Находящийся в это время в Доме предварительного заключения Константин Гилевич дал признательные показания, в которых сообщил, что его брат Андрей, всегда мечтавший разбогатеть, вычитал в некоем французском романе план, который показался ему вполне осуществимым и доходным. Звучал он следующим образом: застраховать свою жизнь на приличную сумму, затем найти жертву, хоть сколько-нибудь похожую на него самого, после совершить убийство без возможности опознания жертвы и, получив через родственников страховую сумму, продолжить жить под именем убитого. Когда полученные средства бы закончились, схему можно было повторить. После дачи показаний Константин совершил самоубийство прямо в камере Дома предварительного заключения.
По фото Подлуцкого хозяйка Котович и ее горничная опознали спутника мужчины, снимавшего в Лештуковом переулке злополучную квартиру. Стало ясно, что искать преступника нужно в Париже под именем Павла Подлуцкого, пока не появилась новая жертва. На удачу Гилевич отправил кузену в Москву новое письмо с просьбой выслать оставшиеся от наследства 400 рублей. Когда преступник явился в один из парижских банков за деньгами на имя Подлуцкого, предупрежденные служащие оповестили об этом полицию, после чего тот был схвачен и доставлен в ближайший полицейский участок. Там с него сняли грим и парик, которые он носил, чтобы максимально походить на предыдущую жертву. При нем нашли деньги и письмо матери.
Андрей Гилевич во всем признался, подробно рассказал, как совершал убийство Подлуцкого в квартире в Лештуковом переулке, и сообщил, что уже оформил новый страховой полис и подобрал себе секретаря, с которым собирался отправиться в Нью-Йорк. После дачи показаний Гилевич отпросился в уборную, где незаметно принял яд. Его труп был отправлен в Петербург, где его окончательно опознали Аркадиий Кошко, хозяйка квартиры Котович и горничная Владимирова.
Кроме того, была проведена экспертиза тела Андрея Гилевича и исследование его мозга, заключение которого было опубликовано в «Петербургской газете» от 2 января 1910 года: «Гилевич был совершенно здоров и совершил злодеяние при полных умственных способностях».
После того как во всех газетах сообщили о раскрытии дела, мать Гилевича пыталась потребовать от страхового общества возмещения в размере 100 000 рублей во второй раз, ведь теперь ее сын действительно умер, но получила отказ.
Пьянство и дурман
В России всегда пытались бороться с пьянством, но оно оставалось и остается проблемой. Под воздействием алкоголя совершалось и совершается огромное количество преступлений, о чем свидетельствуют сводки происшествий и в газетах XIX века:
«Вчера, 3-го декабря, в санкт-петербургском окружном суде … рассматривалось дело крестьянина Ивана Филипова, обвиняемого в убийстве и покушении на убийство… Обстоятельства дела следующие: Иван Филипов – артельщик, жил на Васильевском острове, по 15-й линии, занимал комнату, перегороженную на две половины. Подсудимому 25 лет; он женат, но жена живет дома, в Олонецкой губернии. В течение около 8 лет подсудимый находился в любовной связи с мещанкой Осининой; два года назад он разорвал эту связь и вступил в такую же с крестьянкой Тихомировой…
Вечером, 4-го октября 1871 года, возвращаясь домой, он встретил Осинину, которая объяснила ему, что поссорилась со своею сестрой… не имеет, где переночевать. Подсудимый пригласил ее к себе и, придя домой, они выпили по 2 рюмки водки, напились кофе и легли спать. Подсудимый был выпивши, так как почти целый день пил в разных заведениях водку и пиво. Часу в 8-м в комнату Филипова постучался хозяин квартиры и сказал, что пришла Тихомирова; подсудимый ответил, что он лег спать и чтоб она приходила завтра. Тихомирова ушла, но так как была дурная погода … вернулась и стала настоятельно требовать, чтобы подсудимый впустил ее…
Осинина отворила ей… и они начали между собой ссору, а затем обе обратились с упреками к Филипову, и Тихомирова потребовала у него свои вещи, говоря, что она расстается с ним навсегда. Филипов все время молчал, затем вынул из комода вещи, отдал их Тихомировой, но в то же время взял лежавший в том же ящике револьвер, вышел в другую комнату, через несколько секунд вернулся и выстрелил сначала в Тихомирову, а затем в Осинину… Осинина на месте скончалась, а Тихомирова была только ранена… Сделав выстрелы, подсудимый уронил из рук револьвер, сам упал на кровать и заснул…
Явилась полиция, раненую Тихомирову повезли в больницу, а труп Осининой оставался на месте… Филипов очнулся и на вопрос городового: «что вы сделали?» посмотрел вокруг, увидел на полу пистолет и труп Осининой, воскликнул: «Господи, что я сделал!»…
Окружной суд постановил: лишить подсудимого всех прав состояния, сослать в каторжные работы на заводах на 4 года, а затем поселить в Сибири навсегда».
«Ефремова умерла от насильственных действий ее мужа, который, в пьяном виде, почти всякий раз начинает буйствовать».
«4-го ноября, проживающие в 1-м участке Нарвской части, мещане Илья Гольштейн и Бер поссорились, причем Гольштейн, бывший в пьяном виде, в запальчивости ударил своего противника бывшею у него в руках медной ступкой и проломил ему голову»
Попытки бороться с «зеленым змием» с помощью сухого закона не увенчались успехом: они только спровоцировали еще большее распространение самогоноварения и подпольную продажу некачественного продукта. Едва ли не самыми частыми причинами смерти в Петербурге были алкогольная зависимость или действия людей, находящихся в состоянии опьянения.
«Что вы плачете здесь, одинокая глупая деточка/ Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы?» – пел Александр Вертинский в 1916 году. Да, к алкоголю и пьянству теперь добавился новый, более опасный враг – наркотики, ставшие спутником богемы Серебряного века и получившие широкое распространение в годы НЭПа.
В 1920-е годы морфий, кокаин, опий, гашиш и уже появившийся тогда героин употреблялись разными кругами общества. Поскольку некоторые из веществ тогда использовали в медицине в качестве обезболивающего или снотворного, наркозависимость стала настоящим бичом среди медперсонала.
Пристрастие к наркотикам было свойственно и многим дамам древнейшей профессии. Согласно анонимному опросу 1925 года женщин с «желтым билетом», 410 из 537 девушек сознались в употреблении разного рода наркотических средств.
Часто жертвами наркомании становились беспризорные дети: сначала они просто разносили товар, или, как сейчас сказали бы, «работали курьерами», затем они сами втягивались в пагубную привычку. Известно, что средний возраст кокаинистов не превышал 21 года.
Употребление алкоголя и наркотиков зачастую приводили к таким печальным последствиям:
«Вологодский мещанин Кирило Ермолаев, проживающий по Малому проспекту, на Петербургской стороне, в доме № 22, в припадке белой горячки, 6-го июля, начал резать себе шею бритвою; когда же родственник его вырвал у него бритву, то он схватил нож и хотел вновь лишить себя жизни; но и от этого удержан».
Поразительно, но долгое время за попытку самоубийства людей сажали в тюремные камеры вместе с преступниками. Только позже их стали относить к душевнобольным и определять в соответствующие лечебные учреждения.
Контролировали наркоторговлю, как правило, шайки бандитов и другие зарождавшиеся организованные преступные группировки.
Гопники с Лиговки
События 1917 года внесли свои коррективы в жизнь и быт не только Петербурга, но и всей страны. В 1918 году город на Неве вернул столичный статус Москве, к 1920-м годам, началу времен НЭПа, бывший тогда Петроградом Петербург опустошенный революционными смутами, голодом и тифом, снова переживал приток переселенцев из разных городов России.
Вместе с простыми обывателями в крупные города стекались и разного рода преступные элементы: «Именно здесь, на просторе шумных улиц, людных площадей, многоэтажных зданий, переполненных театров, кино, бегов, скачек, ресторанов… преступность показывает свой многоликий образ», – писал правовед Гернет в 1924 году, описывая свойство городской среды того времени.
«Уплотнение», превратившее Петербург-Петроград-Ленинград в коммунальную столицу, звучит громкими отголосками и в наши дни. По количеству нерасселенных коммунальных квартир Петербург по-прежнему остается лидером по стране. До сих пор на Лиговском проспекте находится одна из самых больших коммуналок в городе, где на 34 комнаты насчитывается от 70 до 150 проживающих.
В 1920-е годы город давал возможность легче находить сообщников, скрываться от правосудия. Уровень городской преступности был практически в два раза выше, чем в сельской местности. В Петербурге росло число краж, грабежей, участились и случаи мошенничества. На улицах стали орудовать налетчики, вроде банды Леньки Пантелеева. Милиция Петрограда—Ленинграда, пришедшая на смену ликвидированной после революции полиции, отмечала постоянное увеличение роста преступности. Криминальные сводки того времени пестрили деталями, похожими скорее на фрагменты киносценария: погони, засады, перестрелки, облавы…
Если во второй половине XIX века средоточием криминала в северной столице считались окрестности Сенной площади, то в 1920-е годы таким местом стала Лиговка. Близость Московского вокзала, обилие старых доходных домов с проходными дворами и закоулками, ставших либо ночлежками, либо густонаселенными коммуналками, способствовали тому, чтобы именно этот район стал своеобразным уголовным царством.
На месте нынешней гостиницы «Октябрьская» находилось «Городское общество призрения», куда доставляли беспризорных детей и подростков, попавшихся на мелком хулиганстве, а позже здесь располагалось «Городское общежитие пролетариата», сокращенно ГОП. Многие источники указывают, что именно от этой аббревиатуры и пошло понятие «гопник», которым обозначали воров, грабителей и разбойников.