Этот пост модернизм — страница 2 из 16

дкой снегиря из окна на дереве сирени которая цвела весной мая он нес букет в черном костюме и ложил на могилу чтобы помнить о сказках о добрых/злых героях не нашедший место в мире сам теперь становившийся героем разбивавшегося на тысячу себя в зеркале в зеркальном отражении морей которые все это видели и моря заплакали ведь он был им другом который когда если случалось что ловил золотых рыбок всегда отпускал их да и прочих также и море так как не умело еще в те годы говорить ласково кидало в него волной из скрюченных медуз омаров осьминогов одного из которых он взял себе и назвал кряскен ракушек в которых он находил жемчуга на долго теперь все в памяти только не его а моря бессознательное движение засмеялся он другой он и выловил море и вытащил душу следил за ней в клетке изучал под микроскопом деля на детали ядра атомы клетки позитроны нейроны это было занятие для нервных для кого-то в ближайшем будущем разделенных от нас световыми годами инерцией невидимой плазмы которая скрывает щеки его будущего населения оно и будет нужно думает он приглаживая свою мятую бороду оставшуюся в таком виде после третьей мировой юрисдикции и подписания конвенкции презумкности векторной скалярности радиоуправляемых светлячков под тонной белого макияжа асбест фаянс опак говорил он своей желтой ладонью где заметно выделялась выскобленная буква М и лихие завитки говорившие для кого-то судьбу вершители еёйной благо ли или же не благо мои вирши для вас вершины ли возносимые гладящие скалящие

Дрожащие в перебранке битой посуды и криком уносимые за горизонт ложноосведомленцы сути вещей скрываемые толщей под навесом бугров при приближении же принимающие узнакомый вид сказки на ночь которая была нежна под сенью деревьев вырванных после толстыми руками и намест которых архитектор строил/кроил новый монумент его величества смерти с косой которой косили траву и черепом в правой меж глазами в глазницах зорко увиденные переливающие ряби желтого помутнения сознания вытащенных мечом написавших на дереве трехдневную легендарную байку о бравых молодых вышедших на песок взявших бритву и ножом пресекаемые прыгающие через заросли ножом ножом хрипел он когда лезвие нержавеющей стали проходило через все волокна в теле опутывая окутывая все глубже оптовее продаж никогда не бывало правильно возьмись за курс дела курсивом постучал по клавише вышло ой ю ми ойюми повторил он ой ю ми где-то он слышал это имя перед ним там стояла черточка вышедших за грани геологов мертвенно бледных зоологов и зуботехников с самым настоящим сверлом за пазухой жизни впрыскивай ему яд слышна колыбельная встречных дорог встречающихся навстречу навстречке как колечки голодных плавающих овечек сьюзен биг биг биг прыгала она на скакалочке бигуди качались в разновес весеннему желтому платью тырыц тырыц ты рыцарь доблести альгин альбеол призрак сумерек ты интерпритация интерполяция себя самого на дороге между звездных брошенных найденных вечный скиталец паучьими дорожкам проклавший путь в высоту на долготу и широту бросить азимут и уйти за горизонт к простонародью в лес к этому ли на самом деле призывал дух внутри тебя а вышедший после смерти каков он где ищет теперь дом пастбище магазин двери изнанка тебя проволка головоломка постигла всю окраину мроса малый камень упал сверху камедь стекала темным блеском губ девушки целованных в ноябре темного старого забытого прошлого да надобно бы надобно бы прошелестел мне цветок пропел мне одуванчик проговорил мне вепрь да только куда там пышно распустилось в памяти как летний загар пара памяти это параплан допустить что есть четко начерченный план нарисовать его на бумаге и следовать за ним по дороге ниточкой черной ниточкой красной бежевой оранжевой сиренево рубцовой пламени выкинутой на три ярда вперед надобно ли оно искомому как принадлежность определения к большему параличу конечностей плавников акулы плавников спинки Грызки паштетом выходящая из нее все больше серым все больше чередой камней начальника в печени камней в желудке камней на склоне горы тащивших влачивших кативших шачивших блеск маленькой черной дыры в иссиня черном облеклом заранее предусмотренном звездами событии праздника дня рождения кануна рождества приходившийся им четвертым сыном малым пролазком струпьем опилкой после дерев которые были надл были пилн были крутость самих себя соковыжимающей машины с зубами больше чем у бегемота больше чем у бородавочника со вкусом боярышника пышного грудью выталкивал свой скелет целился щурился чадился пятился пытался исцелиться пытался стать народной медициной пытался стать налоговложением пытался натыкался пытался значит голым остался пытался значит яслатып ты яслатып он яслатып она яслатып оно яслатып а они нет они яслатыпы со вкусом мигрени со вкусом кукурузных палочек и завернутого в твой язык боярышника прыснущего со смеху начальника он уже под столом закатал рукава спустив колеса призрака открытую черную дубовую дверь чернейшей комнаты пламени касающейся язычком готики вылепленной в ренессанс дедушкой леонардо портрет которого висел на стене у леопарда вышедший на перекресток ста дорог дрогнувший от первого набора гитар ездившего на фестиваль скромной посуды породы оникнилс шкурой мамонта залепивший пластилин свой вход в первый класс средней школы да он пил это не секрет это не тайна не тайга даже не канделябр не бюреточная установка по запуску ядерного оружия что да он пил ядреный квас был жив всегда живее многих сверкающих насекомых по имени К к нему стучали орудия смерти орудия любви плачущие гирингирки пойдут вслед за тобой ложно подло подменять красный на голубой лютая стремглав голова бежала от

Опричны царя где царят царря зарря ни свет царапины кисы ларисы иксы логариксы где на печи тепло а из колодца ловится щучье веление пиротехники последнее явление грандиозного как цветы гладиолуса как цветы ириса на воде кувшинки отпустить лягушачью печень как принцип дозволенности как понятие обусловленности врожденной чепухрой лезущей из ушей враждебных коневедов враждебных садоводов в кимоно в пижамах спящих как удар пушки так падают навзничь зеркалами облепленные поезда сахарки коалобомбианады играющего с автоматом солдата в коричневом сером небе моего дружеского плеча раздающаяся автоматная очередь равнобедреных пирамид он обнимает меня он прижимает к себе мое тело и торжественно говорит я торжественно отвечаю

-друг что с тобой

- со мной все в порядке

-ты мертв

- о нет, нет! Санчес я жив я парю над облаками устремляя туда свой взор уставших плеч снискавших повиновение у императорских ног пушечной гаубицей выстреливаемый спозаранку млечный сок млечный путь кассиопеи андромеды андрогинов андроидов операций по насадке на крючок на леску перочинного ножа глазастую скумбрию духом ледяного леса являющуюся нимфурию с дрожащей пеной у лица моря сжатая двумя крпекими паралитиками на причале бушующего тайфуня являющегося собой зевесом мироздания цепей соскобленных с самосона под завалами древнего сожженого храма халлиодионийской стихии прасковьечей в простонародье именуемой как казнь через повешение на гильотину пляшущих человечков их господ их немытых рабов их томов их риваресей реверсов сотни раз окликанных народом оплеванных маленькими детьми обухоженных стаей голубей нелицеприятных лиц с узким длинным носом лисицы скачущей на пустынной поляне кочуещей в избытках недостатка глиняных роз птенцов скворца первенцов палитры мира вышедших из себя нашедших покой на небесомом сиянии старого дома который мне пришлось стражить два года вместе с семьей семью семени проползающим из меня металлом каленого железа которым тебе прижгут рот которым закроют твои зубы которым на твоем теле оставят рабское клеймо серпантиновой мешанины двуличие мещанина собирающего листья под дубом старого борца с технологиями с прогрессом греющее иждевение законадательства пара пустых ручек да рулон бумаги на черном небе все это выстиланное снаряжение потерявшегося бойца рожденного росшего среднеземно среднестатистически погоняемыми брошенными оброненными кем-то потерянными погонами блеск ослеплчющий глаза так преклони же колени мой юный друг на склоне ветки сидящий дружелюбный унылый тайный ожидающий все на свете лишь легкое прикосновение помазкой на зеркале трепещущее еле ощутимое слабое угасающее брошенные доспехи я не буду их убивать таков выбор мой таков выбор небес верховнейшего златалатуса увиденного мной во сне приближением прижавшийся голос извне окруживший меня и звучавший всюду покаракто я предавался любованием местности горгз вмещающей все мои мысли о красоте природы этих незыблемых и буйных высот сочившихся из меня все больше шире как будто спозаранку проснулся и не увидел дня солнца рожденного для кого-то на заре угасания мира оно вырезало обрубало свои палочки для считалка говорило оно для счита считы и твоего тщеславия на ярмарке и тогда я говорил один говорил два говорил три и меня слепило напрочь слепило полностью понимаешь мой Санчес я был поражен тем что вокруг из всего шел свет тусклой свет нестерпимой боли ран кусков человечины пришедшей с неба под каверзную нервовыворачивающую мелодию каблуков ботинок туфель безногих кроссовок берцеющих сапог резины всего падаемого на меня лежащего кроссовером как будто я для них был банкой хранилищем защитным сейвом голосующего механизма в танцующей пандемии пиров свадеб дней рождений лопастей режущих тортилы куски в ротозевр идущие шагом марш други все смешалось со мной все другие голоса все другие комнаты все стрелки перевернулись в старинном сальваторе ричини плавающих в болотнистой местности камерами являющихся протекторами жизни прожекторами любви ректоратами смерти в скелетной тишине выходившей и касавшейся легонько мизинцем меня меня меня снова меня когда я уже был не в силах кричать она

Успокаивалась и улетала и перемещалась и к следующему и к последнему и к первому и в каждом она была внутри в последний миг всегда разрывая его/нас/каждого/меня вот собственно наверно мне тут нужно сказать все или же по другому и начать вот собственность ежика ее он сторожит вот собственность зайчика ею он дорожит вот собственность лемура ее он смешит вот собственность гризли ее он словить норовит вот собственность ее она грызть собиралась да задумалась о тягрине о ромаяни и кардивари и парипанигах гурсельм дырюбонс крадхейн идштиц аге руаван гиенмнон каршивиц роззен я закончил Санчес прими же тело мое как дар и отнеси его куда полагается теперешним не следуй вынеси его к моему дому исполнивши эту прозьбу да будешь благ ты и дети твои и дети детей твоих во веке веков. Смерть я слышу ее шум , она уже близка к моей голове, прощай.