ь от места его нахождения близ Конной Лахты до Сенатской площади
После доставки камню придали нужную форму, хотя обтесывание его производилось и во время транспортировки. Фальконе же в это время занимался непосредственно созданием и отливкой статуи всадника. Тогда же у него возник конфликт с Бецким, который возглавлял процесс по сооружению монумента. Отношения их настолько обострились, что скульптор был вынужден до завершения работ покинуть Петербург. Фальконе отбыл во Францию в 1778 году, не застав окончательной огранки Гром-камня. Дела были переданы архитектору Юрию Фельтену. Торжественное открытие памятника состоялось 7 (18) августа 1782 года.
«И прямо в темной вышине
Над огражденною скалою
Кумир с простертою рукою
Сидел на бронзовом коне».
На месте, где раньше находился Гром-камень, позже образовался пруд, теперь именуемый Петровским. Сейчас он входит в число охраняемых природных территорий Санкт-Петербурга. Так, место валуна не осталось пусто, и вместо него теперь мы можем увидеть новый природный памятник.
Долгое время остатками Гром-камня считали Ольгинский валун – камень на берегу Финского залива неподалеку от места, где был найден и сам Гром-камень. Новейшие исследования ученых-геологов доказали, что это не так: анализ породы показал сильное различие структуры камня, используемого для основания Медного всадника, и Ольгинского валуна. На сегодняшний день нахождение остатков «алтарного камня финских чернобогов» остается неизвестным. Скорее всего, их могли использовать в строительстве сооружаемых тогда зданий или для мощения улиц, тем самым превратив их в часть гранитной мозаики города – главного мотива архитектурного рисунка Санкт-Петербурга.
Памятник Петру Великому (Медный всадник) на Сенатской площади. Фото А. Евстафьева
Медный всадник. Фото К. Дворцовой
Гармонично вписались в этот рисунок и египетские сфинксы, расположившиеся на противоположном от Медного всадника берегу Невы.
3. «Дети тысячелетий». Петербургские сфинксы
Словно продолжение гранитной набережной Васильевского острова, у широкого спуска перед зданием Академии художеств смотрят друг на друга два древних изваяния – египетские сфинксы.
После египетского похода Наполеона египтомания захватила весь мир. Интерес к культуре Древнего Египта достиг таких пределов, что египетские мотивы старались вплетать во многие памятники и строения архитектуры: мосты, декоры фасадов зданий, набережные… Так что установка древних скульптур в Петербурге, прибывших прямо из Египта, оказалась как нельзя кстати.
Сфинкс – существо из египетской мифологии с головой человека и телом льва. Древние египтяне приписывали этим каменным изваяниям силу и могущество богов, считали, что они обладают могуществом и умом и способны вселять страх даже в злых демонов. Когда фараоны обрели огромную власть сфинксов стали изображать с головой царствующего монарха. Им поклонялись, их боялись, ими восхищались.
Спустя тысячелетия, в другой части мира и в ином историческом периоде, в городе чуждой культуры образ сфинкса получил свое продолжение как символ чего-то вечного, хранящего истинную суть таинственности и побеждающего время. Скульптуры сфинксов, которые мы можем видеть сейчас в Петербурге на Университетской набережной Невы, были созданы более 3000 лет назад в древней столице Египта Фивах во время правления фараона Аменхотепа III, лицо которого и было навечно запечатлено древними скульпторами при создании этих фигур.
Сделаны сфинксы из очень плотного розового гранита, добытого в Асуанских каменоломнях на юге Египта. Подобных образцов, если говорить именно о фигурах сфинксов, не сохранилось ни в самом Египте, ни в музеях Европы. Эти изваяния не были частью аллеи сфинксов, более известной нам по изображениям входа в древнеегипетский храм, а входили в оформление заупокойного храмового комплекса, посвященного Аменхотепу III. Эти фигуры уникальны: они – прекрасный пример древнеегипетской скульптуры XIV века до н. э., эпохи «фараона-солнца», расцвета древнеегипетской цивилизации. Только представьте: в то время, когда эти изваяния уже охраняли погребальный храм фараона Аменхотепа III, здесь, на месте будущего Санкт-Петербурга, вероятно, было еще Литориновое море[1].
Восточный сфинкс на Университетской набережной. Фото А. Евстафьева
Заснеженные восточный и западный сфинксы на Университетской набережной. Фото К. Дворцовой
Аменхотеп III – фараон, правитель Египетского царства в XIV веке до н. э. (ок. 1388–1351 гг. до н. э.), сын Тутмоса IV и отец Эхнатона. Его тронное имя Небмаатра означает «Господин истины Солнца» или «Ра – владыка миропорядка». Именно на время его правления приходится расцвет египетской цивилизации.
Аменхотеп III провозгласил себя сыном бога солнца. Возведение его личности до божественного культа постоянно утверждалось и подчеркивалось в течение всего периода жизни правителя, поэтому чаще данного египетского вождя называют «фараоном-солнцем». Об этом нам говорят сохранившиеся с того времени древнеегипетские скульптуры, статуи, рельефы на стенах храмов, а также заупокойный храмовый комплекс Ком эль-Хеттан, который некогда и был украшен сфинксами, находящимися сейчас на набережной Невы в Санкт-Петербурге.
Храмовый комплекс впоследствии был разграблен. Он подвергся разрушительной силе природы и оказался погребен под многовековым слоем песка вместе со своими стражами-сфинксами. В 20-х годах XIX века их обнаружил греческий искатель древностей Янис Анатази, который на тот момент служил британскому консулу Генри Солту. Эксперты оценили сфинксов в 100 000 франков, что соответствовало 25 000 рублей серебром (по грубым подсчетам на современные деньги это примерно 31,5 млн рублей)[2], и выставили на продажу.
Идеей приобрести сфинксов загорелся российский писатель и путешественник Андрей Николаевич Муравьев. Во время аукциона его чуть было не опередили французы, но Французская революция помешала им в приобретении египетской находки. После долгих переписок с разрешения императора Николая I сфинксы были куплены за 64 000 рублей (примерно 80,5 млн рублей на современные деньги) и отправлены в Петербург, где в то время велись работы по сооружению пристани у Академии художеств по проекту архитектора К. А. Тона.
Работами над возведением пристани руководил инженер-полковник путей сообщения Е. А. Адам. Планировалось, что ее украсят бронзовые кони, но их отливка обошлась бы очень дорого – даже дороже, чем покупка египетских сфинксов и их отправка в Россию. В конечном итоге было принято решение украсить пристань именно ими. Однако при транспортировке одна из скульптур была повреждена – при погрузке ее на корабль сорвался трос, в результате чего был сбит фрагмент платка. Бороды их были сбиты еще в древности во время правления Эхнатона – сына Аменхотепа III, а не в итоге перевозки сфинксов из Египта в Петербург, как многие ошибочно думают.
С 1834 года, после завершения работ по сооружению пристани, сфинксы своим величественным видом стали дополнять окружающий архитектурный пейзаж набережной. Неизбежно они превратились в часть особого петербургского образа и прочно вошли в «петербургский текст»:
«Глаза в глаза вперив, безмолвны,
Исполнены святой тоски,
Они как будто слышат волны
Иной торжественной реки.
Для них, детей тысячелетий,
Лишь сон – виденья этих мест,
И эта твердь, и стены эти,
И твой, взнесенный к небу, крест.
И, видя, что багряным диском,
На Запад солнце склонено,
Они мечтают, как, – давно, —
В песках, над падшим обелиском,
Горело золотом оно».
С тех самых пор сфинксов из Египта времен фараона Аменхотепа III иначе как петербургскими никто и не именует.
Образ петербургских сфинксов у многих ассоциируется с чем-то мистическим и загадочным, до сих пор внушая благоговение и страх, что, в свою очередь, порождает различные городские легенды. Например, есть поверье, что нельзя смотреть сфинксам в глаза на рассвете и на закате – именно тогда они могут подчинять себе любого и буквально сводить с ума. Так, в 1938 году во время реставрационных работ один из рабочих, вооружившись пескоструйным пистолетом, стал угрожать расправой окружающим и проклинать Сталина. При последующем допросе в НКВД рабочий-пескоструйщик утверждал, что смотрел в глаза сфинксов и в какой-то момент понял, что не может управлять собой и обязан следовать приказу совершить жертвоприношение. Эта история – лишь еще один пример того, как окружающая среда города и отдельные его элементы могут влиять на человека, тем самым формируя не только очередной миф, но и саму ткань образа города.
Египетские скульптуры – не единственные заморские гости Северной столицы. На Петровской набережной Невы уже в начале XX века появились китайские львы Ши-Цза. Изготовленные из маньчжурского гранита и доставленные из города Гирина в Санкт-Петербург, изваяния были первоначально подарены китайцами приамурскому генерал-губернатору Н. И. Гродекову. Он же, в свою очередь, решил подарить их Петербургу и сам оплатил транспортные расходы по отправке скульптур в столицу. Их решено было установить на недавно обустроенной и облаченной в гранит Петровской набережной напротив Домика Петра.
Ши-Цза – это два льва, а точнее – лев и львица со львенком, которые обычно устанавливались у входа в храм, дворец или на кладбище в Китае. В Петербурге они установлены у самой первой жилой постройки города – Домика Петра Первого, «первого дворца» Петербурга. Именно его и охраняют мифологические львы-стражи.