Чип коснулся браслетом пластинки сканера, и Мария начала что-то набирать на клавиатуре.
– Тебя проверяли на тысяче тестов, начиная с первого дня так, – сказала она. – И УниКомп знает результаты даже самого последнего из них, – ее пальцы бегали по черным клавишам. – Ты сотни раз встречался с советчиками, и УниКомп тоже об этом знает. Он знает, какая есть работа, и кто ее должен делать.
Он знает все. Ну, так кто же лучше и рациональнее проведет классификацию, ты или УниКомп?
– УниКомп, Мария, – сказал Чип. – Я знаю это. Я совсем не собирался на самом деле себя классифицировать. Я только… только подумал: «а что, если», это все.
Мария прекратила печатать и нажала на кнопку ответа. На экране появились зеленые символы.
– Иди в лечебный кабинет, – сказала Мария. Чип вскочил на ноги.
– Спасибо, – сказал он.
– Спасибо Уни, – ответила Мария, выключая телекомп. Она закрыла его и защелкнула замки. Чип медлил.
– Я буду здоров? – спросил он.
– Абсолютно, – ответила Мария. Она ободряюще улыбнулась.
– Прости, что заставил тебя прийти в воскресенье, – сказал Чип.
– Ничего, – сказала Мария. – Один раз в жизни я украшу кабинет к Рождеству раньше двадцать четвертого декабря.
Чип вышел из коридора советчиков и вошел в лечебный кабинет. Работал всего один блок, но и в очереди стояло только три члена. Когда подошла его очередь. Чип просунул руку так глубоко, как толь ко мог, в обрамленное резиной отверстие и с благодарностью почувствовал контакт браслета со сканером и мягкое жужжание инъекционного диска. Он хотел, чтобы это «щелк-жж-ж-щелк» продолжалось долго-долго, и он стал полностью и навсегда здоров, но на этот раз все произошло даже быстрее, чем обычно, и Чип заволновался, что прервалась связь между блоком и Уни, или что в самом блоке не хватило лекарства. Быть может, в такое тихое воскресное утро этот блок небрежно зарядили?
Тем не менее, беспокойство прошло, и, поднимаясь вверх по эскалатору, он чувствовал себя гораздо лучше по отношению ко всему : себе самому, к Уни, к Семье, к миру, ко Вселенной.
Первое, что он сделал, когда пришел домой, – позвонил Анне ВФ и поблагодарил ее.
В пятнадцать лет Чип получил классификацию 663 Г – генетик-испытатель четвертого класса, и его перевели в РОС 41500, в Академию Генетических Наук. Он изучал начала генетики, лабораторную технику, теорию модуляции и трансплантации; он катался на коньках и играл в футбол, ходил в Музей до-Объединения и в Музей Семейных Достижений; у него была подруга Анна из Япо, а потом – другая, по имени Мир, из Авс. В четверг, 18 октября 151 года, он вместе со всеми сидел до четырех утра и смотрел по телевизору запуск «Альтаира», а потом спал и ничего не делал следующие полдня, объявленные нерабочими.
Однажды вечером неожиданно позвонили его родители.
– У нас плохие новости, – сказали они, – Папа Джан умер сегодня утром.
Тоска охватила Чипа, и должно быть, отразилась на его лице.
– Ему было шестьдесят два, Чип, – сказала мать. – Он прожил свою жизнь.
– Никто не живет вечно, – сказал отец Чипа.
– Да, – ответил Чип. – Я совсем забыл, какой он старый. А как вы? Мир уже получила классификацию?
После разговора с родителями Чип вышел пройтись, хотя шел дождь и было уже почти десять часов вечера. Он пошел в парк.
Все шли ему навстречу. «Шесть минут», – произнес улыбаясь, какой-то член.
Чип не отреагировал. Ему было все равно. Ему хотелось, чтобы шел дождь, ему хотелось промокнуть. Он не знал, почему, но ему этого хотелось.
Он сел на скамью. Парк был пуст, все остальные уже ушли.
Чип вспоминал, как Папа Джан говорил противоположное тому, что думал, а то, что он действительно думал, произнес глубоко под землей, около Уни, завернувшись в синее одеяло.
На спинке скамейки, стоящей напротив, на другой стороне дорожки, кто-то угловато написал красным мелом: В ДРАКУ УНИ! Кто-то другой – быть может, тот же самый больной член, устыдившись – перечеркнул надпись белым. Снова пошел дождь и начал смывать надпись, белый и красный мел, смешавшись, потекли розовыми подтеками по спинке скамейки.
Чип поднял голову к небу и подставил лицо дождю, пытаясь почувствовать, будто ему так грустно, что он плачет.
Глава 4
В начале третьего и последнего года в Академии, Чип принял участие в сложном обмене спальнями, затеянном для того, чтобы поселить все спонтанно возникшие пары как можно ближе друг к другу. В своей новой секции Чип оказался только через две спальни от некоей Йин ДВ, а напротив через проход, наискосок от Чипа, поселился необычно низкого роста член по имени Карл ВЛ, которого часто можно было видеть с блокнотом для набросков в руке, и который, хоть и довольно охотно отвечал, когда к нему обращались, редко сам затевал разговор.
В глазах у этого Карла ВЛ была необычная сосредоточенность, как будто он близок к решению каких-то сложных вопросов. Однажды Чип заметил, как он тихо вышел из комнаты в начале первого телевизионного часа и не возвращался до конца второго; в другой раз – ночью, в спальне, когда огни уже погасли, – он увидел, что сквозь одеяло на постели Карла пробивается слабый свет.
Однажды в субботу ночью, а точнее – ранним воскресным утром – Чип, который тихо возвращался из секции Йин ДВ, заметил, что Карл не спит. Он, в пижаме, сидел на кровати, в руке он держал раскрытый блокнот, подставив его под свет лежащего на краю стола фонаря, и что-то чертил быстрыми короткими движениями руки. Фонарик был чем-то прикрыт так, что от него исходила только узкая полоска света.
Чип подошел поближе и спросил:
– Сегодня без девушки?
Карл вздрогнул и закрыл блокнот. В руке он сжимал палочку угля для рисования.
– Извини, я тебя потревожил, – сказал Чип.
– Все в порядке, – ответил Карл; его лицо было почти скрыто темнотой, только на подбородке и на скулах светились слабые отблески света. – Я закончил рано. Мир КГ. А ты не остаешься у Йин до утра?
– Она храпит, – ответил Чип. Карл удивленно что-то промычал.
– Я сейчас ложусь, – сказал он.
– Что ты делаешь?
– Да так, диаграммы генов, – ответил Карл. Он перегнул блокнот и показал Чипу первую страницу. Чип подошел поближе, нагнулся – и разглядел пересекающиеся линии генов в секции Вз, аккуратно нарисованные ручкой, даже с тенями. – Я пытался еще углем, – сказал Карл, – но плохо получается, – он закрыл блокнот, положил уголь на стол и выключил фонарь. – Приятного сна, – сказал он.
– Спасибо, – ответил Чип, – тебе тоже.
Он вернулся в свою спальню и ощупью забрался в постель, думая правда ли Карл рисует диаграммы генов, рисовать которые углем и пробовать-то не стоило. Возможно, надо поговорить с советчиком, Ли УВ, об этой таинственности Карла и таком нечленском поведении, но Чип решил немного подождать, пока он не убедится, что Карлу нужна помощь, и что он не отнимет зря времени у Ли УВ, у Карла, да и у себя тоже. Не было повода паниковать.
Через несколько недель наступил День Рождения Веи, и, когда кончился парад, Чип и еще с десяток студентов поехали после обеда в Сад Развлечений. Они покатались немного на лодках, а потом пошли в зоопарк. Когда все собрались у фонтана, Чип вдруг увидел Карла ВЛ, который, сидя на перилах перед лошадиным вольером и держа на коленях блокнот, что-то рисовал. Чип извинился и, отойдя от группы, .приблизился к Карлу.
Карл увидел Чипа и улыбнулся ему, закрывая при этом блокнот.
– Прекрасный был парад, – сказал он.
– Действительно, замечательный, – ответил Чип. – А ты рисуешь лошадей?
– Пытаюсь.
– Можно мне посмотреть?
Карл на мгновение взглянул Чипу в глаза и сказал:
– Конечно, почему же нет? – он отогнул верхнюю часть блокнота, и Чип увидел жеребца, который ржал; конь был нарисован густыми резкими линиями и заполнял собой всю страницу. Мускулы вздувались под отливающей шкурой лошади, глаза были дикие, навыкате, передние копыта трепетали.
Рисунок удивил Чипа своей жизненностью и силой. Он никогда не видел изображения лошади, которое хоть сколько-нибудь приближалось к этому. Он искал слова, и смог сказать только:
– Это – потрясающе, Карл! Высший класс!
– Этот рисунок не точный, – сказал Карл.
– Точный!
– Нет, не точный, – ответил Карл. – Если бы он был точный, я учился бы в Академии Художеств.
Чип посмотрел на настоящих лошадей, которые паслись, а потом снова на рисунок Карла, опять на лошадей, и опять на рисунок, и увидел, что ноги у лошадей в вольере были толще, а грудь – уже, чем на рисунке.
– Ты прав, – сказал он, глядя на рисунок, – он не точный.
Но он… он почему-то, лучше, чем точный.
– Спасибо, – сказал Карл. – Я и хотел, чтобы он был такой.
Я еще не закончил.
Глядя на него, Чип спросил:
– Ты еще кого-нибудь рисовал?
Карл перевернул предыдущую страницу и показал Чипу сидящего льва, гордого и внимательного. В правом нижнем углу рисунка стояла буква «А», обведенная кружком.
– Замечательно! – сказал Чип.
Карл перевернул еще несколько страниц, и появились два оленя, мартышка, парящий орел, две фыркающие друг на друга собаки, крадущийся леопард.
Чип засмеялся.
– У тебя здесь весь братовредительский зоопарк! – сказал он.
– Нет, не весь, – ответил Карл.
На всех рисунках стояло в углу «А» в кружке.
– Зачем это? – спросил Чип.
– Художники раньше подписывали свои работы. Чтобы показать, чье это произведение.
– Я знаю, – сказал Чип. – Но почему «А»?
– О, – ответил Карл и начал перевертывать страницу обратно, одну за другой. – «А» значит Аши. Так меня зовет моя сестра, – Карл дошел до лошади, добавил линию на брюхе и поглядел на лошадей в вольере своим сосредоточенным взглядом, который теперь стал понятен.
– У меня тоже есть еще одно имя, – сказал Чип. – Чип. Мой дед назвал меня так.
– Чип?
– Это значит «осколок старого камня». Я, кажется, похож на дедушку моего дедушки, – Чип с