я отвожу глаза, смотрю на свои дрогнувшие руки, опускаюсь возле барбариса на четвереньки и принимаюсь шарить по траве. Иногда я колюсь о шипы до крови. Иногда намеренно.
Все эти ночи, что Орфо боролась со своими кошмарами, я бежал от своих. Раз за разом почти одно и то же: я вновь обращаюсь в Монстра, стремительно лечу куда-то сквозь толщу камня и просоленного песка – и убиваю Плиниуса. Каждый сон немного отличался от предыдущего: где-то он успевал обернуться, где-то нет; где-то я вспарывал ему грудь, где-то горло. Раз за разом я просыпался, задыхаясь, сжимая пальцы на собственной шее, смаргивая слезы. Раз за разом шел в ванную, брызгал себе на лицо водой или вовсе набирал ее побольше и окунал в отрезвляющую прохладу голову. Ничего не помогало. Какие яркие, настойчивые видения; не спасало даже то, что они не могли быть правдой ни при каких обстоятельствах. Поэтому к середине ночи я одевался и куда-нибудь уходил: либо к Орфо, либо к Плиниусу.
Монстр. Монстр. Рука нашаривает в траве чуть щербатый металлический кругляш со шнурком, вытягивает его на свет.
– Рикус, вот, – окликаю, и он спешит навстречу со словами:
– Спасибо, дружище, я уж думал…
Слушая его шаги, задумчиво опускаю взгляд к монете в ладони – и чуть не роняю ее. Она лежит сейчас профилем вверх, солнце играет на серебре, делая его четким и филигранно детальным. Всмотревшись еще, я стискиваю кулак, и ребро почти режет кожу. Горло сжимается.
Боги. Лицо этого юноши, увенчанного лавровой короной, – словно мое. Один в один.
– Эвер?