– К Стасу? Конечно, проходи-проходи. Неужели в кои-то веки парень девушку хорошую нашел! – Бабуся, кряхтя, поднялась и открыла мне зарешеченную внутреннюю дверь. – А то все ходят, ходят, а нормальных-то нет.
– Я ему не девушка, – возмутилась я, замахав руками. – Просто коллега, пакет пришла занести. А что, много ходят?
– Много. Но быстро перестают, – старушка рассмеялась, хрипло и несколько зловеще.
Что ж, логично. Я не сомневалась, что у Соломинцева воздыхательниц много. Не может такой человек, как Стас, вести затворнический образ жизни, ловя кайф только от игр и работы. Или от игр в качестве работы, что иногда еще хуже. Как часто повторяет бабуля: «Если бы мне пришлось создавать игры, я бы в них ни за что не играла».
– А ты не куксись, лови, покуда свободен.
– Да заче…
– Хороший парень, не спорь! – рявкнула старушка, а я от неожиданности больно прикусила язык. Вот же попала. – Девки-то за ним так и бегают, так и бегают. Неприветливые, намалеванные. Тьфу!
Я натянуто улыбнулась и, заверив вахтершу, что «к Стасу обязательно получше присмотрюсь», проскользнула в открытую дверь. Боже, что это было?
Поднявшись на один пролет, я похлопала себя по щекам, чтобы привести мысли в порядок, и нажала кнопку вызова лифта. Двадцать четвертая… это восьмой этаж, да? Пока не пришел лифт, я заглянула на площадку, где были двери квартир первого этажа. Ага, три, значит, я правильно рассчитала – Соломинцев, как любой уважающий себя дракон, забрался повыше.
Стушевалась я, когда уже оказалась перед дверью. Захотелось сбежать. Как в детстве: поставить пакет на порог, нажать на кнопку звонка и со всех ног кинуться вниз по ступенькам, чтобы не успели поймать. С трудом загнав упаднические мысли вглубь сознания, я все-таки позвонила. За дверью раздался противный писк, потом чьи-то ругательства и шаги. Однако хорошо Соломинцев гостей встречает, ласково!
– Ромыч, неужели не… – распалялся Стас, открывая дверь, да так и замолк на полуслове. – Привет? – Выдавил он через пару секунд.
Не бывает поступков без причины. Не бывает подвигов без наград. Моей наградой стал ошарашенный Стас. Пользуясь замешательством, я оглядывала его с головы до ног. Посмотрим правде в глаза в очередной раз: Соломинцев симпатичный, даже красивый. А еще сейчас он был таким домашним, что перехватило дыхание. В зубах зажата незакуренная сигарета, дыры на желтовато-голубых джинсах явно не дань стилю, а появились от времени. Джинсы потеряли и ремень и теперь низко висели на бедрах, а через плечо Стаса была переброшена так и не надетая майка. Конечно, зачем, если здесь должен был стоять Ромыч? А серо-каштановые волосы торчали во все стороны. Так забавно. Почему-то в первую очередь Соломинцев вспомнил о волосах и постарался пригладить царящий на голове беспорядок.
– Привет, – отозвалась я.
– Пройдешь? – справившись с первым шоком, выдавил Стас.
Он приглашающе распахнул дверь и отступил вглубь квартиры. В прихожей повисла тишина, не гнетущая, но неуютная. Стас хмурился, я не знала, что сказать про «посылку». Стоило бы просто сунуть в руки пакет, сообщить, что он от Ромки, и сбежать с вражеской территории. Но нет, я продолжала стоять как вкопанная, кидая на Стаса беглые взгляды. Я начала понимать Светку с Ленкой, которые едва не облизываются, когда приходит Соломинцев: фигура у него что надо. Наверное, через несколько одиноких лет в ожидании принца и я буду мечтать о таком любовнике хотя бы на пару ночей. Каждая прожженная стерва была когда-то наивной принцесской, пока не поняла, что сказка кончилась. Не лучше ли тогда ненадолго заполучить такого сексуального и страстного…
Я до боли куснула себя за щеку, сообразив, как в мыслях охарактеризовала Стаса. Сексуального, значит? Хорошо, сексуального, отрицать не стану. По крайней мере, в нынешнем виде я бы с радостью его нарисовала, а для практики – и исключительно искусства ради – лучше б вообще обнаженным. Со спины, ничего лишнего. Тело-то хорошее. Я смущенно опустила голову, стараясь спрятать за волосами вспыхнувшие щеки.
– Прости, я… – прервал тишину Соломинцев. – Я не ждал гостей.
– Да я так, ненадолго. – Я покачала головой, крепче сжимая ручку пакета. – Рома попросил тебе таблетки занести, раз по пути. Очень волнуется. Что случилось? Опять болеешь?
Почему-то невероятно захотелось услышать вариант истории из уст самого Соломинцева. Любопытство сгубило кошку, оно погубит и меня.
– Нет, прикалываюсь, – усмехнулся он.
– Соло-оминцев, не валяй дурака. Каким образом ты умудрился снова заболеть? Ромка сказал, вас дед мой нагрузил…
– Не умеет держать язык за зубами, – пробормотал Стас.
– Он волнуется. – Я закатила глаза. – Выкладывай.
– Я просто слишком упорно занялся проектом, вот и стало плохо. Бывает.
Бывает? Я нахмурилась, не зная, куда деть взгляд. Спасибо обнаженному торсу, вежливо смотреть можно было либо в сторону, либо в глаза, иначе я тупо пялилась на пресс Соломинцева. Неплохой, к слову, рельефный. И пресс этот приближался, так как хозяин его сделал ко мне шаг.
– Увы, сердце слабое, не то чтоб сильно, но после трех дней без сна шалит, – закончил Стас.
Я отвела взгляд и сразу же почувствовала прикосновение пальцев ко лбу – такое легкое, словно Стас действительно пытался стереть с него недовольную морщинку. От неожиданности я дернулась, отстраняясь.
– Раз сердце, значит, тебе нельзя волноваться, – выдавила я, отгораживаясь от слишком приблизившегося Соломинцева пакетом, и отступила. – Вот, держи!
– Я просто не могу не волноваться, – в ответ прошептал он. – Сейчас.
Стас забрал пакет, бросил его на пол и уперся рукой в дверь у меня за спиной.
– Почему?
Ситуация казалась двусмысленной. Еще шаг – и он окажется слишком близко, настолько, что аромат одеколона накроет меня с головой и убегать уже будет некуда. Сердце предательски застучало в груди, ноги дрогнули, но разум упорно твердил: «Тебе он не нравится. Ты же сама говорила Кате». Нет, я лишь намекала…
Намекала? Соломинцев подался вперед, протягивая руку, но я, испугавшись собственных мыслей, шарахнулась от нее как от огня. Пару мгновений мы молчали, а потом Стас с силой шибанул кулаком по двери. Я вздрогнула.
– Почему?! – рыкнул он. – А почему ты так дёргаешься?
– Я…
– Дай руку.
Он перехватил мою ладонь и притянул к себе, прижав к груди. Ощутив под пальцами бешеный стук сердца, я вскинула взгляд, смотря прямо Стасу в глаза. Дождь… или все же в них плещется море? В это мгновение я словно начала тонуть.
– Вот она – причина.
Стас опять оперся ладонью о дверь и наклонился почти вплотную к моему лицу. Я ощущала его тяжелое горячее дыхание; собственный пульс бился в ушах, заглушая голос разума. А потом мгновение утонуло во вспышке. Монстр, вредный Соломинцев с глазами цвета грозы, укравший имя моего любимого героя, поцеловал меня – жадно, страстно, до пожара, вспыхнувшего в груди, и шального стука сердца на кончиках пальцев. Его ли сердца, моего? Не знаю, да и не важно все было в те секунды. Я окончательно утонула. Я не могла не ответить, обнимая Стаса, зарываясь пальцами в густые волосы. Просто сейчас были только мы. Просто внезапно пришло понимание, что именно этого мне хотелось. Сколько? С последнего разговора, когда на пляже я сравнила его глаза с грозой? С того укуса, который кроме боли и страха вызвал еще волну возбуждения, промчавшуюся по телу? Или с первой встречи, со вскипевшей в крови ярости?
Глупая Ангелина все-таки попала под обаяние «лапочки Соломинцева», окунулась с головой в штормящее море. И стук дождя отдавался в голове.
– Энжи… – шепнул Стас, отрываясь от меня, хрипло и безумно волнующе. – Вот причина.
Я кивнула, потянувшись следом за ним. Ощутила, как покалывает губы от поцелуя, как подкашиваются ноги, как сжимается сердце. Не зря девочки так его любят. Меня вдруг обдало холодом. Боже, Энж, что ты делаешь? Хочешь попасть в армию фанаток Соломинцева и бегать за ним, как дурочка? Предупредила же тебя вахтерша: девушек вокруг него немерено. Хочешь стать одной из них?
– Стас, тебе не стоит волноваться. Надо отдыхать, с сердцем шутить нельзя, – выдавила я, пытаясь восстановить дыхание и нащупать за спиной замок. Господи, что я несу? – Я… пойду, пожалуй?
Стас замер, дернувшись, как от пощечины. Нет, я выдумываю, он просто отступил. Я сглотнула, но слабыми руками все же открыла дверь. Я не отворачивалась, рассматривала его лицо, каждую черточку, понимая, что хочу запечатлеть в памяти именно таким. После поцелуя. И нарисовать. А потом я молниеносно юркнула в коридор.
– Энжи! – Соломинцев отмер, снова открыл дверь. – Ты же сама спрашивала о причине. Тогда, на пляже.
Не бывает поступков без причины. Или бывают?
Тело меня предавало. Руки тряслись, хотелось плакать. Соломинцев устроил разрыв шаблонов! И это – причина поступков? Причина злости, криков и постоянных ссор?
– Мне нужно подумать, – выпалила я, развернулась и кинулась вниз по лестнице, оставляя Стаса на пороге.
О лифте я вспомнила только на первом этаже, когда, преодолев последнюю ступеньку, практически уперлась носом в его двери. Бабуля-вахтерша встретила меня хитрой улыбкой. Уверена, она все заметила: мои побелевшие пальцы, подгибающиеся колени, припухшие губы. Возможно, она даже слышала сумасшедший стук сердца. Я заставила себя остановиться, с трудом улыбнулась в ответ и вежливо попрощалась, заверив, что все прекрасно.
На самом деле ничего прекрасного не было. Никогда бы не подумала, что я, рисующая на этого гада карикатуры, в один ужасный день буду с наслаждением вспоминать шальной блеск серых глаз.
Та-ак, Марина работает почти до ночи. Хочу крепкого-крепкого кофе! И чистый лист бумаги – потому что эти невероятные глаза я сегодня обязательно нарисую.
– М-да, прекрасно…
Стас все же закрыл дверь и тяжело вздохнул, массируя пальцами переносицу. Впрочем, чего он ожидал? Сам виноват. Пройти бы сперва предложил, а не устраивал признания на пороге. Вот что обмороки и рабочие стрессы с людьми делают, раньше адекватно на все реагировал, а теперь совсем свихнулся.