Здание гауптвахты. В советское время в нем располагался автовокзал, потом серпентарий зоопарка, а сейчас – Городское туристическое информбюро. Фото А. Евстафьева
Они, правда, мало способствовали сокращению преступности в этом районе. Сенной рынок изначально был самым дешевым в городе. Таковым он и оставался до середины XIX века. Тогда на площади и в расположенных рядом домах организовали торговые ряды и трактиры, рассчитанные на самого бедного и непритязательного потребителя. Нищие, бездомные, беспаспортные, бандиты и налетчики – вот завсегдатаи этих мест.
Сенная площадь, 1860-е гг. Фото с сайта Госкаталог.рф
«На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу… все это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершали отвратительный и грустный колорит картины»[17].
Так описывает Ф. М. Достоевский впечатления Родиона Раскольникова от окрестностей Сенной площади в романе «Преступление и наказание». Все основные действия этого произведения происходят именно в этой части Петербурга. В этих декорациях пыльного, грязного и зловонного города воспаленный мозг героя рождает мысль о праве на чужую жизнь, как происходило и в реальной жизни, а не только на страницах книги.
Роман был написан Достоевским в середине 1860-х годов, когда писатель сам проживал неподалеку от Сенной площади в доме на углу Казначейской улицы и Столярного переулка. В процессе работы над романом Достоевский задумывался над тем, что именно может привести к такому состоянию жителя Петербурга, в каком мы обнаруживаем героев «Преступления и наказания», и какую роль в этом играет город. Не он ли сводит с ума своих обитателей? Очевидно, что происшествия, часто случавшиеся в окрестностях Сенной, послужили своеобразным вдохновением для автора при создании одного из его самых известных произведений. Многие из них освещались в местных газетах, расскажем об одном из таких.
Дело об убийстве Штрама
11 сентября 1871 года в полицию Спасской части обратились жильцы одного из домов на Средней Подъяческой улице. На чердаке квартиры в доме Ханкиной был обнаружен сундук, заваленный кусками гипса и закрытый на висячий замок. Новых квартиросъемщиков стал беспокоить гнилостный запах, исходящий от этого сундука. В этом сундуке полиция обнаружила труп неизвестного мужчины. Врач, обследовавший найденное тело, сделал вывод, что смерть жертвы наступила из-за ран, нанесенных острым предметом, а именно – топором.
Подозрение сразу же пало на предыдущих жильцов квартиры – ревельских уроженцев Елизавету Штрам 56 лет и ее сына Александра 23 лет. Дворник опознал в убитом родственника бывших постояльцев, Филиппа Штрама, учителя из Ревеля, промышлявшего ростовщичеством. Он был достаточно состоятельным, но скупым человеком, поэтому предпочитал останавливаться в квартире родственников, когда приезжал в Петербург.
Подозреваемых нашли в Ревеле и доставили в столицу. В ходе допросов Александр Штрам сознался, что убил своего дядю, нанеся тому несколько ударов топором во сне, чтобы забрать его деньги и чековую книжку. Елизавета Штрам стала свидетельницей преступления, а после помогала сыну устранить улики. В деле оказался замешан и еще один персонаж – друг Александра Штрама, двадцатиоднолетний Эмануил Скрыжаков.
В газете «Голос» от 23 октября 1871 года были опубликованы подробности дела:
«Убийство было задумано еще в июне 1871 года, вследствие подстрекательств Эмануила Скрыжакова, который неоднократно советовал убить дядю, Филиппа Штрама, с целью воспользоваться его имуществом, и уверял, что убийство никогда не откроется, так как Филипп Штрам не имеет паспорта; он же, Скрыжаков, отрубит убитому голову, руки и ноги и разнесет по сторонам».
На самом же деле труп никто не расчленял: его просто спрятали в сундуке. Родственники так и не сумели реализовать похищенные банковские чеки и были вынуждены скоро съехать с квартиры из-за невозможности платы за аренду.
Скрыжаков сначала выступал в качестве свидетеля по делу, но позже также предстал перед судом как участник преступления.
Суд присяжных признал всех троих виновными и постановил лишить их прав и отправить на каторжные работы: А. Штрама – в рудниках на 15 лет, Э. Скрыжакова – в крепостях на 9 лет, Е. Штрам – на заводах на 5 лет, а затем поселить преступников в Сибири навсегда.
В этом деле примечательно, что убийство посредством топора и с целью ограбления произошло именно на Средней Подъяческой улице, где Достоевский поселил небезызвестную героиню романа «Преступление и наказание» старуху-процентщицу. Это совпадение лишь в очередной раз доказывает неслучайность выбора места преступления писателем.
По желтому билету
Кроме бандитов и воров, в окрестностях Сенной площади жили и работали в том числе женщины «древнейшей профессии» – билетные, безбилетные и бланковые проститутки. В России проституция стала официальной профессией в 1843 году после решения Николая I сделать этот бизнес легальным. Контроль за деятельностью проституток осуществляли специальные учреждения – врачебно-полицейские комитеты. Чтобы легально заниматься этой деятельностью, девушки должны были получить соответствующий документ, который выдавала полиция взамен изъятого паспорта. В народе он получил название «желтый билет»[18]. Проститутки, как правило, работали при борделе. Большую часть заработка они были вынуждены отдавать его держательнице – бандерше, сохраняя за собой лишь четверть дохода.
Бордели были популярны среди разных слоев населения. В Петербурге в 1872 году насчитывалось 177 официальных домов терпимости, в них работали 1485 проституток. Были также и неофициально занятые этим же делом женщины – одиночки и бродячие, их насчитывалось порядка 3 500 (по данным «Петербург весь на ладони» В. Михневич). Дело, видимо, было прибыльным и со временем набирало обороты: к 1901 году в России было зарегистрировано уже более 2 400 домов терпимости, где работало свыше 15 000 женщин. Работа домов терпимости была регламентирована Министерством внутренних дел. Располагаться они должны были не ближе 300 метров от церквей, училищ и школ. Управлять борделями могли только женщины возрастом от 35 до 60 лет. Проституток брали на работу с 16 лет, и они должны были два раза в неделю обследоваться на предмет венерических заболеваний. Отметки об обследованиях также проставлялись в «билете». Кроме того, девушек обязывали оплачивать госпошлину.
Существовали также бланковые проститутки. По сути нелегальные, но попавшиеся с поличным во время регулярно проводимых на улицах города полицейских рейдов. «Бланковыми» их стали называть из-за бланков, которые выдавались им после медосмотров во врачебно-полицейских комитетах, куда девушки попадали после тех самых рейдов. Так власти пытались контролировать рынок сексуальных услуг и сдерживать распространение венерических заболеваний. Выявленных заболевших девушек отправляли в специальные медицинские учреждения. Например, в Калинкинскую больницу, врачи которой специализировались на лечении больных сифилисом. Эту больницу называли еще и Секретным домом или Секретной больницей, так как лечиться там можно было анонимно. Журналист и писатель Михневич в одном из своих трудов упоминает этот факт в эпизоде, где рассказывает об одном судебном процессе по поводу жалобы жены на жестокость мужа:
«Он же сам развратил жену, заразил ее «секретною болезнью» и давал ей какие-то самодельные лекарства, от которых у нее «дух захватывало» и которыми, быть может, уморил бы ее, если бы добрые люди не надоумили ее отправиться в Калинкинскую больницу»[19].
История Калинкинской больницы берет свое начало с петровских времен. Тогда в Санкт-Петербурге создавались так называемые «прядильные дома» – женские тюрьмы, где отбывали наказание в основном женщины, уличенные в занятии проституцией. В 1734 году здание было передано лейб-гвардии Измайловскому полку, а в 1745 по указу императрицы Елизаветы Петровны снова стало использоваться для содержания в нем «непотребных жен и девок»[20]. К концу XVIII века здание уже выполняло исключительно функции больницы.
Здание бывшей Калинкинской больницы. Фото А. Евстафьева
Так как бланковые и безбилетные проститутки не были прикреплены к какому-либо борделю, они принимали клиентов в своих комнатах, квартирах или нелегальных притонах, которые находились зачастую в районах, где концентрировались все злачные места. Таким женщинам было запрещено появляться на центральных улицах города. Существовал даже перечень районов и улиц, где их присутствие было нежелательно. Даже если эти женщины работали на себя, это не всегда приносило им больший заработок, чем билетным проституткам, потому что услуги первых оценивались гораздо ниже. Работали такие девушки и на сутенеров, также забирающих большую часть их дохода.
«Вообще, нужно сказать, что в Петербурге тайная проституция, неизмеримо и многократно превосходящая количественно явную и профессиональную, находит себе, как в басне, “и стол и дом” под каждым “листком”»[21].
Как ни печально, но в нелегальную проституцию часто вовлекали и несовершеннолетних. В связи с этим в марте 1870 года было возбуждено судебное дело, о котором мы расскажем далее.
Дело об «убиении фон-Зона»
Николай Христианович фон-Зон, 62 лет от роду, был надворным советником в отставке – это гражданский чин, соответствующий военному чину подполковника. То есть человеком он был достаточно известным и уважаемым. Но также его знали и как человека, который любил посещать разного рода увеселительные заведения, в том числе и те, где предлагались услуги интимного характера несовер