Она сняла с шеи монетку на цепочке и, сжав зубы, протянула ее мне. Я почувствовал себя разбитым. Как будто вмиг все потерял.
– Хочешь узнать мои мысли?
– Нет. Не хочу знать ни того, что ты думаешь сейчас, ни даже того, что подумал тогда.
Она положила пенсовик на столешницу. Я покосился на него, как на ядовитую змею.
– Эйвери. – Я сглотнул, борясь с внезапно начавшейся паникой. – Ты не можешь… не можешь сказать мне, что любишь меня, а потом слинять при первой же неприятности.
Эйвери задумалась над моими словами, и я немного расслабился, но она покачала головой и, вытирая щеки внутренней стороной запястья, ответила:
– Тебе ведь нравятся такие девушки, как я? Рассудительные и уважающие себя? Мы поступаем именно так, Джош. Мы обращаем внимание на тревожные сигналы, а ты, черт возьми, огромный красный флаг.
Она развернулась на каблуках и вышла, хлопнув дверью. Прорычав «Черт!» – я опрокинул кофейный столик, бросился навзничь на диван и закрыл лицо руками. Я никогда никого так близко к себе не подпускал, как Эйвери, а теперь потерял ее. Да, заявившись к Розенбергу, я сделал глупость. Потому-то я об этом и промолчал. Но даже если я ошибся, Эйвери не должна вот так меня бросать. «Значит, не любит», – подумал я.
Я поднял перевернутый столик, подобрал цепочку с монеткой. Мне захотелось отвлечься при помощи хозяйственных хлопот, но на каждом шагу попадались вещи, напоминавшие об Эйвери. Подушка пахла ее шампунем. В душевой кабине лежала ее бритва, в стакане стояла ее щетка. Даже мыльницу я поменял, потому что Эйвери зеленый цвет нравится больше голубого. Я двигался быстро и с силой нажимал на тряпку, но все без толку. Я не переставал думать о боли, которую видел в ее глазах перед тем, как она ушла, и меня мучили угрызения совести.
Моя квартира стала как никогда чистой и как никогда пустой. Декс принялся обнюхивать мои ноги: почуял неладное. Я достал телефон из кармана, встал и начал расхаживать по комнате, стараясь не споткнуться о пса, которому не терпелось завладеть моим вниманием. Занеся палец над экраном, я задумался: «Кому позвонить? Если позвоню Эйвери, а она не ответит, я сойду с ума».
Я набрал номер Куинна. Не хотелось оставаться со своими мыслями наедине. После трех гудков он снял трубку.
– Старик, – сказал я и, не переставая ходить туда-сюда, провел рукой по спутанным волосам, – я в полной заднице.
Послышался стон: Куинн спал. Протяжно зевнув, он спросил:
– Что ты на этот раз отмочил, придурок несчастный?
– Эйвери меня бросила. Она бросила меня к чертовой матери!
– Что? – крикнул он.
Рядом с ним недовольно забубнила какая-то женщина.
– Там у тебя Деб?
После короткой потасовки на другом конце линии кристально четко зазвучал голос подруги Эйвери:
– Она самая. Иначе твой приятель был бы полным идиотом, если понимаешь, о чем я.
– Пожалуйста, передай трубку Куинну. – Я прикрыл глаза и постарался говорить тихим ровным голосом.
Деб сердито фыркнула, послышался какой-то шум, после чего телефон снова оказался в руках Куинна.
– Я ездил домой к Розенбергу, – признался я.
Куинн усмехнулся:
– Куда ты ездил? Если я не ослышался, брат, то это слишком тупо даже для тебя.
– Знаю, – сказал я, потирая шею и не переставая мерить шагами комнату. – Но он женат. Мне открыла дверь его чертова жена.
– Боже мой! Джош, посуди сам: семья Розенберга – не твое дело. Я люблю тебя, дружище, но ты перешел черту.
– Это он, чтоб его, перешел черту! – рявкнул я.
– Джош, – спокойно сказал Куинн, – ты просто должен доверять Эйвери, и она сама разберется. Ты не можешь контролировать все.
– Знаю.
Мне не хватало кислорода, и я сел, тяжело дыша. Декс ткнул лапой мою ногу.
– Все наладится, – сказал Куинн. – Она, конечно, сейчас сердится, но потом простит. Вот и Деб кивает. Согласна со мной. Эйвери тебя любит.
– Да? – пробормотал я и закрыл лицо руками, не зная, искренне Куинн говорит или просто меня успокаивает.
– Да, старик. Отдохни пока, а завтра все будет не так уж плохо.
Нажав отбой, я поплелся в спальню и прямо в одежде повалился на кровать. Пружины в матрасе заскрипели, в очередной раз напомнив мне об Эйвери. Там, где я сейчас лежал один, мы недавно лежали вдвоем, обнаженные. Я уставился в потолок, молясь о том, чтобы заснуть. Вдруг я посмотрел через открытую дверь в гостиную, и мой взгляд остановился на запертом шкафчике. Я поклялся себе пить только в компании, для развлечения, но сейчас соблазн налакаться и отрубиться был очень велик.
Я сел. Стрелки часов сошлись на цифре «12». Еще раз взглянув на шкафчик, я достал телефон и набрал номер Эйвери. Через несколько секунд включился автоответчик. Я оставил сообщение: «Пожалуйста, перезвони мне. Ругаться я не хочу. Я хочу только… хотя бы извиниться. А там уж поступай как знаешь».
Нажав кнопку разъединения, я посмотрел на часы в десятый раз с того момента, когда Эйвери ушла. Мест, куда она могла отправиться в такое время, было немного. Я взял кошелек и отправился в бар. Отзванивать она мне не собиралась, а я не собирался сидеть сложа руки и ждать. Сказав то, что хотел, я бы отпустил ее от себя на большее расстояние, если ей это было нужно, но отстраниться сам я не мог.
Дул морозный ветер, и я поглубже засунул руки в карманы джинсов. К счастью, на мне был растянутый адидасовский джемпер с капюшоном, в котором Эйвери так любила греться вечерами.
Пройдя через двор, я сел в свою машину и подъехал прямо к «Дыре на углу». Двери открылись и закрылись, впустив в помещение холодный ночной воздух. Батарея задребезжала, силясь восстановить нормальную температуру. Я принялся высматривать в толпе золотисто-медовую голову Эйвери, вспоминая, как мы с ней встретились в этом зале в первый раз. Простояв несколько минут и не найдя ее, я прошел к барной стойке и заказал себе две порции виски с колой.
– Ты грустный, – сказала Джинджер. – Уверен, что тебе стоит пить?
Я на секунду задумался, а потом махнул рукой:
– Лей, не жалей. А то у вас здесь чертова холодина.
Народу в баре было немного, но я, по крайней мере, не сидел один. Этого мне хотелось меньше всего.
Выпив свой коктейль, я поблагодарил Джинджер и ее щедрые руки. Она подалась вперед, прижавшись пышным бюстом к столешнице, и спросила, чем я так огорчен. Отведя глаза в сторону, я ответил, что все именно так, как и должно быть. Мой блестящий пенс перестал приносить удачу. Положив руку на грудь, я почувствовал кожей холод металла и как будто прижал Эйвери к сердцу.
Доставая из кармана телефон, я попросил налить мне еще. Бодрый голос автоответчика: «Вы позвонили Эйвери Джейкобс. Пожалуйста, назовите свое имя и оставьте короткое сообщение. Я вам перезвоню». Я выплеснул в себя содержимое стакана.
После гудка меня прорвало: «Детка, я знаю, ты злишься. Я это заслужил. Заслужил, чтобы ты кричала и бросалась в меня монеткой, но я не заслуживаю того, чтобы меня просто кинули. Я идиот, но могу исправиться и исправлюсь». Я потер ладонью глаз, взял второй стакан и поднес к губам.
– Котик, не убивайся так. – Джинджер покачала головой и наполнила стаканы в третий раз.
– Если ты наклоняешься надо мной, чтобы получить чаевые побольше, то обломись, – пошутил я.
Мой голос прозвучал так, будто язык у меня распух и прилип к нёбу. Кивком поблагодарив Джинджер, я снова выпил. Когда спиртное пробежало по горлу и наполнило тяжестью вены, мое сердце как будто упало, а мысли замедлились. «Я люблю тебя, Эйвери. Ты, может, не понимаешь, что это для меня значит, но это так», – сказал я в телефон и прервал звонок: алкоголь потихоньку брал надо мною верх, а в таком состоянии я мог расстроить Эйвери еще больше.
Толпа собралась небольшая, но мне стало душно: выпив опять, я снял джемпер и бросил на барную стойку. Джинджер, закатив глаза, взяла его и повесила возле себя на крючок.
– Чем ты так обидел бедную девушку? – спросила она, ставя передо мной высокий бокал с водой.
– Что еще за дерьмо?! – буркнул я и, проигнорировав вопрос, с отвращением отодвинул воду.
– Давай-ка не части́. А то я не собираюсь тебя отсюда на закорках выносить.
– Просто сбрось меня в мусорный бак, – пробормотал я, жалея себя.
Напившись, я мог бы, конечно, выплеснуть свою злость, но злиться было не на кого. Виноват я один.
В очередной раз покачав головой и налив мне виски, Джинджер протянула руку:
– Ключи.
– Чего? – Я наморщил нос.
– Ключи! – повторила она более твердо.
Я полез в карман, достал оттуда тринадцать центов, кусок бинта и ключи от машины. Джинджер их забрала. Я благодарственно приподнял стакан, прежде чем его опрокинуть.
Минута мучительно ползла за минутой, а моя девушка все не появлялась. Часа в два я уже собрался выйти из бара на холодную улицу, как вдруг вошел док Роз с самодовольной улыбкой на морде.
Он поздоровался с какими-то типами – видимо, тоже врачами. Они, как и он, были слишком пафосно одеты для такой забегаловки и выглядели глупо. Махнув им рукой, Розенберг уселся на высокий стул с противоположного конца барной стойки и посмотрел на часы, как будто кого-то ждал. Одна половина меня надеялась, что придет та, кого я хотел увидеть, а другая молилась, чтобы подружкой доктора оказалась не она. А то я мог себя не сдержать.
– С тобой все в порядке? – спросила Джинджер.
– Если рядом с этим слизняком сядет Эйвери, – сказал я, сам себя хватая за локоть, – вышвырни меня отсюда, прежде чем я его убью.
– Думаешь, он пришел из-за нее? – Джинджер покосилась на Розенберга.
– Я никуда не тороплюсь. Скоро выясним. Налей-ка еще.
– Джош…
– Налей, говорю.
Джинджер помотала головой и поставила передо мной пустой стакан.
Глава 13Эйвери
Вечер прошел в угрызениях совести, которые я пыталась заглушить. Сердясь на себя, я твердила: «Мне не с чего терзаться! Я права. Он не должен был наезжать на Розенберга. Я взрослая женщина и могла разрулить все сама.