Портьера дрогнула.
«Паук!» — подумал Денворт, и превращение совершилось. Он стал маленьким, и огромные тени двигались над ним.
Он побежал в поисках укрытия — не хватало, чтобы на него наступили. Впрочем, паук был маленьким, он мог укрыться в любой щели, дождаться полуночи, а затем вновь воспользоваться перстнем.
Денворт перебирал многочисленными ногами, а паучьи глаза обеспечивали ему необычайно широкое поле зрения.
Каким-то образом он знал, что Печать Любви и Защитный Перстень по-прежнему остаются с ним, пусть и невидимые, и что сила их не уменьшилась после его превращения.
Тени накрыли его. Он нашел глубокую щель, забрался туда и стал ждать. Ему больше не грозила единственная опасность, которой он боялся — быть раздавленным. Даже в таком виде у него не могло быть врагов.
В темноте что-то шевельнулось, замерло, потом быстро направилось к Денворту. Ледяной страх охватил его. Он понял, кто это.
Узнал ее.
Самка паука крупнее и быстрее самца, а кроме того, как хорошо знал Денворт, у них довольно неприятные обычаи. Пока паучиха бежала к нему, он отчетливо осознал, что именно тянуло ее к слиянию, которое предстояло пережить только ей.
Печать Любви имела власть над всеми живыми существами.
Маскарад
— Вот видишь, — с горечью сказал я, — начни я рассказ таким образом, и любой издатель с ходу завернет его…
— Ты слишком суров к себе, Чарли, — вставила Розамонд.
— …сопроводив отказ вежливыми заверениями, что это вовсе не значит, будто рассказ ничего не стоит. Но вообще-то история довольно натянутая. Медовый месяц. Близится гроза. Зигзаги молний полосуют небо. Дождь льет ручьем. А здание, к которому мы направляемся, наверняка, скорее всего, психиатрическая клиника. Когда мы постучим старомодным дверным молотком, послышится тяжелое шарканье шагов, и какой-нибудь отвратительный старый дурак впустит нас в дом. Он очень обрадуется нашему визиту, но Когда начнет рассказывать о вампирах, рыщущих по округе, во взгляде его будет насмешка. Сам он в такие бредни не верит, но…
— Но почему у него такие острые зубы? — рассмеялась Розамонд.
Мы поднялись на полуразрушенную веранду и постучали в дубовую дверь, представшую перед нами в свете молний. Потом еще раз.
— Попробуй молотком, — сказала Розамонд. — Не стоит нарушать традиции.
Я постучал старомодным дверным молотком и послышалось тяжелое шарканье. Мы с Розамонд переглянулись, недоверчиво улыбаясь. Она была так красива! Мы с ней любили одно и то же, прежде всего — необычное, и потому нам было так хорошо вместе. А потом дверь открылась, и на пороге появился мерзкий старый дурак, державший в обезображенной ладони керосиновую лампу.
Похоже, он вовсе не удивился. Впрочем, лицо его покрывала густая сеть морщин, и прочесть по нему что-либо было трудно. Крючковатый нос торчал этаким ятаганом, а небольшие зеленоватые глаза странно сверкали. Меня удивило, что волосы у него были густые и черные, и я тут же решил, что он похож на мертвеца.
— Гости… — произнес он скрипучим голосом. — Немного бывает у нас гостей.
— И вы, конечно, голодаете между визитами, — пошутил я и втащил Розамонд в коридор. В нем воняло плесенью, и точно так же несло от старикашки. Он захлопнул дверь перед порывом яростного ветра и проводил нас в гостиную. Входя, мы раздвинули портьеры, украшенные кисточками, и внезапно оказались во временах королевы Виктории.
Старик был не лишен чувства юмора.
— Мы не едим гостей, — пояснил он. — Просто убиваем и забираем деньги. Но добычи в последнее время так мало!
Он рассмеялся гордо, словно курица, у которой до срока вылупились пятеро цыплят.
— Меня зовут Джед Карта, — сказал он.
— Картер?
— Карта. Садитесь и грейтесь. Я разведу огонь.
Мы промокли до нитки.
— У вас не найдется, во что переодеться? — спросил я.
— Если это вас интересует, мы уже несколько лет супруги, но по-прежнему чувствуем себя грешниками. Наша фамилия Денхем, Розамонд и Чарли Денхем.
— Так это у вас не медовый месяц? — Карта казался разочарованным.
— Это второй медовый месяц, причем куда приятнее первого. Идиллия, верно? — обратился я к Розамонд.
— Точно, — согласилась она. — В этом что-то есть.
Жена у меня хитрая. Единственная женщина умнее меня, к которой я не испытываю ненависти. Она действительно красива, даже если выглядит мокрой курицей.
Карта разводил огонь в камине.
— Когда-то здесь жило много людей, — сообщил он. — Правда, они вовсе не хотели этого. Они были безумны. Но сейчас здесь психов нет.
— Вот как? — протянул я.
Он управился с камином и зашаркал к двери.
— Принесу вам что-нибудь надеть. Конечно, если вас не смущает перспектива остаться наедине.
— Вы не верите, что мы супруги? — спросила Розамонд. — Мы вовсе не нуждаемся в присмотре.
Карта оскалился в щербатой улыбке.
— О, дело не в этом. У местных людей такие странные мысли. Например… — он захихикал. — Вы когда-нибудь слышали о вампирах? Говорят, в последнее время по округе было много смертей.
— Отказ вовсе не значит, что рассказ ничего не стоит, — сказал я.
— Что?
— Нет, ничего.
Мы с Розамонд переглянулись.
— Меня такие вещи не касаются, — заявил Карта. Он снова широко улыбнулся, облизал губы и вышел, захлопнув дверь и заперев ее на ключ.
— Да, дорогая, — сказал я. — У него зеленые глаза. Я заметил это.
— А острые зубы?
— Только один. Да и тот стерт чуть не до десны. Может, некоторые вампиры жуют свои жертвы, пока не прикончат. Но вообще-то это ненормально.
— Видимо, и вампиры не всегда нормальны…
Розамонд смотрела на огонь. По комнате плясали тени, снаружи сверкало. Отказ вовсе не означает…
Я нашел несколько пыльных шерстяных пледов и выхлопал их.
— Снимай это, — коротко бросил я Розамонд.
Мы повесили одежду поближе к огню и завернулись в пледы, сделавшись похожи на нищих индейцев.
— Может, это не рассказ о духах, — сказал я, — а просто любовная история.
— Исключено, мы же супруги, — отрезала Розамонд.
Я только усмехнулся, продолжая рассуждать. Этот Карта… Я не верю в случайности, легче уж поверить в существование вампиров.
Кто-то открыл дверь, но это был не Карта. Человек, вошедший в комнату, походил на деревенского дурачка — откормленный парень с толстыми слюнявыми губами и жирными складками над расстегнутым воротничком. Он поддернул брюки, почесался и одарил нас глуповатой улыбкой.
— У него тоже зеленые глаза, — заметила Розамонд.
У парня явно была волчья пасть, однако мы понимали, что он говорит.
— У всех в нашей семье зеленые глаза. Дедушка занят и прислал меня. Я — Лем Карта.
Лем принес на плече какие-то вещи и бросил их мне. Старая одежда. Рубашки, брюки, ботинки — все чистое, но тоже с запахом плесени.
Лем поплелся к камину и присел перед ним. У него был такой же крючковатый нос, как у дедушки Джеда, правда, частично скрытый складками жира. Он хрипло рассмеялся.
— Мы любим гостей, — заявил он. — Мамуля сейчас спустится. Она переодевается.
— Надо думать, заворачивается в новый саван, — попробовал я пошутить. — А теперь иди, Лем. И не смей подсматривать в замочную скважину.
Он что-то буркнул в ответ и вышел, тяжело ступая, а мы надели затхлую одежду. Розамонд выглядела прелестно; я сказал ей, что она похожа на крестьянку… врал, конечно. В ответ она пнула меня.
— Береги силы, дорогая, — предостерег я. — Они могут нам понадобиться: похоже, эти чертовы Карта что-то задумали. Исключительно мерзкая семейка. Наверное, это их родовое имение. Они явно жили здесь, когда в этом доме размещался бедлам. Я бы чего-нибудь выпил.
Розамонд взглянула на меня.
— Чарли, неужто ты и впрямь поверил…
— Что это семья вампиров? Черт побери, нет конечно! Это просто банда придурков, которые пытаются нагнать на нас страху. Я люблю тебя, дорогая.
И я обнял ее так крепко, что едва не сломал пару ребер. Она вся дрожала.
— В чем дело? — спросил я.
— Мне холодно, — ответила она. — Ничего больше.
— Конечно, — я подвел ее поближе к камину. — Ничего больше. Разумеется. Дай-ка мне лампу, и пойдем на поиски.
— Может, лучше дождаться мамули?
Нетопырь ударил крыльями в стекло, но, к счастью, Розамонд ничего не заметила. Нетопыри редко летают во время грозы.
— Нет, мы не будем ждать, — решил я. — Идем.
У дверей я остановился, потому что моя жена вдруг опустилась на колени. Впрочем, она не молилась, а напряженно вглядывалась в песок, рассыпанный по полу.
Одной рукой я поднял Розамонд.
— Разумеется. Знаю. Это песок с кладбища. Пошли, взглянем на этот сумасшедший дом. Здесь должны орудовать несколько скелетов.
Когда мы вышли в коридор, Розамонд быстро подошла к парадной двери и попыталась ее открыть. Потом взглянула на меня.
— Закрыто. А на окнах решетки.
— Идем же, — сказал я и потащил ее за собой.
Мы шли по коридору, иногда останавливаясь, чтобы заглянуть в грязные, тихие, погруженные в темноту помещения. Скелетов не было. Не было вообще ничего, только запах плесени, как в доме, где много лет никто не живет. Я мысленно повторял, как заведенный: «Отказ вовсе не означает…»
Мы вошли на кухню; приглушенный свет сочился из-под двери. Меня заинтересовал доносившийся оттуда странный скрежещущий звук. Огромный темный силуэт превратился в молодого Лема, опору и надежду этой жалкой семейки.
Скрежет прекратился, и Джед Карта произнес:
— Пожалуй, он уже достаточно острый.
Что-то полетело в сторону Лема и ударило его в лицо. Он схватил это, а когда мы подошли ближе, то увидели, что парень рвет зубами кусок сырого мяса.
— Хорошо, — сказал он, пуская слюни, причем глаза его горели. — Очень хорошо!
— Зубы от этого становятся крепкими и здоровыми, — объяснил я.
Мы вошли в дровяной сарай, где Джед Карта точил на оселке нож. Или меч. Во всяком случае, он был достаточно велик. Джед смутился.