Я не собирался пускаться с ним в разговоры, но, услышав его последние слова, насторожился.
– Что значит «кучу денег»? – сказал я. – Мы… он же поставил какой-то пустяк.
– Для кого-то, может, и пустяк. По тридцать фунтов – на победу и на призовое место для Бакстер.
Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног:
– Не может быть!
– Тридцать монет при выплате десять к одному. Я сперва подумал, что он что-то разнюхал, но, видимо, он просто свалял дурака. Забег закончился именно так, как мы и предполагали.
Я принялся складывать в уме и уже заканчивал подсчет убытков, понесенных нашим синдикатом, но тут раздался голос Хеппенстола. Пока он вручал призы в других видах программы, он был по-отечески ласков, но теперь в его голосе звучали боль и гнев. Он скорбно взирал на толпу.
– Теперь о состязаниях в беге с яйцом, – сказал он. – Как ни тяжело, но я вынужден исполнить свой долг. Мне стали известны некоторые обстоятельства, утаить которые я не вправе. Не будет преувеличением сказать, что я потрясен.
Он дал своим слушателям пять секунд, чтобы они поломали голову, чем именно он потрясен, и продолжил свою речь:
– Три года назад я был вынужден исключить из спортивной программы нашего ежегодного праздника бег на четверть мили для отцов, поскольку до меня дошли слухи, что в местном трактире заключаются пари, и у меня возникло подозрение, что по крайней мере в одном случае фаворит был подкуплен. Хотя эта неприятная история и пошатнула мою веру в человечество, я полагал, что одного вида состязаний не коснулись миазмы профессионального спорта. Я говорю о состязаниях в беге с яйцом для девочек. Увы, я ошибался. – Он снова сделал паузу, чтобы справиться со своими чувствами. – Не стану вдаваться в отвратительные подробности. Скажу лишь, что до начала состязаний один человек – это приезжий, состоящий в услужении у одного из гостей в усадьбе, я не стану называть его имя – предложил нескольким участницам забега по пять шиллингов с тем, чтобы они… э-э-э… закончили бег в определенной последовательности. Запоздалое чувство раскаяния заставило его в этом мне признаться, но было уже слишком поздно. Зло свершилось, и теперь пришла очередь возмездия. Нужно принять самые жесткие меры. Я должен проявить твердость. Сара Миллз, Джейн Паркер, Бесси Клей и Рози Джукс – четыре участницы, которые первыми пересекли линию финиша – лишаются любительского статуса и дисквалифицируются, а эта прекрасная сумка для рукоделия, дар лорда Уикеммерсли, присуждается Пруденс Бакстер. Пруденс, шаг вперед!
ГЛАВА 15. Столичные штучки
Я всегда говорил и сейчас повторю, что во многих отношениях Бинго Литтл – замечательный малый. Мы знакомы со школьной скамьи, и без него жизнь была бы гораздо скучнее. Когда мне хочется развлечься и приятно скоротать время, я предпочту его общество любому другому. Но при этом у него есть и кое-какие недостатки. Во-первых, он влюбляется во всех девушек, имевших неосторожность попасться ему на глаза. А во-вторых, влюбившись, трубит на весь свет о своих чувствах. Застенчивость и сдержанность свойственны Бинго в столь же малой степени, как сочинителям рекламных текстов.
Вот послушайте, какую телеграмму я получил от него в ноябре, примерно через месяц после возвращения из Твинг-Холла.
«Берти, старина, я наконец влюбился. Самая замечательная девушка на свете, Берти, старина. На этот раз все действительно серьезно, Берти. Приезжай немедленно и захвати Дживса. Послушай, ты знаешь табачный магазин на Бонд-стрит, слева, если идти к центру. Купи сотню их фирменных сигарет и пришли мне. У меня все вышли. Уверен, когда ты ее увидишь, ты согласишься: она самая замечательная девушка на свете. Обязательно привези Дживса. Не забудь сигареты.
Бинго».
Телеграмма была отправлена на твингской почте. Я представил, как эту жуткую ахинею, раскрыв рот, читает деревенская почтмейстерша, главная разносчица местных сплетен; не сомневаюсь, что она уже растрезвонила новость по всей округе. Посылать такую телеграмму с деревенской почты – все равно что нанять глашатая. Помню, мальчишкой я читал про рыцарей, викингов и всяких там менестрелей, которые без тени смущения вставали во время многолюдного пира и принимались распевать про то, как они обожают свою прекрасную и ненаглядную. Думаю, Бинго нужно было родиться в ту эпоху.
Дживс принес телеграмму вместе со стаканом виски на сон грядущий, и я дал ему ее прочесть.
– Этого следовало ожидать, – сказал я. – Бинго не влюблялся целых два месяца. Интересно, кого он откопал на этот раз?
– Мисс Мэри Берджесс, сэр, племянницу преподобного мистера Хеппенстола, – сказал Дживс. – Она гостит у своего дяди в Твинге.
– Черт подери! – Я привык, что Дживс знает все на свете, но это уже похоже на ясновидение. – Как вы узнали?
– Когда мы жили в Твинг-Холле этим летом, сэр, я подружился с дворецким мистера Хеппенстола. Время от времени он любезно сообщает мне местные новости. По его словам, сэр, это весьма достойная молодая леди, очень серьезная и положительная. Мистер Литтл очень в нее влюблен, сэр. Брукфилд, мой корреспондент, утверждает, что видел на прошлой неделе, как лунной ночью он целый час не спускал глаз с его окна.
– С чьего окна? Брукфилда?
– Да, сэр. По всей видимости, он полагал, что это окно юной леди.
– А какого дьявола Бинго делает в Твинге?
– Мистеру Литтлу пришлось снова занять должность домашнего учителя сына лорда Уикеммерсли, сэр. Дело в том, что он много проиграл на скачках в Херст-Парке в конце октября.
– Послушайте, Дживс, есть что-то, чего вы не знаете?
– Не могу вам сказать, сэр.
Я перечел телеграмму:
– Похоже, он хочет, чтобы мы протянули ему руку помощи.
– Думаю, именно это побудило его отправить настоящее послание, сэр.
– Ну и что же нам делать? Ехать?
– Я бы высказался в пользу такого решения, сэр. Мне кажется, стоит поощрить намерения мистера Литтла.
– Думаете, на этот раз он поставил на победителя?
– Я слышал о ней лишь самые лестные отзывы, сэр. В случае счастливой развязки она несомненно окажет самое благотворное влияние на мистера Литтла. Кроме того, этот союз поможет мистеру Литтлу вернуть благосклонность своего дяди, поскольку юная леди из хорошей семьи и располагает приличными средствами. Короче говоря, сэр, если мы в состоянии ему чем-то помочь, наш долг сделать все, что в наших силах.
– Уверен, что с вашей помощью он сумеет положить этот шар в лузу, – сказал я.
– Спасибо за ваши добрые слова, сэр, – сказал Дживс.
На следующий день Бинго встретил нас на станции в Твинге; по его просьбе я отослал Дживса с багажом на автомобиле, а мы с Бинго решили прогуляться и направились в Твинг-Холл на своих двоих. Мы и двух шагов не прошли, как он забубнил про свою пассию:
– Она просто чудо, Берти. Не то что эти нынешние пустые, легкомысленные девицы. Она очаровательно искренна и восхитительно серьезна. Она похожа на… Господи, как ее…
– На Мари Ллойд [29]?
– На святую Цецилию, – сказал Бинго и метнул на меня негодующий взгляд. – Она похожа на святую Цецилию. С ней мне хочется стать лучше, добрее и великодушнее.
– Никак не могу понять, – сказал я, – по какому принципу ты их выбираешь? Я имею в виду девиц, в которых ты влюбляешься. Должна же у тебя быть какая-то система. Ни одна из них не похожа на другую. Сначала Мейбл-официантка, потом Гонория Глоссоп, затем эта кошмарная Шарлотта Корде Роуботем…
К чести Бинго следует признать, что при этом имени он вздрогнул. Я тоже вздрагиваю всякий раз, как вспоминаю Шарлотту.
– Ты что же, хочешь сказать, будто можно сравнить чувство, которое я испытываю к Мэри Берджесс, тот священный трепет, ту духовную…
– Ну хорошо, хорошо… – сказал я. – Послушай, старик, а тебе не кажется, что мы делаем большой крюк?
Если мы действительно направлялись в Твинг-Холл, мы явно выбрали не самый короткий путь. От станции до поместья две мили по шоссе, мы же пошли по тропинке, потом долго шагали по каким-то буеракам, два раза переходили через изгороди, а теперь пересекали большое поле, за которым начиналась другая тропинка.
– Она иногда гуляет здесь с братом, – объяснил Бинго. – Я надеялся – вдруг мы ее встретим? Я ей поклонюсь, ты ее увидишь, и мы пойдем домой.
– Что и говорить, заманчивая перспектива, – сказал я. – Стоило тащиться лишних три мили по пашне в тесных башмаках. Все ради того, чтобы раскланяться? Почему бы не подойти к барышне и не поболтать о том о сем?
– Ты с ума сошел! – искренне удивился Бинго. – Ты что же, воображаешь, что у меня хватит духу? Я лишь издали на нее любуюсь, и… Господи! Это она! Нет, показалось.
Это напоминало песенку Харри Лодера [30]: «Вот она! Нет, это кролик». Бинго заставил меня проторчать под ледяным северо-восточным ветром целых десять минут; несколько раз он поднимал ложную тревогу, и в конце концов мне все это порядком надоело. Я уже собирался протрубить отбой, но тут из-за угла выскочил фокстерьер, и Бинго задрожал, как осиновый лист. Потом показался маленький мальчик, и Бинго затрясся, как желе. Наконец, точно примадонна, выходу которой предшествует выступление кордебалета, на сцене появилась юная дама, и у Бинго сделался такой жалкий вид, что на него было больно смотреть. Лицо его покраснело, и в сочетании с белой рубашкой и посиневшим от ветра носом он стал похож на французский флаг. Он весь обмяк, как при размягчении костей.
Бинго трясущейся рукой потянулся к кепке и тут заметил, что девушка пришла не одна. Ее сопровождал господин в костюме с пасторским воротничком, и его появление подействовало на Бинго не лучшим образом. Лицо его еще больше покраснело, а нос еще больше посинел, и только когда они уже прошли мимо, ему удалось справиться с кепкой.
Девушка кивнула, священник сказал: «А, Литтл. Скверная погода», собака тявкнула, и они пошли своим путем – представление закончилось.