шеннолетними. В ноябре 1869 года после посещения по долгу службы Дворянского собрания, он отправился в кафешантан «Эльдорадо». Видимо, в надежде хорошо провести там время.
В «Эльдорадо» фон-Зон был встречен своим знакомым Максимом Ивановым в сопровождении двух дам, который по обыкновению предлагал провести время в компании крайне юной особы, ей было всего тринадцать лет. Так Максим Иванов и завлек отставного советника к себе на квартиру в Спасский переулок.
Кроме Максима Иванова там оказались еще пятеро:
Александр Иванов – ремесленник, 20 лет;
Иван Федоров – крестьянин из Ярославской губернии, 21 год;
Антон Грачев – крестьянин из Олонецкой губернии, 16 лет;
Александра Авдеева – мещанка из Кронштадта, проститутка, 18 лет;
Дарья Турбина – солдатская дочь, сожительница Максима Иванова, 19 лет.
Там же была и тринадцатилетняя Елена Дмитриева, которая и послужила «приманкой» для отставного советника.
Из показаний Александры Авдеевой:
«Фон-Зона видела на квартире Максима Иванова несколько раз; раз он подарил квартирной хозяйке кольцо. Когда фон-Зона увидели в «Эльдорадо», то Максим Иванов сказал мне: «Вы, Сашенька, возьмите фон-Зона и поезжайте на квартиру; мы можем там невинную девушку Елену продать». «Хорошо – я сказала – поеду: когда хозяин приказывает, то надо ехать…» Когда мы сели на извозчика, фон-Зон меня спрашивал: “Хорошенькая ли девушка Елена?”, “Действительно ли она невинная?”».
Как стало известно позже, собравшиеся планировали отравить и ограбить фон-Зона. Максим Иванов купил яд заранее и неоднократно опробовал его на бездомных кошках и собаках. Но все пошло не по плану: яд не подействовал, а несовершеннолетняя Елена Дмитриева, почувствовав отвращение к старику, сбежала, после чего и сам гость решил покинуть квартиру. Но Александра Авдеева, Саша Большая, все же успела незаметно вытащить деньги из кармана фон-Зона. Уже на улице тот, обнаружив пропажу, решил вернуться, на свою беду. Иванов с подельниками попытались успокоить чиновника, убеждая того, что «деньги найдутся». Сообщники попробовали снова подлить яд старику. И яд снова не подействовал: фон-Зону стало плохо, но отставной советник продолжал требовать назад свои деньги. В этот момент Иванов и его гости решили принять крайние меры – в ход пошли утюги и ремни. Чтобы заглушить звуки борьбы и крики жертвы, Авдеева громко топала и играла на фортепиано.
Спасский переулок. Фото Л. Сергеевой
Избавиться от тела решили оригинальным способом: упаковали его в большой дорожный чемодан и отнесли на Николаевский вокзал (ныне Московский), чтобы отправить в Москву на вымышленный адрес. После этого сообщники продали вещи убитого, а деньги поделили. Каждому досталось по 10 рублей, Авдеевой же, сыгравшей немаловажную роль в этом деле, досталось лишь 5 рублей, но и те позже забрал Максим Иванов.
20 декабря 1869 года в отделение Сыскной полиции на Гороховой улице, не выдержав давления со стороны Максима Иванова, который подначивал совершать подобные преступления снова, а также из-за мук совести, явился с повинной Александр Иванов. Он рассказал все подробности убийства отставного советника Николая фон-Зона, после чего был произведен обыск квартиры в Спасском переулке, а в Москве найден невостребованный багаж с останками убитого фон-Зона.
Все подозреваемые были арестованы.
Суд состоялся в марте 1870 года. Дело получило огласку во всех петербургских газетах:
«Уже в 8 часов утра стояла у главного подъезда суда толпа желающих попасть в заседание. Билетов, как известно, не было выдаваемо, а мест в зале заседания (бывшей зале уголовного департамента судебной палаты) только 80, которыя и были уже в 1/2 9-го часа заняты счастливцами, успевшими вбежать раньше других по лестнице, ведущей в 3-й этаж. Между тем, наплыв толпы продолжался до самого открытия заседания».
Суд по делу убийства фон-Зона, 30 марта 1870 года (в центре на столе вещественное доказательство – чемодан, в котором тело было отправлено в Москву)
На заседании суда, кроме огромного количества любопытствующих из простого люда, присутствовали также великие князья Константин Николаевич, Николай Николаевич, Николай Константинович, герцог Николай Максимилианович Лейхтенбергский, министр юстиции Николай Валерианович Муравьев, министр иностранных дел Александр Михайлович Горчаков. Все участники преступления понесли наказание:
«Суд постановил: Максима Иванова, Александра Иванова, Ивана Федорова и Александру Авдееву, лишив всех прав состояния, сослать: Максима Иванова в каторжную работу в крепостях на 12 лет; Александра Иванова, Ивана Федорова – в каторжныя работы на заводах на 4 года, Александру Авдееву – в Сибирь на поселение в отдаленнейших местах Сибири; Грачова и Турбину заключить в смирительный дом: Грачова на 5 лет и Турбину на 8 месяцев».
Многие небольшие притоны, подобные квартире Максима Иванова, находились именно в окрестностях Сенной площади, и происшествия разного рода там случались ежедневно. Полиция вмешивалась редко, поскольку здесь действовали особые правила и порядок. Даже если и поступали жалобы или донесения на то или иное преступление, чаще всего все ограничивалось предостережением не ходить по столь злачным местам: «Не знал куда шел? Вот и будет тебе наука прежде».
Еще одним местом средоточия притонов считался Таиров переулок, сейчас переименованный в Бринько, и «Малинник», который находился совсем рядом со Спасским переулком. Располагался он в доме, который на современных картах обозначается как Сенная площадь, дом 5. Там, на третьем этаже, было отведено 13 комнат для предоставления определенного рода услуг. Первые два этажа занимали лавки и дешевые трактиры, куда и спускались работницы на поиски клиентов.
Дома, на месте которых располагался «Малинник». Перестроены в середине XX века. Фото А. Евстафьева
Вот как описывал это место Всеволод Крестовский в романе «Петербургские трущобы»:
«На Сенной площади, позади гауптвахты, между Конным и Спасским переулками есть дом под № 3. На вид он достаточно стар и построен если не в прошлом столетии, то никак не позднее первых годов настоящего. Трехэтажный корпус его и восемь окон по фасаду, с высокой почернелой крышей, на которой, словно три удивленных глаза, торчат три слуховых окна, имеют довольно первобытный и весьма неуклюжий вид. Между этим и соседним домом идет род маленького глухого переулчонка, который выводит к воротам обоих домов: одни левее, другие прямо. Если вы войдете в те, что левее, – вашему взору предстанет грязный двор, со всех четырех сторон окруженный каменными флигелями, по всем этажам которых, с наружной стороны, поделаны сплошные галерейки, называемые в петербургском просторечии «галдареями». Эти галдарейки являют собою необыкновенное удобство сообщения по всему дому, из любого пункта которого вы с помощью галдареек тотчас же проберетесь в любой этаж, в любую квартиру и выберетесь куда вам угодно. Таким образом, эти оригинальные пути сообщения придавали всему дому какой-то сквозной характер, как нельзя удобнее приноровленный к укрытию всяческих темных дел и темных личностей».
«Верхний этаж над трактиром и три остальных надворных флигеля – все это, разделенное на четырнадцать квартир, занято тринадцатью притонами самого мрачного, ужасающего разврата. Смрад, удушливая прелость, отсутствие света и убийственная сырость наполняют эти норы»[22]…
Были такие комнаты и в доходном доме, располагавшемся на другой стороне Сенной площади, называемом петербуржцами «Вяземской лаврой». Точнее, это были целых 13 домов, принадлежавших одному хозяину. Хотя под «лаврой» обычно подразумевают мужской монастырь, в данном случае название носило скорее саркастический характер.
Вяземская лавра
В 1829 году князь Александр Вяземский купил у наследников директора придворной певческой капеллы Полторацкого земельный участок между набережной реки Фонтанки, Горсткиным переулком (ныне улица Ефимова) и Сенной площадью. На купленной территории было построено 13 зданий с квартирами для сдачи внаем, а также складскими и конторскими помещениями. В одном из трех домов, принадлежащих Полторацким и расположенных на набережной Фонтанки, проживал председатель Академии художеств и директор Публичной библиотеки Алексей Оленин, муж одной из дочерей Полторацкого. Дом они с супругой получили в наследство. В салоне у Оленина, собирался весь свет интеллигенции Петербурга: писатели, актеры, художники. В гостях у него бывали композитор М. И. Глинка, художник О. А. Кипренский, писатели И. А. Крылов, В. А. Жуковкий. Дом Оленина посещал и А. С. Пушкин, именно там он встретил свою музу Анну Керн, племянницу жены Оленина Елизаветы. Именно после этой встречи родились знаменитые строки «Я помню чудное мгновенье…».
И вот по соседству с салоном Олениных возникает злосчастная «Вяземская лавра», максимально контрастирующая с пышной жизнью столицы. Один из фасадов дома Вяземских выходил на Фонтанку, а другой – на современный Московский проспект. Таким образом, большая часть флигелей «лавры» была скрыта. Сейчас на этом месте располагается Сенной рынок.
Хотя тогда владение доходным домом в Петербурге считалось делом прибыльным, и даже ходила поговорка про то, что «выгоднее иметь доходный дом в Петербурге, чем золотой рудник на Урале», близость «Вяземской лавры» к Сенной площади сыграла с ней злую шутку: она стала местом проживания, мягко говоря, не самой высокой публики.
Дома Полторацких на Фонтанке. Справа, где пробел между зданиями, к Фонтанке выходил фасад одного из домов Вяземских, снесенный в начале XX века. Фото А. Евстафьева