Рафт изумленно уставился на солдата.
— Безумен? Ваш король?
— Да.
— И все-таки правит вами?
— Разумеется, — подтвердил Ванн. — А почему бы нет? Это случается с ним нечасто, и когда его охватывает безумие, это мало нас касается. Однако для тебя это может означать разницу между жизнью и смертью. Впрочем, — задумчиво продолжал он, — и для Паитити тоже. Помни, что Дарум не принадлежит к твоему виду.
— Надеюсь, — искренне признался Рафт.
— Он такой же, как мы, — пробормотал Ванн, и глаза его заблестели. — Надеюсь, ты уцелеешь. Поединок с тобой доставил бы мне удовольствие, Крэддок. А теперь иди туда.
— Он отодвинул тяжелую портьеру, открыв мрачный проход. — Ну, иди.
— Спасибо, — сказал Рафт.
Он сделал шаг вперед, а Ванн за его спиной вернул портьеру на место. В коридоре было тихо, если отрешиться от сотрясавшей замок непрерывной вибрации. Даже здесь чувствовался слабый гул.
Рафт подошел к очередной занавеси.
«Иная раса, — подумал он, — иные обычаи. Они убивают для интеллектуального развлечения и ведут поединки, чтобы испытать дрожь физического возбуждения. Безумный король не представляет для них ничего особенного».
Заколебавшись на мгновенье, он отодвинул занавесь и оказался в красноватом полумраке.
Со всех сторон шло приглушенное свечение, не позволявшее определить размеры помещения. Перед Рафтом маячили какие-то задрапированные формы, и вдруг в глубоком мраке что-то шевельнулось, и на него уставились глаза, похожие на светящиеся диски. В нос ударил холодный резкий запах духов. Вездесущая адская дрожь, казалось, сотрясала темный воздух.
Постояв немного в полной тишине, Рафт продолжил обход. Таинственные глаза непрерывно таращились на него, и наконец ему удалось разглядеть небольшую фигуру, полулежавшую на какой-то бесформенной массе. Он заметил плавную линию щеки и облако волос, казалось, расплывающихся в воздухе.
Рафт остановился и стал ждать.
Он чувствовал, что это не тот человек, который сражался и смеялся во дворе. Разница была велика, даже в физическом смысле. В темноте Дарум преобразился; перемену трудно было определить, и вместе с тем она не вызывала сомнений.
— Садись, — приказал король по-индейски. Даже голос его звучал иначе: он был бесстрастен, словно музыка, доносящаяся издалека.
Пошарив вокруг себя, Рафт нашел кушетку и опустился на подушки. Следившие за ним глаза были чуть-чуть зеленоватыми.
— Послушай… — произнес Дарум и замолк.
У ног короля шевельнулась какая-то тень, ее мягкие очертания выдавали женщину. Существо это окружала аура ужаса, он передался Рафту и наполнил его леденящим холодом. Послышался звук, похожий на человеческий голос — плаксивое вопросительное причитание.
— Иранн интересуется, зачем ты прибыл в Паитити, Крэддок. Ее голос — музыка, и только так она может говорить. Она спрашивает, кто ты. И каков твой мир?
Мягко ласкаемые струны зазвучали снова, в их пении снова почувствовался вопрос.
Рафт наклонился вперед, пытаясь стряхнуть с себя чары музыки, но взгляд короля пригвоздил его к месту.
— Он бог, Иранн. Крэддок был здесь в самом начале, и теперь явился вновь, когда конец уже совсем близок. С тех пор, как глаза его впервые увидели Паитити, родилась новая раса, приближающаяся сейчас к тени, которую Пламя бросает на все живые существа.
Плачущий голос гобоя и флейты рассказывал о сгущающейся тьме, о тучах, собирающихся над страной.
— А ведь есть и другие тени, — прошептал король. — Была когда-то женщина, Иранн, красота которой пылала, как магические огни, способные заколдовать любого мужчину. Огни, способные довести мужчину до безумия, о чем я хорошо знаю сам. Да… знаю сам.
В сердце Рафта постепенно заползал страх. Волнующая, удивительная музыка звучала непрерывно, а в слабом свете смутно виделись прикрытые прозрачной тканью мягкие линии округлых плеч. Сидевшая у ног Дарума Иранн снова и снова касалась тонкими пальцами рыдающих струн.
— А огонь пылал, — мягко продолжал король. — Во всем Паитити не было никого прекраснее этой женщины. Когда она танцевала, самые высокие деревья склонялись перед ней в поклоне, когда улыбалась — камни рушились вниз.
В песне без слов мелькнула гордая нотка. В угрюмой комнате воцарилась вдруг весна, зеленая, озаренная солнечном светом. Звенела сталь, звучал смех, развевались яркие одежды. Музыка перешла в веселый ритмичный танец.
Тяжелый голос короля прервал веселье, и мелодия стихла до едва слышного шепота.
— Нашелся мужчина, полюбивший эту женщину и овладевший ею. А она смеялась, потому что знала вкус могущества так же, как и красоты. Она упивалась мыслью о власти над Паитити. О власти над мужчиной, который был королем.
Песня стала гордой, торжествующей, точеные из слоновой кости руки сверкали.
— А потом ее взгляд привлек мужчина, который не был королем, но она знала, что в ее объятиях любой будет чувствовать себя владыкой вселенной, будет равен богам. И она была права. Если бы даже ее объятия означали смерть, это был бы очень сладкий яд, и любой был бы рад упиться им.
В мелодии теперь звучал иронический смех, пронизанный нотами печали.
— Она была неверна, — сказал король, и его слова падали в неподвижный воздух, тяжелые, как камни. — Эти губы были неверны. Руки Иранн искали другого, и о другом тосковало ее белое тело.
Песня стала почти неслышной.
— Это было давно, очень давно. Больше она не была неверна, и король перестал грустить. Для него танцуют девушки, они молят его о любви, но он не может им ничего дать. Его сердце принадлежит Иранн, прекраснейшей из всех женщин, а она… она теперь тоже любит его.
Нежно, послушно замурлыкал гобой.
— Вот только король безумен, — раздался спокойный, холодный голос, и от этого холода музыка смолкла. — Очень давно пришел красный час, и безумие посетило его. Этот час никогда не пройдет, Иранн, и любовь с безумием навсегда поселились рядом.
Воцарилась долгая тишина, только дрожь водопада сотрясала замок.
— Мы, Иранн и я, часто говорим друг с другом о вещах давно забытых и о тех, которые никогда не уйдут в забытье, — сказал наконец король. — Теперь ее язык — музыка. — Голос его изменился. — Пусть даже умрет Паитити, Иранн не может умереть. По-моему, готовый ответ в твоих руках, Крэддок, но пока я не могу сказать, позволю ли тебе открыть великий секрет. Сначала мы должны поговорить. Есть столько вопросов…
Рафт облизал губы и заговорил впервые с тех пор, как вошел сюда.
— Для начала нужно прояснить одно обстоятельство, — сказал он.
— О чем ты?
— Я не Крэддок. — Две пары глаз внимательно следили за ним. — Я пытался объяснить это твоему солдату, Ванну, но он мне не поверил. Не знаю, какую историю придумал Паррор, но, вероятно, она достаточно убедительна. На самом деле Крэддок находится сейчас в замке Паррора, он его пленник. Я же прибыл, чтобы спасти Дэна Крэддока, и зовут меня Брайан Рафт.
— Я не могу в это поверить.
— А зачем мне лгать? — спросил Рафт. — Что я этим выиграю?
— Тому может быть много причин. Кроме того, Паррор тоже не глуп. Если бы он хотел выиграть время, то вполне мог пойти на хитрость.
— Жанисса, девушка из замка Паррора, знает, кто я.
— Но говорит ли Жанисса правду? — с сомнением заметил Дарум. — Ее душа, как ветер, она постоянно меняется. Расскажи мне свою историю. Может, это ложь, а может, и нет. Как бы то ни было, я послушаю.
Рафт начал, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя красноватое свечение вызывало у него странную нервозность. Когда он закончил, пылающие глаза Дарума были полузакрыты.
— Уходи, — приказал король.
Рафт заколебался, и глубокий голос прозвучал снова, на этот раз более властно.
— Я сказал уходи. Позже мы поговорим еще, а сейчас я должен обдумать твой рассказ.
Рафт встал. Съежившаяся у ног Дарума фигура заиграла экзотическую и мучительную мелодию. Ласковую, нежную и невероятно печальную.
Король внимательно смотрел на мужчину.
Спотыкаясь в темноте, Рафт прошел через комнату, его лицо коснулось бархата занавеси… Отогнув складки материи, он вышел. Позади вспыхнул свет, музыка поднялась почти до крика, и Рафт оглянулся.
Дарум встал. Склонив голову, он всматривался в лежащую у его ног фигуру. Рафт верно оценил красоту полузакрытого вуалью тела. Однако лицо Иранн не было закрыто.
И выглядело оно ужасно.
Перед глазами Рафта возникло вдруг видение когтистой перчатки на руке короля. Что-то ужасное, неистовое, безумное стерло красоту с лица Иранн, оставив нетронутым ее божественное тело.
Король поднял голову и встретился взглядом с Рафтом.
Отвернувшись, тот отступил вглубь коридора, а освобожденная занавесь упала на свое место.
Глава 7Страшное Пламя
Часы уверяли, что прошло всего несколько минут, но Рафт знал, что после разговора с владыкой Паитити минуло много часов. Он нетерпеливо ждал, запертый в комнате, один на один с беспокойными мыслями. Рафт не мог открыть дверь, а Ванн, проводив его в комнату, больше не показывался. С балкона же можно было видеть лишь поток воды, лениво падающий в пропасть.
В комнате царила стерильная чистота. Помещение было прекрасно, роскошно, но ни один предмет в нем не вызвал интереса Рафта.
Бездействие начинало раздражать его. Ему казалось, что он — единственное в этой стране существо, не впавшее в сонное оцепенение.
Прошло немало времени, прежде чем от окна он услышал мягко произнесенное свое имя. Он знал этот голос и быстро выбежал на балкон, охваченный возбуждением. Там никого не было. Только лениво падающая вода.
— Брайан! — послышался тихий оклик. — Брайан Рафт!
Перегнувшись через перила, Рафт увидел перед собой знакомое лицо Жаниссы. Аквамариновые глаза стали теперь темнее, обретя окраску, близкую к пурпуру. Девушка, вероятно, цеплялась руками и ногами за трещины в камне, казавшиеся слишком незначительными, чтобы дать опору даже белке.