Официантка, к сожалению, не стала настаивать и подошла к соседям, которые, передавая по рукам на поднос пустые чашки, принялись наперебой делать новые заказы — с тем же азартом, с каким обсуждали только что место айтишников и сочинителей в жизни.
«А я сижу тут одна, да еще и этот дурак…» — настроение грозило окончательно испортиться. Лена отпила глоточек чаю, чуть не обожглась, поставила чашку на место. Попробовать тортик было боязно.
— Можно чуть-чуть?
Выкрикнуть «нельзя» или отодвинуть подальше блюдце она не успела: через столик протянулась короткопалая рука и быстрым наглым движением отхватила вишенку вместе с изрядным куском крема и даже верхнего коржа. Лена потрясенно перевела взгляд с уродливой воронки посреди тортика на довольную жующую физиономию напротив. Наконец-то посмотрела прямо, в упор. Ну и ничего особенного.
Парень облизал палец, украшенный железным черепом, и как ни в чем не бывало подмигнул ей нахальным зеленым глазом.
— Супер. Сочини мне чего-нибудь.
И прибавил:
— Ты же приехала поступать на сочинителя, да?
— А знаешь, почему «Библиотека»?
— Знаю.
— Врешь. Не знаешь ты ни фига. У вас там, наверное, такие недостоверные легенды рассказывают на эту тему, что закачаешься. Короче, смотри.
Отвязаться от него не получалось. Лена уже перепробовала все доступные способы, в который раз пожалев о том, что самый простой и недвусмысленный, с указанием адреса на три буквы, доступен ей категорически не был. А может быть, и ничего, смирилась она. Все-таки темно и незнакомый город, а так хоть кто-то проводит до айти-маршрутки.
Они только что вышли на улицу, свежую и влажную в ночи, освещенную редкими фонарями. Здание кондитерской белело таинственно и лунно, и большие выпуклые буквы над входом, закрашенные и потому почти невидимые днем, сейчас проявились, подчеркнутые серо-лиловой тенью. Б-И-Б-Л-И-О-Т-Е-К-А.
— Когда-то давно, — сказал Влад, тыча в буквы пальцем, — сюда ходили читать книжки. Книжки читать, прикидываете?
— Я знаю.
— Ага. Да ты себе просто представить не можешь! Нормальному человеку это трудно. Даже если он типа будущий сочинитель.
Прозвучало издевательски, но Лена решила не реагировать. А если уж совсем честно, то вовремя не придумала как. К ночи похолодало, и она застегнула молнию курточки по самую шею.
— Дело ведь не в том, что тогда были книги, — тем временем развивал он. — Главное, что вокруг чтения устраивали столько ритуальных плясок. Специальное место, специальные люди тут работали, крутилась куча всяких бумажек, без которых фиг бы тебе дали почитать то, что нужно. А знаешь, почему все это?
— Почему? — Ей и вправду стало интересно, хотя и стыдно за свой интерес. Она терпеть не могла, когда убалтывают. Ненавидела.
А Влад, разумеется, воодушевился, зачастил:
— Потому что тогдашние сочинители в упор не знали, куда себя девать. Понимаешь? Сочинители уже были, но никто не мог придумать, что с ними делать, в том числе и они сами. Писали свои никому не нужные книжки. Всякие там Гегель, Толстоевский, Чехов «Горе без ума»… И потом приходилось создавать впечатление, будто это ужас как важно. А единственный способ сделать важной какую-нибудь фигню, вроде религии или тех же книг, — наворотить вокруг нее побольше ритуалов. Поэтому и «Библиотека». Сочинительская кондитерская, блин. Тоже мне.
На что-то он намекал. Говорил со значением, с двойным, тайным смыслом, — но Лена и основную-то, неприкрытую его мысль ловила с трудом и жутко злилась на себя.
«Это столица, а я из провинции, наивная дурочка, ничего не понимаю в здешней жизни, а потому меня уболтать — раз плюнуть. Он так думает. Пришла в «Библиотеку» просто потому, что так было надо, так мне сказали, такой ритуал… И ведь это правда, между прочим».
— Ты, кстати, где живешь? В общаге?
— Нет. Снимаю квартиру. Чтобы не мешали готовиться к экзаменам.
— Значит, можешь поздно прийти?
— Не надо, — в который раз попросила Лена, и вышло совсем уж умоляюще и жалобно. — Не хочу я приходить поздно. Стой, мне тут садиться… кажется.
Из темноты возникла айти-маршрутка, такая светлая, надежная, правильная. Обтекаемый силуэт мягко притормозил рядом, ребристая гармошка двери изящно сдвинулась в сторону точно напротив Лены. И ведь это все сначала тоже кто-то сочинил. А потом кто-то запрограммировал, но это уже не так важно, что потом.
— Ничего ты не понимаешь и никогда не поймешь, — веско и будто с обидой сказал за спиной Влад. — Сочинительница, блин. Бывает настоящая жизнь.
Айти-маршрутка постояла с минуту и плавно задвинула дверь.
— Да недалеко уже. А ты боишься, что ли? Кого, меня?
Он притормозил, схватил ее со спины за плечи и завыл страшным голосом. Лена вздрогнула вся, от шеи до щиколоток, сбросила его руки инстинктивно, как упавшего с потолка таракана, хорошо хоть не завопила вслух. И чуть было вправду не начала бояться.
Они уже с полчаса шагали по каким-то немыслимым темным задворкам, освещавшимся разве что из некоторых, редких, окон. Лена даже дома старалась не ходить по таким вот районам, тем более по ночам и неизвестно с кем. А в столице, по идее, вообще не должно было быть подобных мест.
Под ноги подвернулось что-то круглое и скользкое, она взмахнула руками и уже далеко не в первый раз привычно вцепилась в его руку.
— Город контрастов, — удовлетворенно сообщил Влад. — Сюда еще не ступала нога ни сочинителя, ни айтишника. Потому что они до сих пор спорят, кто будет первый!
Судя по тому, как он захохотал, это была шутка. До провинциальных дурочек, Лена была в курсе, всегда с трудом доходит столичный юмор.
— Здесь налево. Под ноги смотри.
Они нырнули под квадратную арку, в совсем уж непроглядную темноту. Под ногами хлюпнуло, симметрично промочив второй ботинок. Лена держалась за Владову руку теперь уже всеми десятью пальцами, сумка неудобно болталась на локте. Пройдя с десяток метров, они мимолетно вновь оказались под открытым небом — Лена успела сморгнуть и глотнуть чуть менее сырого почему-то воздуха, — потом Влад на ощупь распахнул дико скрипучую дверь, и дальше они уже продвигались по какому-то коридору, извилистому и узкому, словно катакомба. С ума сойти, а час назад я была в «Библиотеке». И еще гордилась, что сама нашла дорогу.
Наконец впереди забрезжило. Лена шмыгнула носом.
— Пришли, — удовлетворенно объявил Влад.
Толкнул еще одну дверь, и свет со звуком обрушились на них разом, будто прорвав изоляцию. Зажмурилась Лена мгновенно, а вот чтобы заткнуть уши, надо было сначала отпустить его руку и перехватить поудобнее ремешок сумки, но за эту паузу она успела привыкнуть. Тем более что музычка была ничего, непопсовая. Только слишком уж громко.
— Стой тут. Я сейчас.
Лена послушно стояла, усиленно хлопала ресницами, прогоняя причудливые фиолетовые фигуры, мельтешившие перед глазами. Влада уже не было и близко, и насчет его скорого возвращения она отнюдь не питала уверенности. Гремели металлические аккорды, перемигивались цветные лампочки на периферии зрения. Помещение оказалось большое, вроде спортзала, с бетонными стенами и узкими окошками в ряд на трехметровой, как минимум, высоте. Пустое и в то же время невероятно захламленное какими-то предметами и их частями, некрасивыми, нефункциональными, недосочиненными и недопрограммированными.
Конопатый парень, чье лицо было наполовину перемазано чем-то темным, разглядывал ее в упор, другие же не обращали ни малейшего внимания, занятые каждый своим делом.
Что-то с громким лязгом упало на пол. Парень вздрогнул и нагнулся поднимать.
Кажется, железо.
— Красавец, скажи?
Лена неопределенно кивнула, пожала плечами. Перед ней возвышалось нечто странное и громоздкое, с широким рулем вразлет, узким жестким сиденьем, кучей металлических деталей, сверкающих и тусклых, и четырьмя ребристыми колесами с резиновыми шипами.
— Ни фига ты не понимаешь. А я его сам собрал!
Влад с гордостью постучал красавца по кожаному седалищу и любовно протер ветошкой зеркальце, похожее на глаз стрекозы. Это зеркальце, непроизвольно принялась сочинять Лена, стоило бы подвинуть чуть-чуть ближе к краю, а на концах руля чтобы такие плавные закругленные выемки для пальцев, и сиденье помягче, эргономичнее, и тогда…
— …Вот этими вот руками. Без всяких сочинителей. И ни на полстолько айти!
— Ага, — на всякий случай кивнула Лена.
Во-первых, она, конечно, не поверила. Во-вторых, категорически не могла въехать, зачем, с чего это вдруг.
— Познакомишь?
— Ленка, — щедро бросил Влад подрулившему конопатому; тот, видимо, пытался вытереть физиономию, но вместо этого только размазал черную грязь и по другой щеке тоже. — Как дела, Димыч? Решили, когда?
— Ребята склоняются к той неделе. Если ты можешь, конечно.
— Не знаю, не знаю… У Ленки вон экзамены, скорее всего.
— Тогда можно на праздники.
— Вот это уже разговор.
Она с нарастающим изумлением слушала их треп, в котором чьи-то там загадочные планы почему-то обсуждались в связи и даже в зависимости от ее экзаменов… Нет, правда, с чего это вдруг? Пора объясниться. Сказать ему убедительно и твердо, что она уже на все тут посмотрела и хочет домой.
— А где вы учитесь, Лена? — спросил конопатый.
— Она приехала поступать. — Влад и рта ей не дал раскрыть. — На сочинителя.
Оба переглянулись — и грохнули. Так, что обернулись мужики, возившиеся со своими железками вокруг них, и с лязгом покатилась по бетонному полу штуковина, упущенная кем-то из рук. (О провинциальных дурочках и чувстве юмора см. выше.) Лена закусила губу.
— Не обижайся, — сказал Влад. — Я объясню.
— Весь мир, Ленка, живет по замкнутой схеме. Сочинители придумывают, айтишники воплощают, и так во всех сферах нашей жизни, от закусочных до космического флота. Все прочие занятия носят чисто вспомогательный характер, потому человечество все жестче делится на сочинителей и айтишников. И они постоянно меряются между собой, кто круче, хотя это вообще уже смешно. Сочинители без айтишников ни на что не способны. Айтишники без сочинителей не могут ничего.