Б.
Сухой песок. Все хотят воды. Мы видим их. Их тела. Этот блеск. Они умрут. Тут нет воды. Нам надо уходить отсюда.
В.
Полуостров окруженный зеленью среди тысячи цветных птиц летящих из одного угла города в другой. Мы остаемся здесь на месяц.
Г.
Город у подножии холма спускается к нашим ногам такой маленький.
Так много городов. Они все разные. У каждого своя история , свое страдание , своя вера во что-то. Надо бы написать о каждом. Но я не хочу, ведь финал у любого города один , да и цивилиз жизни схож пусть и различ в хороносе. Авторы любят рассказывать о жизни некоторых людей города которые становятся их главными героями. Но мне интересен лишь я. Я люблю себя до крайней стадии эгоизма, не знаю что делать с этим , бороться с собой, с людьми , разве это плохо.
Точка я все больше росла. Точка я ты ничто. Ты портишь себя и тех кто тебя окружает , ты не достойна называния тебя. Ты угаснешь. Ты медленно растворишься.
Ноги незнакомой женщины оказались во рту. Попытавшись отбиться был съеден драконом. Кричал. Вопль уходил все шире.
Смеялся. Я долго смеялся смех был необратимостью жизни и обратимостью смерти кто знал лица тех кого скрыло волнистое облако набегающее со всех сторон , лишь смех был спасением. Перевернуться. А плачут девочки , я не плачу , я не девочка , а они плачут. Помню увидел испугался. Так и идет. Она в одном плачет я во втором смеюсь , затем мы меняемся местами. Ликующий красный смех старца с торца сторица обозначил мое имя. Конец сказки. И жили они. Конец сказки. Нет они не жили. Конец сказки. Начало сказки или продолжение давно начатой истории покрытой тонким слоем сюжетной линии.
Выйдя из некого города М они
Обнаружили железную дорогу пролегающую вдаль на много миль вперед. Ловко заскочили никто даже не обратил внимание на шею. Едем. Конечная точка пункта А. Вышли. Грызем ногти. Не смотрим на людей. Нельзя смотреть. Как оказаться сопротивлением. И больше всего раздражало когда он натыкался на препятствие в виде самого себя стоящего твердой стеной громкий крик души. Сколько бы я ни шел один или же без него или с ним или разделившись попалам тухлым куском я понимал что начинаю приобретать усталость нога истерлась река осталась но высохла дети выросли но повзрослели и я все больше понимал свое желание которое поднималось из глубин но не хотел признаться в том что я бы с радостью уже выкинул его или оставил здесь вот на этом самом месте и закончил бы все таким образом. Хотел стать птицей и улететь. Я сажу его рядом с деревом и разговариваю с ним.
О чем бы мы с тобой думали если бы взявшись за руки прошли по звездам оказались ли бы вторжением в их мир вот именно сейчас ты в их голове и им это не нравится они хотят избавления от тебя но читают о тебе лишь потому что сами себя ненавидят и им нужно примерить другую форму но моя не нравится ведь она расплавляется прямо на вашем теле тонким желанием истерикой сандры обувной помадкой горбатой девушки взявшей свое желание как движение когда встряла в моих ушах голосом неба и я нежно беру ее мертвое тело и несу к реке синего моря там я положу ее и она поплывет вот какой замечательный подарок о таком мечтает каждый пользователь серой тетради с кривым почерком он снова выводил слова опять и опять считать себя ничтожной гордостью или гордой ничтожности мне сказать рассказы? мне? все о чем я не желаю говорить в ее теле в ее сладком теле в ее уже сгнившем теле сырая материя оно же мертвое мясо оно же вирус которым заразился городок на берегу реки и мне сказали умертвить ее когда она будет спать этот нежный очаг желтой болезни лица и сделал это помню как при удушении она смотрела на меня тонким немым взглядом и тот момент когда я вынес ее тело на руках я посмотрел на лица всех этих людей и все они были желтые и нос становился расплющен я бежал к реке и выбегал из города держа в руках ее платок и бежал подпрыгивая я так все дальше пока земля не стала другим цветом и начали раздаваться громкие звуки и небо окрасилось в совсем иной цвет тогда-то я и встретил тебя.
Свин янь громко заорал парень напротив и упал лицом в газету которая была на луже и задвигал руками и ногами словно плыл а затем подпрыгнул и ударил меня несколько раз а затем обнял и громко прошептал мне на ушко чай чаппи чак дорогой для тебя мой друг юный равновесием определись и помог мне почистить одежду с серыми пятнами и начал везде ходить за мной даже ночами когда нужно было обязательно спать. А когда я собрался уезжать он не отпускал меня и все что-то говорил очень долго все собирался и собирался начать не останавливаясь затем вдруг в ярости сказал раз так ты решил раз так ты решило решил решил решил решил решил решил решил решииииииииллллл решил и отрезал свою руку и пришил ее к моему карману а сам словно теперь ему и самому стало неловко от этого побежал от меня прочь в лес махая своей одинокой рукой. Так мы и стали друзьями.
Если бы ребенок болел а он болел то его глаза смотрели бы на тебя этим самым взглядом. Они не должны болеть. И сам закашлялся на всей земле.
Да. Мы все выбегаем из их ртов. И не найти покоя на том месте где не было еще нас. Когда мы придем изменится мир. Изменится время. Это называется всего лишь ловкость рук , таким образом быстро на пульту переключать их довольные рты. Недавно обнаружил внутри себя тенденцию к разрушению. К чему бы это. Я вытаскиваю ее изо рта и она убегает от меня ко мне. Если поймаешь умрешь. Если прочтешь умрешь. А видимо был поражен и ничего не видел он и ничего не мог понять когда видел как она спускается по лестнице из мяса прикасаясь к его телу и с каждым таким дыханием дорога становилась уже и мне казалось моя дороти должна уже повзрослеть дабы окончательно приловчиться к жизни а вместо этого ее били по голове и он наслаждался ее кровью которая стекала буквой эм по ее эмлбу
Эмграцией выходила за пределы родины называла себя эмма и больше не хотела кричать в ее рот был заложен наушник она немного думала о жизни но ее длинные ноги говорили за нее что она всего лишь тонкая ветка которая выросла а ведь прогнозы обещали ураган и сильный ветер внутри нашей головы она еще немного думала и старалась всегда такая глупая дороти и когда ее обнимал из дома было слышно дороти дороти дороти дороти дороти моя дорогая птичка хватит уже быть в этой клетке для животных довольно этого ты должна быть в клетке для птиц понимаешь все это вокруг все это довольствие окружающим процессом набережных скал об которые голый рабенок порезал ножку с фонтанчиком кровка и моя кровать вновь напряглась когда перестал слышать ее пульс само небо казалось прикоснулось рукой и не желает страдания и вновь повторять твое имя в моменты безумной усталости в моменты безудержного веселья когда я был на виселице когда я танцевал в клубах когда я засыпал с тобой ты была самим временем и я все измерял вокруг в доротах в моей дороти квадратной банке которая всплеском окрасила лазуровое небо и стала женщиной стала главной героиней в безумном монологе года а календарные листы все отрывались и уносились вдаль словно теперь все наконец-то поняли. И закричали мы. Тут доктор ученый на минуту задумался как раз вчера он закончил изучать протоны кантов и теперь своей волосатой рукой читал книгу этот пост модернизм а почему мы кричим подумал он неожиданно для себя наверное этот крик есть оглашение о себе мертвый бледный он наблюдает за нами закипая на лице и улыбкой по нашему лицу стесняется уйти надгробной плитой за которыми зашел смуглого цвета парень обернувшись увидел смерть в венеции обернувшись увидел что плита с его именем. Да мой друг жизни со временем понял что не знаю о том хочу убить или быть убитым такие слова в руках меня чаша весов склоняется к неизбежному варианту. Помню я что-то должен был сделать а что именно и кто ты такой. И зачем я все это сейчас написал. Нет нет не неизбежность смерти а неизбежность жизни вот что должно страшить сердце вдумчивое , скажем ты был рожден , ты обязательно будешь рожден а вот умрешь ли ты это более сложный вопрос, как же избежать рождения в этом мире.
Я. Я. Я. Я. Я.
Я жив и существую а значит не должен умереть. Вот дома вот небо вот солнце. И оно живо. Ты услышал меня.
Прошел год. За это время я успел обойти землю но не нашел земного места для нас которое можно бы было назвать домом я уже не осторожен и не так смел как раньше я обезсилен и валяюсь рядом с ним на белого цвета земле а сверху нас огромные кристаллы заменяющие небо в этом месте. Кристаллы треугольной формы по краям зеленые и мне кажется что они могут упасть на нас. Так идти я уже не могу от скуки начинаю хлопать ладони и колени. Мне кажется время колено. Ночь не наступает. Это один большой день. Где мой выбор. Кого она ждет сегодня. С кем мне говорить. Желание близко. Пояса везде. Хотел бы сейчас на себя рубашку как в той книге чтобы перейти на прошлый уровень а впрочем я уже и без нее итак совсем готов к этому...
Проходит еще одна минута и издали слышен ветер. Он уже совсем рядом. Громкий порыв бьет меня по лицу и подымает нас вверх , этот ураган закручивает нас а затем выпрямив и подняв на несколько метров несет нас все дальше и дальше. В точке С он внезапно останавливается и мы падаем в красной пустыне прямиком около огромной синей воды. Я хочу пить воду. Я пью воду и наполняюсь силой. Я вновь готов к путешествию по выжженой дороге. Поднявшись думаю может и он мертвый хочет воды. Развязав узелок начинаю плескать ему в лицо воду. И он задвигался а кровь начала исчезать на его теле и лице. Он открыл глаза и посмотрел на меня. Я тоже посмотрел на себя и увидел что мои ладони тают. Я обнял его и мы растворились. Открыв глаза я увидел его стол его дом его семью. Жена что-то говорила. Семья что-то говорила. Он что-то говорил. Я вышел от них и оказалось что напротив дома стоит та самая таверна в которую я обещал вернуться. Я зову его и мы вновь оказываемся среди них. Они ждут нас за огромным длинным столом. Феодор теперь с пятью медведями обнимает нас. Я рассказываю что было. Клео обнимает нас. Василиса обнимает нас и превращается в Клео или Клео в нее. Не знаю. Их половинки лиц складываются в одно. Мы делаем несколько фотографий на память знакового события. Тогда затем уже в середине праздника кто-то просит меня сказать тост в честь праздника дня всех влюбленных и тогда соседний голос говорит что сейчас пост. А я говорю этот пост модернизм.