У меня камень с души свалился. А караванщик взял бокал и отпил.
— О! оно холодное. Совсем не нагрелось. Как такое может быть?
— Этот сосуд называется термос. Он долго хранит холодное холодным, а горячее горячим. Он твой.
Я икнула, схватила свой бокал и залпом допила. Мои новые хозяева совсем не знают цену деньгам. У рабыни нет своего имущества, но, чтоб мы могли поддержать беседу, нас обучали основам экономики и товарооборота, учили оценивать огранку драгоценных камней, определять на взгляд цену украшений, картин, скульптур, мозаик, мебели с инкрустацией. Не говоря об изящной словесности и рисовании.
Я знаю, что хозяева ценят искусство, игры для умных. Но деньги, дорогие вещи для них — ничто. Как такое может быть?
В дом вернулась, переполненная знаниями о караванных тропах, ценах на товары, диковинных обычаях и повадках ночных хищников. Караванщик и Стас расстались очень довольные друг другом.
Вроде, ничего не делала, а устала. Хотела часик полежать, но Марта позвала в страшную комнату. Опять намочили мне голову, надели железный шлем, и я долго-долго отвечала на вопросы. До самого возвращения хозяина, Петра и Линды.
— Что вы сегодня так припозднились? — встретила их Марта.
— Учились играть в местные шахматы. Поле 9х9, поэтому партия тянется где-то вдвое дольше. А так — здорово похожи на наши. Вместо короля — Владыка, вместо ферзя два телохранителя, вместо коней — всадники. Тоже прыгать могут. Но — по прямой. Очень много похожего.
Разбор полетов решили не проводить. Во-первых, ничего серьезного, во-вторых, кушать хочется. А поговорить можно и за ужином.
Я решила проверить, как на меня подействует картофельное пюре с молоком. Ну, для сытности кусок мяса добавила. Получилось обалденно вкусно.
— Мы с Миу сделали маленькое открытие, — сообщила Марта. — Разгадали тайну зрения прраттов. Наши цветные мониторы котам на самом деле плохо подходят.
Все зашумели, а я очень удивилась. Когда и как я помогла Марте сделать открытие?
— Миу заметила, что наши мониторы плохо передают цвета. Вчера она привезла два образца. Я их исследовала. И знаете, что обнаружила? Все помнят, как человеческий глаз устроен? Четыре вида рецепторов. Палочки отвечают за черно-белое зрение и три вида колбочек — за цветное. Так вот, вы сейчас обзавидуетесь! У прраттов два вида палочек и четыре вида колбочек! Один вид палочек — как и у нас — дает черно-белую картинку сумеречного зрения, а второй работает в ближнем инфракрасном диапазоне. Здорово, правда? А дополнительный вид колбочек работает в фиолетовом диапазоне. Возможно, даже в ближнем ультрафиолете. Остальные сдвинуты в сторону красного.
— Какой из этого вывод? — спросил мой хозяин.
— Для котов нужно делать другие мониторы. Не наши RGB, а с набором из четырех цветов. Допустим, красный, зеленый, голубой, фиолетовый. Если не утащишь с собой Миу во Дворец, завтра мы разобьем спектр на зоны чувствительности — и можно будет делать цветной монитор для прраттов.
— Мальчики, девочки, завтра у Миу день рождения! — напомнила Линда. И мне опять стало страшно.
— Миу, ты как хочешь? Здесь останешься, или с нами во Дворец полетишь? — спросил хозяин.
Ох, что делать бедной рабыне? Хочется во Дворец. Но закон к рыжим суров. Недаром папа меня людям отдал.
Хозяин говорил, что раз живет на нашей земле, должен исполнять наши законы. Но ведь он сам сказал — и другие подтвердили — что я теперь не рабыня, а стажер. Какой у нас закон для стажеров? Вдруг пронесет?
— Рабыня хотела бы остаться и помочь госпоже Марте, — я скромно потупила глазки.
После ужина Марта позвала меня к себе и показала, что сделала с мужскими жезлами. Последний сантиметр на них остался как был, каменным. А выше их покрывала твердая, белая, мылкая на ощупь пленка.
— Фторопластовое покрытие. Ему сноса не будет, — заверила меня Марта. Потом посадила перед собой, велела смотреть в глаза и наказала каждый размер носить в себе не меньше двух ночей. А если надо — то и больше. Показала книгу с таблицей. Но и книга и таблица были на языке людей. Единственное, что я поняла, раз об этом написано в человеческой книге, значит, у людей тоже бывают такие проблемы. Марта знает, о чем говорит.
Горячо поблагодарив, я сложила жезлы в мешочек и поспешила в свою комнату. Выбрала тот, с которым так глупо попалась. Он вошел хоть и туго, но без боли. И легко вышел. Обрадовавшись, я вставила жезл на размер больше. Вошел. Попробовала следующий. Неприятно, но терпимо. Прости меня, Марта. Я плохая, непослушная рабыня, но у меня последняя ночь осталась. Надела ремни, чтоб жезл не выскочил, прошлась по комнате, поморщилась. Ладно, терпимо. Прищепка на языке больнее.
Взяла часы, повертела в руках — и пошла к Линде. Попросила поставить на четверть стражи раньше, чем хозяин встает. Соврала, что мне причесываться и приводить себя в порядок дольше. У людей шерсть только на голове…
Линда захихикала, возразила, что хоть только на голове, но зато длинная! И я еще не знаю, сколько времени женщины на прическу тратят. Но часы настроила.
Долго-долго ворочалась, сама себя запугала, и забылась тяжелым сном лишь под утро. Будильник разбудил мерзким, противным писком. Шлепнула его сверху, как Линда учила — замолчал. Расстегнула ремни. Кунка распухла и ныла, но жезл вышел легко. Сходила в ванную, ополоснула жезл и промыла свою дырочку. Все, страшно, но пора идти. Нельзя больше откладывать. Другого шанса не будет.
Надела самые прозрачные шальвары, мягкой, неслышной поступью проскользнула по коридору и бесшумно нырнула в комнату хозяина.
Как удачно! Хозяин спит, и спит на спине. Еще раз вспоминаю, как учили. Хотя, тело само знает, что делать. Все говорили, у меня лучше всех в группе получалось. Пора!
Ныряю головой под одеяло. Вот он… Сначала — языком. Почувствовал, ожил, начал подниматься… Мехового мешочка нет. Но, так, наверно, даже лучше. Беру в рот, губами и языком готовлю к ласке тысячи иголочек. Жезл хозяина отвечает мне, растет и твердеет. Ой, звездочки рассветные, он же размеров на восемь больше чем тот, что был во мне. Согласится ли хозяин неделю ждать?
Не о том думаю. Сосредоточилась. Теперь — ласка тысячи иголочек. Сверху вниз, быстро-быстро, как белка, цок-цок-цок-цок! Легкий поворот головы — и снизу вверх — цок-цок-цок-цок! Поворот головы в другую сторону — цок-цок-цок-цок!
— А-а-а!!! — взревел хозяин, отшвырнул меня, вскочил и схватился за свой жезл обеими руками. — Ты что делаешь?!
Мне показалось, что он меня сейчас убьет. Ни разу не видела ярости на лице человека. Сжалась на полу, приняла позу покорности — на коленях, затылком в пол, лицо к животу прижато, а руки вперед, ладошками на полу.
— Миу! Я с тобой разговариваю! Зачем ты это сделала?!
Если до завтра доживу, это чудо будет.
— Рабыня очень любит хозяина. Рабыня хотела разбудить хозяина лаской тысячи иголочек. Если хозяину не понравилось, хозяин обязан наказать рабыню.
— Это что, может кому-то понравиться?! — пальцы хозяина ухватили мое ухо и заставили поднять голову. О, горе мне!!! На жезле хозяина наливались красным цветом бусинки крови. И… Звездочка ранняя, дай мне легкую смерть — пять царапин! Это когда хозяин внезапно дернулся.
— Я тебе задал вопрос! Это может кому-то понравиться??? — наседал хозяин.
— За каждую капельку крови — десять плетей, — прошептала я. И зарыдала в голос. — Я не хотела…
Хозяин отпустил мое ухо и скрылся за дверью ванной. Я испортила все, что можно. Осталось только ждать наказания. Но почему? Я на занятиях десятки раз это делала.
Потому что у людей кожа тонкая, дура безмозглая! Линда сколько раз на Шурртха жаловалась, надо было хоть раз задуматься.
— Господин, дай мне легкую смерть, но не позорь тело. Не руби хвост. Я честно жизнь прожила, мамой клянусь. Я не приходила на эту землю, чтоб отнять ее, я здесь родилась. Добрый господин, дай мне легкую смерть, молю тебя!
Я валялась в ногах хозяина, поливала слезами его босые ступни и молила о легкой смерти. Все рабыни говорили, молить хозяев бесполезно. Но что еще можно сделать? Он чуть не упал, когда я бросилась ему в ноги. Одним грешком больше, одним меньше… Мне все равно не вынести тысячи плетей. Разница лишь в том, легко помру или под плеткой.
Хозяин сел передо мной на корточки, поднял за плечи и прижался губами к моему носу.
— Чудо ты мое рыжее, непутевое. Грех ты мой межзвездный! Хоть бы у Линды спросила, как у людей минет делают. — И опять прижался губами к носу. А затем попробовал вытереть мне слезы. Из этого ничего не получилось, потому что они катились и катились. Он поднял меня на руки, сел на кровать, посадил мое дрожащее тельце себе на колени. Но тут же зашипел и посадил рядом.
— Неделя воздержания точно обеспечена.
— Хозяин, дай мне легкую смерть. Я сегодня столько натворила… Папа простит. Он поймет, что это был лучший выход для меня. Мама сразу поняла, что родила меня на горе — и на мечи бросилась. Это папа уговорил ее ребенка оставить. Надеялся, что сын будет, что серого окраса. А я вся в маму пошла…
— А кто у нас папа?
— Папа Фаррам. Владыка… — Ох, проболталась… А, какая разница. Все равно до вечера не доживу. — Передай папе, что я его очень любила.
Хозяин прижал меня так сильно, что даже пискнула.
— Глупышка ты еще, хотя и совершеннолетняя. С чего ты взяла, что я тебя на смерть отправлю? У вас что, необученных рабынь за первую ошибку — сразу на смерть?
— Я обученная!
— Это там ты обученная. А здесь, за четыре дня чему ты могла научиться? Там, небось, больше десяти лет училась?
— Сколько себя помню.
— Ну вот! Так что не кусайся больше. Иначе поссоримся. И хвостик я тебе тоже рубить не буду. Ты мне с хвостиком больше нравишься.
Вот тут у меня началась настоящая истерика. Первый раз в жизни. А хозяин отнес меня в ванну и… включил холодный душ!
Хорошее начало новой жизни, да?
Сначала замерзла под холодной водой. Потом хозяин пустил горячую. Затем начал растирать полотенцем. Я взглянула на себя в зеркало — ужас! Страшней смерти! Мокрая шерсть слиплась кошмарными клоками. Прижалась к груди хозяина, вся дрожу. Он тоже меня обнял, непонятные ласковые слова говорит, по спине гладит. А в голову всякие дурацкие мысли лезут, что вот, мол, хозяин и прочувствовал мое трепещущее тело. И еще понимаю, что между нами что-то изменилось. Я для хозяина не рабыня, а нечто бОльшее.