В письме от 15 марта 1952 г. Алданов сообщает Бунину, что никак не может найти заголовка для своего нового романа, просит совета, предлагает несколько вариантов: «Освобождение», «Поиски счастья», «Живи как хочется».
Бунин - Алданову, 17 марта 1952 г.
Я бы и по-русски и по-английски назвал Ваш роман «Живи как хочется» — это всех и везде будет заинтриговывать, многим будет очень нравиться, некоторых возмущать, что тоже отлично.
Алданов - Бунину, 19 марта 1952 г.
Я по-настоящему тронут, чрезвычайно тронут тем, что Вы, несмотря на слабость и нездоровье, сочли возможным мне ответить. От души Вас благодарю. Разумеется, так и назову роман: «Живи как хочется».
В середине августа 1952 года Бунин сообщает Алданову, что он послал в новое издательство переработанную рукопись «Жизни Арсеньева», упразднив название второй части «Лика».
Написал о старом правописании, о нелепости нового.
Алданов - Бунину, 20 августа 1952 г.
Об орфографии.
Боюсь, американцы скажут, что Ди-Пи по новой читать не умеют.
В тексте описка: конечно, не «по новой», а «по староЙ». Ди-Пи — displacedpersons— перемещенные лица, эмигранты второй волны.
Бунин - Алданову, 23 августа 1952 г.
Он не признает
...этого похабного (и бестолкового) правописания. А угождать этим Ди-Пи, снижаться до них — вообще позор (...) Буду продавать свое добришко, вплоть до Нобелевской медали, и как-нибудь доживу до смерти, уже близкой (...)
О книге Ремизова «С подстриженными глазами».
За одни эти глаза удавить мало: так это патологически мерзко!
Алданов - Бунину, 31 августа 1952 г.
Если, дорогой друг, огорчаться по поводу всего того, что пишут не только о Вас, но и о других, как Ремизов, то просто жить нельзя. «Время все ставит на свою полочку».
Алданов — Бунину, 2 сентября 1952 г.
Удручает меня то, что Вы задыхаетесь. Переехать в более теплые края — в те, которые укажут врачи? Плюсы, конечно, есть: климат, хотя Вы лежите у себя в комнате с затворенными окнами. Но ведь есть и минусы: в Париже врачи гораздо лучше и своя квартира, стол по Вашему выбору. По-моему, Вы должны всецело положиться на то, что говорят врачи. Я просто боюсь Вам советовать.
Алданов — Бунину, 10 сентября 1952 г.
Нельзя делать себе и иллюзий: и в России со временем Ваши книги, по всей вероятности, будут печататься по новой орфографии. Она отвратительна, но двести миллионов людей за тридцать лет к ней привыкли, и восстановить старую никакому правительству, к несчастью, думаю, не удастся.
Алданов — В.Н. Буниной, 14 сентября 1952 г.
Несмотря на новую орфографию, они, как и «Н. Р. Слово» («Новое русское слово» — нью-йоркская газета. - А. Ч.), слово «Бог», конечно, будут печатать с большой буквы, как все в Америке. И само собой разумеется, что они в книгах Ивана Алексеевича не заменили бы слово «Петербург» словом «Ленинград», что было бы совершенно бессмысленно и в хронологическом отношении.
9 сентября 1952 г. Бунин отправил редактору В. Александровой письмо о том, что отказывается печатать свои книги по новой орфографии. В тот же день он направил письмо Н. Р. Вредену, главе Издательства имени Чехова, и копию послал Алданову.
Думаю, что для меня, классически кончающего ту славную литературу, которую начал вместе с Карамзиным Жуковский, а говоря точнее, — Бунин, родной, но незаконный сын Афанасия Ивановича Бунина и только по этой незаконности получивший фамилию «Жуковский» от своего крестного отца, - для меня (одного) могло бы Ваше издательство сделать исключение. Но вот не сделало.
Бунин — Алданову, 19 сентября 1952 г.
Приводит текст ответа, полученного им от В. Александровой:
«...Издательство не сможет сделать исключения даже для Вас, хотя искренне сожалеет о том, что таким образом лишается удовольствия Вас издать. Издательство просило меня сообщить Вам, что оно в любое время возобновит переговоры с Вами о заключении контракта, если Вы пожелаете изменить свое решение».
Бунин пишет, что обещал в ответ подумать о предложении издательства, просил сообщить пункты контракта.
С каким восторгом я проклял бы его, если бы кто-нибудь другой спас мои последние дни!
Бунин — Алданову, 24 сентября 1952 г.
Откуда Вы взяли, что я могу писать Александровой и Вредену (ему особенно) резко? Ей я пишу уже давно «дорогая», ему особенно сердечно. Он только что мне прислал самое дружеское письмо — и я ему уже ответил вчера: «Сдаюсь, набирайте меня по этой ужасной «новой» орфографии. Необходимо только, чтобы в типографии было «ё» и «е», т. е. (всё и все), иначе просто мука...
Бунин — Т.М. Алдановой, 16 ноября 1952 г.
О «Повести о смерти».
Как отлично написана Роксолана! В «Живи как хочется» тоже много блеску, но в общем он хуже, по-моему, «Повести» — мне больше всего скучны были две пьесы, введенные в «Живи как хочется». Попросите дорогого автора простить мне эту откровенность.
Алданов — Бунину, 19 ноября 1952 г.
Не могу Вам сказать, как мне приятен Ваш отзыв. Вы единственный человек, мнение которого мне по-настоящему важно. Думаю, что Роксолана действительно наименее плоха. Хуже всего Тони в «Живи как хочешь», хотя я много лет тому назад, до первой войны, знал русскую барыню-морфинистку, немного ее напоминавшую.
Алданов — Бунину, 30 декабря 1952 г.
Решил, если Вы не возражаете, взять эпиграфом к одной, уже давно, как вся повесть, написанной главе «Повести о смерти» Ваши стихи из пятого тома издания Петрополиса: «Синие обои полиняли» — возьму, конечно, все восемь стихов. Книги Ваши одна лучше другой, но самая лучшая «Жизнь Арсеньева», одна из первых книг во всей русской литературе. Как жаль, как жаль, что Вы так и не написали ее естественного продолжения, с действием в России, потом за границей! Сколько раз я Вас об этом умолял.
Бунин — Алданову, 2 января 1953 г.
То, что хотите взять эпиграфом мои стишки, очень приятно. Кланяюсь и благодарю.
Алданов — Бунину, 3 января 1953 г.
Спасибо и за разрешение взять Ваши стихи эпиграфом... Вы там будете единственный живущий писатель, а то все Платоны, Шиллеры, Стендали. Отлично понимаю, что Вам это ни к чему, но мне очень, очень радостно.
Адамович — Алданову, 11 января 1953 г.
Сообщает, что был у Бунина.
Потеря крови прекратилась, но говорил с трудом, у Веры Николаевны вид измученный, так как он ей почти не дает спать.
Алданов — Адамовичу, 23 января 1953 г.
Очень огорчило меня Ваше сообщение об Иване Алексеевиче. Я ему написал и ответа не имею.
Бунин — Алданову, 10 марта 1953 г.
Вот наконец издох скот и зверь, обожравшийся кровью человеческой, а лучше ли будет при этом животном, каком-то Маленкове и Берии? Сперва, вероятно, будут некоторое время обманывать кое-какими послаблениями, улучшениями.
Алданов — Бунину, 12 марта 1953 г.
Вполне согласен с Вами в том, что Вы пишете о Сталине, — просто не могу читать лицемерно-лестных или лживо-восторженных статей о нем во французской печати.
Бунин — Алданову, 20 апреля 1953 г.
Позовет ли меня опять в Москву Телешов — не знаю, но хоть бы сто раз меня туда позвали и была бы в Москве во всех отношениях полнейшая свобода, а я бы мог двигаться, все равно никогда не поехал бы я в город, где на Красной площади лежат в студне два гнусных трупа.
Алданов — Бунину, 12 июля 1953 г.
В Москве события огромного значения. Думаю, что все «кончится» переходом власти к маршалам, к Жукову, например.
Алданов — Буниным, 28 июля 1953 г.
Чуть ли не на следующий день после нашего приезда в Нью-Йорк писатели мне тут сказали, что Леонид Федорович{38} душевно заболел. Еще раньше я получил в Лондоне о том же письмо от писателя из Франции. А о перевозке его в больницу нам говорили (очевидно, еще до того, как он был переведен!) недели две тому назад! Я все время опровергал, ссылаясь на то, что Вы мне передаете его приветы и ни слова об его болезни не писали.
Положение тяжелое, если не безвыходное. Чрезвычайно его жаль, каков бы ни был диагноз. Не меньше мне жаль и Вас. Знаю, как Вы его любите, дорогая Вера Николаевна, понимаю, что это для Вас очень тяжелый удар. Вы должны поберечь себя. И простите меня, что пишу Вам всю правду, — если что Вас заденет.
Вы не можете содержать Л.Ф. Вы сами бедные люди. Как Вы догадываетесь, здесь его никто не знает, кроме десятка живших во Франции писателей. Собирать для него тут деньги неизмеримо труднее, чем было бы для человека, здесь известного (...)
Алданов не хочет, чтобы по выходе из больницы Зуров вновь поселился у Буниных.
Это создало бы в Вашей квартире, в случае его возвращения, очень тяжелое настроение, которое могло бы отразиться и на Вашем, и на его состоянии.
Совершенно конфиденциально скажу Вам: тот писатель, который писал мне в Лондон, говорил, что боится покушения с его стороны на Вас!!! Ведь больной человек моральной ответственности за свои действия не несет и обвинять его нельзя — он, несчастный, болен... С другой стороны, я думаю, что было бы хорошо, если б у Вас в доме поселился здоровый, крепкий и преданный Вам человек, — не может же теперь одна Вера Николаевна, при состоянии его здоровья, при необходимости отлучаться вести всю работу в доме.