Во всяком случае, так ему показалось. Экзотические узоры, составленные из сказочно ярких цветов, занимали круг диаметром футов в двадцать. Странное стеклянистое вещество, казалось, покрывало всю эту площадь, образуя что-то вроде ковра. Сложный узор был первым пятном живых красок в этом шафрановом лесу.
Нахмурясь, он всматривался в него, сильнее, чем прежде, ощущая одушевляющее Сад чужое сознание.
И постепенно, исподволь, в мысли его начал закрадываться чей-то шепот.
Глава 11Ползучая угроза
Этот странный голос усиливался так медленно, что Рафт не смог бы сказать, когда он принял в его мозгу форму осмысленных слов. Точнее говоря, это не был ни голос, ни чистая мысль, а что-то родственное и тому и другому, хоть и отличавшееся от каждого из них. Задачей общения является то, что психологи называют эмпатией[39] — передачей чувств от одного разума другому с целью достижения идеального понимания. На самом же деле взаимные контакты никогда не бывают совершенными и напоминают скорее поиски наугад.
По крайней мере, так было до этого момента.
Потому что оно понимало Рафта. Благодаря своей древней мудрости оно отлично знало его душу. Словно плющ, втискивающийся в малейшую трещинку на стене, существо проникло в Рафта, он как будто оказался в лучах пронизывающего его тело света. Словно он был губкой, живущей в мелкой воде, у которой поднимающаяся волна вырывает пойманную добычу.
И этот прилив усиливался.
Тяжелый запах леса перестал быть неприятным, Рафт мог уже выделить элементы, составляющие этот своеобразный аромат: острая терпкая жидкость — лакомство броненосцев, теплый и маслянистый сладкий сок, которым питались существа, похожие на клубок нервов, и многое другое. Умение анализировать запахи и узнавать каждый из них показалось Рафту волнующим.
Все эти запахи были запахами пищи. Разумеется, не человеческой, но независимо от этого они воздействовали на то, что было в Рафте чисто физическим, и потому запали ему в душу.
Пища была составной частью любого жизненного цикла, целью, ради которой все и было создано. Притупившиеся чувства были не в состоянии оценить экстаза, сопровождающего поглощение пищи. Только специализированные существа могли понять наслаждение, идущее от каждой клетки тела.
Существа, покрытые сеткой нервов, лежали, погрузившись в теплую, парящую жидкость, сотрясаемые дрожью наслаждения от поглощения вещества, бывшего для них одновременно едой и питьем. Броненосцы ощущали вкус на вкусовых сосочках языка; холодная жидкость, стекающая вглубь пересохшего горла, была острой и освежающей.
Рафт заметил, что стоит посреди узорчатого ковра, но это не имело значения. Он старался сосредоточиться на содержании чужих мыслей, на этом заманчивом шепоте, говорящем об удовольствиях настолько сильных, что все прочее становилось неважным.
Не только животные, но и растения знали чувства голода и сытости. Они питались через корневую систему, уходящую глубоко в землю, к источнику всей жизни. Рафта захлестнули чувства, превосходящие всякое воображение. Ему показалось, что у него тоже есть корни, что он поглощает питательные вещества через их растительную ткань. Он стал частью земли и питался ею.
Его колени коснулись гладкого яркого ковра.
Рафт следил за вибрирующим танцем слабого света. Он лежал на спине, широко раскинув руки, и все его тело пульсировало блаженным теплом. Ему казалось, будто он раскинулся на зыбучих песках, которые очень медленно и нежно начинали оседать под ним.
А может, все было иначе. Может, это он сам поглощался веществом, на котором лежал, становился частью сложной, вечно голодной жизни, пульсирующей вокруг него, жизни, наполняющей дрожью всю землю.
«Ты всегда испытывал голод, Брайан Рафт. Ты один, а во мне вас много, поэтому ешь, и будешь счастлив, — произнес голос. — Глотай острую, щиплющую язык жидкость, которой питаются броненосцы, погрузись в теплую нежность жидкости, заполняющей шляпки грибов, пусти корни в эту почву и познай переполняющее разум и тело наслаждение сытости».
Кружащиеся туманы стали ярче, совершенно закрыв ему поле зрения. Он уже не нуждался в глазах. Деревья были слепы, однако дрожали в экстазе, когда их корни сосали жизненные соки.
Деревья?
Нет, конечно, не могли они чувствовать. И все-таки чувствовали. Что-то объединило их с остальными формами жизни неразрывными узами.
Сад Харн проголодался и сейчас утолял свой голод.
Воспоминания мелькали в голове Рафта с молниеносной быстротой. Существо спрашивало, искало, изучало. Чего оно хотело? Он вспомнил резкий вкус пива, горячую свежесть вынутого из печи хлеба. Только что во рту был мандариновый сок, а через мгновенье он уже наслаждался богатым вкусом какао или старого бренди.
Рафт почувствовал жажду. Смена воспоминаний стала быстрее, он едва не вышел из транса. Давно забытые чувства поднимались на поверхность его сознания: вкус всех вещей, которые он когда-либо пробовал.
Где же это было?
В мире, в котором бренди тянут из стаканов, хлеб пекут в печах, а какао подают в чашках на столы, застеленные белыми скатертями.
Это воспоминание открыло в мозгу Рафта новый канал. Теперь он вспоминал не только пищу.
Он помнил и цивилизацию, а вместе с памятью о ней вернулось сознание самого себя, Брайана Рафта. Он больше не был чувствующей машиной для поглощения пищи.
Туман сполз вниз, подобно одеялу. Сад Харн волна за волной заливал Рафта своим тяжелым ароматом, однако теперь он с внезапным холодком в груди вспомнил иной Сад и древо, рождающее удивительные плоды. И заповедь: «Не вкуси плода от этого древа».
«Ты всегда испытывал голод, Брайан Рафт, так насыться же, как это делаю я. Познай экстаз, ведомый мне».
Спокойный, холодно-далекий голос, — его соблазнительному звучанию невозможно было противостоять, — затронул забытые струны его памяти. Впечатление чего-то знакомого усилилось. Существо, наполняющее Сад своим присутствием, Рафт знал уже раньше, правда в иной форме.
Наконец он вспомнил.
«И СКАЗАЛ ЗМИЙ ЖЕНЕ: НЕТ, НЕ УМРЕТЕ ВЫ».
Холодный шок возвращающегося сознания потряс Рафта. Он напряг мышцы и попытался подняться, но обнаружил, что это невозможно.
Ковер накрыл его тело, пока он лежал, отуманенный, без движения, и теперь человек мог совершать лишь незначительные движения. С невероятным трудом ему удалось передвинуть руку вдоль тела и нащупать рукоять стилета. Вокруг себя Рафт ощущал предательски приятное пожатие яркой ткани, савана, который поглотил бы его, полежи он чуть дольше.
Внезапный приступ клаустрофобии вверг его в панику, он принялся рубить наугад и не прекращал до тех пор, пока накрывающий его ковер не превратился в груду клочьев. Хуже всего было то, что существо даже не попыталось бежать, позволив изрубить себя на куски, уничтожить всю разноцветную красоту. Пошатываясь, Рафт ушел вглубь шафранового леса, высматривая там сомнительное убежище, жадно втягивая легкими воздух. Он чувствовал себя грязным, а еще — зараженным.
Самым отвратительным было то, что из всех чувств животное чувство вкуса подействовало на него с такой силой.
Какая чудовищно исковерканная эволюция привела к возникновению этого адского Сада?
Это было нечто большее, чем простой симбиоз. Внутри ограды произошла идеальная взаимная настройка всех форм жизни. Вне ее, на поверхности и в глубине циклопических деревьев различные виды убивали друг друга, поедали, размножались и погибали. Но в Харне поглощение было постепенным, здесь возникла нерасторжимая связь между растениями и животными.
И тут Рафт наткнулся на доминирующий вид сообщества.
Немного дальше, в глубине леса, под прозрачным куполом, казавшимся неуязвимым, лежало бесформенное тело. Не в силах удержаться, Рафт схватил обломок и швырнул его в купол. Бесполезно. Он не хотел пользоваться револьвером, опасаясь, что звук выстрела насторожит Паррора. К тому же, он почти не сомневался, что пуля не сможет пробить стену, за которой, погруженная в водянистую жидкость, плавала серая масса. От купола отходили тонкие трубки, похожие на артерии, исчезавшие затем в почве.
Мозг? В каком-то смысле да. Некоторые его участки были неестественно увеличены, другие пребывали в зачаточной форме, а назначения третьих Рафт просто не мог представить. Впрочем, одно не вызывало сомнений: запертое под куполом существо излучало бесконечное зло, которое сейчас сильнее, чем когда-либо прежде, ударило в человека.
Этот дьявольский мозг принадлежал пресмыкающемуся. Здесь, в Харне, они стали доминирующим видом, подчинив себе остальные виды и втянув их в фантастический союз, превративший весь Сад в единое существо. В этом создании трудно было обнаружить истинный разум. Инстинкты пресмыкающихся совершенно не похожи на поведение млекопитающих, так что даже необычайно развитое пресмыкающееся может не Иметь ничего общего с иными существами.
Существо под куполом жило только для того, чтобы удовлетворять гипертрофированное чувство вкуса. Необходимость утоления голода переродилась в чувственное наслаждение, затмевающее все прочие чувства. Разум, если он вообще был, служил лишь вспомогательным инструментом удовлетворения главного желания.
Жуткие излучения, пробуждающие чувство голода, заполняли весь Сад, добираясь до каждого растения, до каждого животного. Согласно воле своего мозга, животные и деревья начинали поглощать пищу, пересылая свои чувства в чувственный центр, открытый лишь для одного-единственного ощущения.
Неприступное и чужое, живущее лишь ради слепого наслаждения, отвратительное существо плавало внутри прозрачного купола.
Дрожа от омерзения, Рафт отвернулся и двинулся дальше по хорошо заметным следам Паррора и Крэддока. Чем быстрее он их догонит, тем скорее сможет покинуть Сад. Разве что оба они попали в ловушку, расставленную Харном.
К счастью, этого не произошло. Вдали показались поблескивающие белые колонны, на их фоне видна была фигура человека, склонившегося над чем-то. Рафт узнал прилизанные волосы и бархатную бороду Паррора. Защитник Пламени немедленно почувствовал присутствие Рафта и молниеносно повернулся к нему. Внимательно оглядев его из-под прищуренных век, он расслабился и рассмеялся.