ют потребности детей и готовы их удовлетворять. Например, если ребенок не очень хорошо учится, родители попытаются узнать, в чем проблема и где именно требуются помощь и поддержка.
50-летний Айвен рассказал, что в его семье плохие оценки вызывали совсем другую реакцию:
Я уверен, что мой отец был нарциссом. Он все принимал на свой счет, даже мои четвертные оценки. Я не очень хорошо учился в средней школе. Помню, как однажды впервые получил по какому-то предмету неуд. Вместо того чтобы помочь мне — нанять репетитора или что-то в этом духе такое, — отец сказал, что я его очень подвел, и за это я жестоко поплатился. Я превратился для него в обузу. Он назвал меня непослушным лентяем, который «просто хочет привлечь к себе внимание». Я на самом деле любил учиться, мне просто нужна была помощь с математикой, но помогать мне он явно не считал нужным.
Обозвать и наказать ребенка — явно не лучший способ удовлетворить его потребность в улучшении оценок. Но отец Айвена смотрел на плохие оценки сына только с точки зрения «а что теперь подумают обо мне». И вместо того чтобы поступить правильно и помочь сыну, он накинулся на него.
Иногда родитель-нарцисс, который ставит свои потребности на первое место, будет требовать от ребенка подменить его в совершенно не подходящей ему роли. Именно так случилось в детстве с Бонни. Мать Бонни страдала от тревожности и депрессии, но, вместо того чтобы обратиться к психологу или психотерапевту и попытаться справиться с этими недугами, она заставляла дочь поддерживать образ идеальной семьи. Когда 54-летняя Бонни начала прорабатывать свои отношения с матерью на терапии, она рассказала мне вот что:
У меня не было нормального детства. Я служила для мамы «тайной хозяйкой». Если она приглашала подруг на обед, какое-нибудь благотворительное собрание или партию в карты, то я должна была приготовить обед, подать его, а потом убраться. Сама мама не могла с этим справиться, но внушила мне мысль, что гости обязательно должны видеть, что им здесь рады. Ее совершенно не беспокоило, что я, возможно, хотела вместо этого заняться чем-нибудь другим, например побыть с друзьями. А я была слишком не уверена в себе, чтобы перечить ей. Я купилась на ее идею, что быть хорошей дочерью — значит ставить потребности родителей выше собственных. Сейчас я из-за этого очень злюсь, но в то время просто делала, как мне скажут.
Все эти истории — отличные примеры того, как родители отказывались удовлетворять фундаментальные потребности детей. К сожалению, в таких случаях дети довольно быстро усваивают идею, что они живут для того, чтобы служить родителям. Потребности родителей превращаются в движущуюся мишень, в которую нужно все время попадать. Но поскольку мишень зачастую имеет еще и непредсказуемую форму, удовлетворять потребности родителей становится невозможно, и ребенок начинает считать себя неудачником. Это еще одна причина, по которой усвоенное чувство «я недостаточно хорош» настолько укореняется во взрослых детях родителей-нарциссов.
В нарциссической семье обычно не существует границ межличностных отношений или приватности. Детей воспринимают скорее как предметы, а не как людей, имеющих свои потребности. А те границы, которые все же существуют, единолично устанавливает родитель-нарцисс, потребности которого всегда превыше всего.
У всех нас есть здоровая потребность иметь границы вокруг нашего физического пространства, эмоционального пространства и вещей, принадлежащих нам. Подумайте о том, как вы живете в собственном доме. Возможно, вы живете еще с кем-то, возможно, нет, но, если с вами живет еще кто-то, вы все равно точно знаете, какие именно вещи ваши. Ваша одежда, книги, продукты, постель, может быть, даже личное кресло. Еще одна граница проходит вокруг нашего тела. Только нам решать, кому и когда можно нас касаться и насколько близко к нашему лицу может быть чужое лицо во время разговора. А еще у нас есть личные мысли и личные записи: текстовые сообщения, электронные письма, дневники. Если вы росли в нарциссической семье, все эти границы не соблюдались, а зачастую просто нарушались нарциссом, если ему это было для чего-то нужно.
Ряд клиентов, с которыми мне довелось поработать за многие годы, подвергались сексуальному насилию со стороны родителя-нарцисса. Тут уж полное отсутствие каких-либо границ выглядит наиболее очевидным. Потребности полового преступника стоят выше потребностей жертвы, она не получает никакой эмпатии. Иными словами, жертва — даже собственный ребенок — объективируется и эксплуатируется ради удовлетворения преступника. Многие клиенты, пережившие сексуальное насилие, рассказывали, что насильник ничего не говорил ни перед актом, ни во время, а они, жертвы, просто замирали или диссоциировались. Другие клиенты рассказывали, что нарцисс манипулировал ими, находя «рациональное объяснение» насилию. Классический пример: насильник говорит своей дочери, что он хочет научить ее доставлять удовольствие мужчине, чтобы ей потом легче было завести отношения. К сожалению, жертвы инцеста часто винят себя за тот стыд, который чувствуют. Для помощи жертвам сексуального насилия существует много книг и программ лечения, и некоторые из них вы найдете в разделе «Рекомендованная литература» в конце книги.
Но родители-нарциссы могут нарушать и другие важнейшие границы. Например, 55-летний Джим рассказал мне, что в детстве не мог уединиться в ванной, даже когда уже был подростком. Родители спокойно заходили туда, когда Джим купался, принимал душ или даже сидел на унитазе. На двери ванной не было замка. Когда он наконец-то решился и попросил поставить замок на двери, родители задразнили его за «чопорность». Родителям Джима был важен только их комфорт, их мало заботило то, как несоблюдение границ действует на их сына.
46-летняя Моника рассказала похожую историю об отсутствии границ и приватности. Главное — комфорт матери-нарцисса, все остальное неважно.
Мы жили в маленьком домике, и мама держала часть своей одежды в моем небольшом шкафу. Я была не против делить с ней шкаф, но, когда ей нужно было достать что-то оттуда, она просто входила в комнату без стука и оставляла дверь широко открытой. Иногда я одевалась или стояла в одном нижнем белье, меня могли увидеть брат или отец. Когда я сказала ей, что надо все-таки стучать в дверь, прежде чем заходить, мама просто подняла меня на смех за мою робость и скрытость: «Да в этом же нет ничего такого!» Но для меня это было очень важно. Мне пришлось терпеть ее поведение и отсутствие приватности.
Лишение приватности, как рассказывали многие мои клиенты, иногда используется в качестве наказания. Родители снимали двери в их спальни, чтобы наказать за какой-то проступок, так что они не могли ни одеваться, ни спать так, чтобы их не видели.
Неспособность родителя-нарцисса осознать, что его ребенок — отдельная личность, часто превращается в нежелание давать ему личное пространство или право на собственные мысли. Родитель считает, что имеет право знать все о том, что делает и думает ребенок, потому что для него это продолжение его самого.
66-летняя Триша рассказала мне об отсутствии приватности на примере дневников.
Я в детстве любила вести дневники. Это было мое особое время, чтобы разобраться со своими мыслями и с тем, что происходит в моем мире. Однажды я пришла из школы и увидела, что мама нашла в тайнике пять моих дневников. И не только их прочитала, но еще и переписала некоторые мои записи. У меня было чувство, словно надо мной надругались, но, когда я спросила у мамы, в чем дело, она ответила: «Ты моя дочь, и я имею право знать, что происходит в твоей жизни». После этого я больше никогда не вела дневник.
Мысли, записанные в дневнике, — это не все, что ребенок хотел бы сохранить в тайне от всех (за исключением, может быть, нескольких самых доверенных людей). Ларри довольно рано понял, что с мамой никакой личной информацией делиться не стоит. Он рассказал мне, что мама считала себя вправе пересказывать все, что он говорил ей о своей личной жизни, другим родственникам. Из-за этого у Ларри возникало чувство, будто его право на приватность не уважают. Он чувствовал себя преданным. Вот что он поведал мне:
Я рассказывал что-нибудь о том, что произошло в школе или что узнал от девушки, и глазом не успевал моргнуть, как об этом знала уже вся моя семья. Мама слушала меня так, словно разговор был только между нами, но вскоре буквально все уже знали, что я ей говорил. Я понял, что, если не хочу, чтобы о чем-то узнала вся семья, об этом нельзя рассказывать маме.
Отсутствие границ может распространяться даже на личные вещи детей. После того как Кьяра доросла до подросткового возраста, ей пришлось делиться украшениями с матерью-нарциссом. Мама даже не задавала вопросов — просто считала, будто все, что принадлежит Кьяре, принадлежит и ей. Вот что 43-летняя Кьяра рассказала мне об этом.
Когда я уже зарабатывала сама, я любила покупать модные серьги и браслеты. К сожалению, мамины вкусы были похожи на мои, так что, хотя я покупала вещи сама, мама могла забрать мои новые сережки, когда ей хотелось. Я открывала свою шкатулку с украшениями, а сережек там не было. И конечно, я находила их в мамином ящике, или на тумбочке, или у нее в ушах. Она вообще не считала нужным спросить у меня разрешения. Когда я сказала, что вообще-то сама заработала на сережки, она ответила, что если бы не замолвила за меня словечко кому надо, то я бы вообще не нашла работу после школы.
Еще одна форма родительского нарциссизма — лишение детей собственных верований и взглядов. Когда родитель настаивает, что его мировоззрение имеет приоритет над тем, во что верит ребенок, он просто уничтожает способность ребенка думать, размышлять и самостоятельно находить ответы. Так, 55-летняя Кэрол рассказала, что в ее семье «ни у кого не было права иметь собственный взгляд на что-либо».