– Мне очень жаль. – Слова кажутся совершенно неадекватными. Столько наших понесли невосполнимые потери! Китинг потеряла брата, а я – отца. Даже Тори, синеволосая Заклинательница, которая хотела отнять дар у Кровавой Ведьмы, лишилась родителей из-за вражды с семьей Элис. Сколько еще нужно смертей? Когда это закончится?
– История Илая – дело прошлое. – Старейшина Китинг улыбается. У нее звонит мобильный, и она смотрит на номер, который высвечивается на экране. – Извините.
Старейшина выходит из кухни, и Элис перекидывает руку через спинку стула.
– Ума не приложу, что она в тебе видит.
– Разбираться с этим необходимо прямо сейчас? – Тру виски, уже раздраженная ее поведением.
– Может, дело в излишней уверенности в собственной правоте? – продолжает Элис, игнорируя мою реплику. – Она жутко бесит, но, Совету, похоже, нравится. – Элис делает паузу, и я готовлюсь к новым оскорблениям, но теперь в ее словах не чувствуется никакого яда. – Я знаю, каково терять близких, не думай, что у вас двоих на это монополия.
Я молча наблюдаю, как исчезает знакомая мне Кровавая Ведьма: из-под ухарской маски выглядывает настоящая Элис.
– Я была чуть моложе тебя, когда потеряла родителей, – начинает Элис, теребя простое металлическое кольцо на среднем пальце. Она часто моргает и смотрит в потолок, будто в попытке сдержать слезы. – Да, ты считаешь меня монстром, но я вела себя так, как было нужно, чтобы уцелеть.
Признание Элис умиротворяет меня, между нами сразу возникает сестринская связь.
– Почему ты сейчас об этом говоришь?
Элис нервно ерзает на стуле.
– Арчер дал мне номер телефона Морган, но она не отвечает на эсэмэски. Она первая Кровавая Ведьма, которую я встретила с тех пор как потеряла семью. Просто… передай ей: мне жаль, что в отеле так получилось, ладно?
Во взгляде у Элис – столько отчаяния, что я не могу не кивнуть.
– Да, конечно.
Из коридора доносится громкий возглас Старейшины.
– Как это могло произойти? – голос Китинг вспарывают тишину кухни, и мы с Элис вздрагиваем. – Сколько человек? – Китинг делает паузу и шумно вздыхает. – Спасибо, что сообщили.
Часы на стене отсчитывают секунды. Спустя некоторое время Старейшина возвращается на кухню. Глаза у нее красные, волосы растрепались пуще прежнего.
– Все в порядке? – Вопрос бессмысленный: что-то явно не так, но не знаю, как еще поступить.
В глазах Старейшины мерцают непролитые слезы.
– Шесть Заклинателей потеряли магическую силу.
12
Нас охватывает страх.
Первой дар речи обретает Элис.
– Мы опоздали? Препарат уже распространяют по воздуху?
Китинг качает головой и зовет Кэла и Арчера. Когда они возвращаются, Старейшина передает им содержание телефонного разговора. Чикагские Заклинатели решили, что система очистки воды у них идеальна, заражение исключается, вот и позволили себе небрежность.
Вскоре они начисто утратили контакт с магической силой. Все их снадобья теперь – бесполезные травяные отвары.
Руки чешутся что-то сделать и чем-то ответить, но Китинг отправляет Элис в отель, а меня – домой, велев готовиться к заданию. Первая часть – это Итака, вербовка Заклинателя, способного вернуть магический дар. Вторая – рейд, уничтожение препарата, чтобы больше никто не утратил дарованную Богиней силу.
Китинг берет с нас слово, что в остальном мы доверимся ей.
Я неохотно соглашаюсь.
Когда приезжаю домой, недавние события накрывают меня с головой. Я выжата как лимон. Вымотана, как в жизни не выматывалась. Угнетает все – стычка с Элис, нападение Райли, потерянный по моей вине дар Сары, унизительный разговор с мамой. Не верится, что все это случилось за один уикенд. Каждый инцидент кирпичом ложится на плечи, сдавливает позвоночник, и я уже едва могу ходить.
Вспоминаю предложение Кэла дать свободу самым неприятным эмоциям, чтобы достучаться до силы. В итоге старательно возведенная дамба, которая не давала мне утонуть, грозит обрушиться.
На часах лишь семь, но я, умирая от усталости, заползаю в кровать. Увы, сон даже неуловимее, чем магическая энергия. Минут двадцать я бесцельно изучаю потолок, потом достаю мобильный, не зная, кому позвонить. Очень хочется поговорить с Морган, но стараниями Райли для нее уикенд получился даже ужаснее, чем для меня. Мучить ее еще сильнее не стоит.
Джемма – вполне приемлемый вариант: про кланы она знает. Но это не гарантия. Вряд ли лучшая подруга понимает, какая опасность грозит ковенам.
Джемма не представляет, как чудовищно потерять магическую силу, как страшно, когда рядом злодеи, замышляющие тебя извести.
Таким образом, остается…
– Привет! – Вероника отвечает после второго гудка, ее голос звенит от тревоги. – Ничего плохого не случилось?
– Случилось.
Я выкладываю ей все. Про появление Райли в магазине. Про барьерный наговор, наложенный на Салем и основной источник водоснабжения в Беверли. И только Веронике я рассказываю о том, что на самом деле произошло, когда Элис меня увидела.
Лишь Вероника в состоянии понять, почему мне стыдно за инцидент с Сарой.
– Ви, это ужасный ужас. Я думала, поимка Охотников даст нам преимущество, но, по словам Арчера, ничего ценного они не знают. – Райли, Уэсу и Пейдж нет и двадцати, они – в самом низу командной вертикали. Если верить Арчеру, они просто приказы выполняют, ничего важного им не говорят. – Задержав их, мы не защитили Заклинателей из Чикаго. Если Охотники не знали об операции, производившейся в день их поимки, какой от них толк?
Подруга по ковену, ставшая моей возлюбленной, потом жуткой бывшей, а затем снова подругой, молчит.
– Вероника!
– Извини! – наконец говорит она, но как-то рассеянно, – наверное, ее мысли витают где-то далеко, – и опять надолго замолкает. Я уже гадаю, не отсоединилась ли она, когда Вероника спрашивает: – Лекси, кажется, из Чикаго? Думаешь, она знакома с Заклинателями, которые потеряли магическую силу?
Ревность обжигает кожу, но я борюсь со старым рефлексом. Мне очень не понравилось, когда на Манхэттене Вероника лебезила перед ведьмами постарше, но сейчас это не должно иметь никакого значения. Мы дружим, как до начала нашего романа. То есть почти так. О ком она беспокоится, не мое дело. Ну, помнит она, из какого города Лекси, – к чему ревновать?
Увы, странное чувство не проходит.
– Может, мне нужно еще раз позвонить ей, – вслух рассуждает Вероника. – Спросить, все ли у нее в порядке.
– Погоди. – Странное чувство внутри раскаляется и распаляется. – В каком смысле «еще раз»?
– Ханна, не злись…
– Если ты так говоришь, значит, у меня точно есть повод для злости, – парирую я.
– Да ничего особенного, – вздыхает бывшая. – После всего… – Она осекается и, откашлявшись, находит в себе силы продолжить: – После случившегося я решила позвонить Заклинательницам, чтобы предупредить об Охотниках. Связаться удалось с Лекси.
– Какая жалость! – рявкаю я, слезаю с кровати и давай мерить комнатку шагами. – После всего, что они с нами сделали, ты хранишь номера их телефонов?!
– Они имеют право знать, что Охотники вернулись.
– Почти уверена, что Совет сообщит им об опасности. Или ты забыла об этом, как об остальном… и остальных, сбежав в колледж?
– Ханна, я ни о чем не забыла. – Теперь голос Вероники звучит тихо, но в нем появляются опасные нотки. – Не желаю ежедневно переживать неприятные эпизоды, но это не означает, что я ничего не помню. И кстати, далеко не все в моей жизни офигенно.
Ее слова повисают между нами, обиженные интонации Вероники гасят праведный гнев, нарастающий в груди. Подругами мы были куда дольше, чем реальными или бывшими возлюбленными, но ведь легче легкого дать волю уязвленной горечи, снедавшей меня после разрыва. Однако эти эмоции свежие и еще довольно болезненные. Я присаживаюсь на краешек кровати.
– Ты права. Извини, но я…
– Понимаю, – перебивает Вероника, смягчаясь. – Клянусь, я лишь просила Заклинательниц быть осторожнее. Я не звала их потусить или куда-то еще. – Вероника делает паузу, и я представляю, как она лежит на койке в общежитии и смотрит на луну. – Прости, что впутала тебя в переделку. А в итоге ты вынуждена бодаться с Элис и уламывать ее.
– Моя жизнь – полный абсурд в лучших традиция любого музея современного искусства.
Вероника смеется.
– Представь, что тебе пришлось бы вдобавок вербовать Корал или Тори!
– Тогда Элис убила бы меня.
Следующий час я позволяю Веронике развлекать меня историями про нее и Саванну. Девушки начали открыто встречаться летом, после того как Вероника выписалась из больницы. В колледже им дали одну комнату в общежитии.
Вероника рассказывает про долгие прогулки под звездами и неудачные попытки устроить свидание в столовой, про отчаянные «рабочие полночи» перед тестами, которые она устраивает с новыми друзьями.
– Когда приедем домой на осенние каникулы, Саванна планирует каминг-аут для родителей, – чуть тише добавляет Вероника. – Небольшие намеки она уже делала, пока реакция вполне нормальная.
– Ви, как же здорово! – восклицаю я, хотя ревность вовсю расправляет крылья. Но потом Вероника спрашивает про Морган, и негатив уходит. Я рассказываю, что мама до сих пор не отменила правило «Двери не закрывать», и подруга хохочет. – Слышала бы ты «Проповедь о безопасном сексе», которую она устроила мне сегодня утром. Получилось у-ни-зи-тель-но. Придется избегать ее до субботнего отъезда в Итаку.
Вероника сочувственно стонет.
– При встрече выложишь все в подробностях, – говорит она, но о цели приезда не спрашивает. Ее не интересует ни мое задание, ни истории, связанные с Охотниками или с Советом. Хочется напомнить Веронике, что незнание ее не убережет, но возрожденная дружба – такая хрупкая, что я эту тему не развиваю.
Ночью меня терзают кошмары. Утром я просыпаюсь, но легче не становится. Бентон ходит за мной по школьным коридорам, неисчезающей тенью сопровождает на каждом уроке. На перемене прислоняется к моему шкафчику и, держа в руке альбом, интересуется моим мнением о логотипе, который разрабатывает для рок-группы приятеля. Он рядом и в очереди за ланчем – жалуется на «резиновую» пиццу и теплый соус ранч