Весеннее солнышко пригревает. Гусеница, волнообразно изгибаясь, движется вверх по изогнутой спинке бульварной скамейки. Когда остается какой-то пустяк до вершины, она срывается вниз, но вскоре делает очередную попытку. Она ничуть не обескуражена падением. Видимо, у нее крепкие нервы и стальная воля. Или же она безмерно глупа.
– Чтобы продуктивно обслуживать какую-нибудь идею, всегда должен быть переизбыток желающих! – многозначительно изрекает Малыш. – В этом трагикомедия человеческой истории. Кстати, о птичках! Твои губы похожи на хорошо надутые велосипедные камеры.
– Ни фига себе сравненьице! Такого мне еще никто не говорил. Это комплимент или как?
– Считай, что комплимент.
– Тогда, спасибо, – отзывается Семенова и прижимается своими тугими губами-камерами к его плотной гладкой щеке. – У кого больше шансов: у демократов или республиканцев?
– Ты же знаешь, я не интересуюсь выборами. И те, и другие стремятся обслужить идею успеха и получить доступ к вожделенному телу власти.
– Пашке, конечно, далеко до тебя… – вздыхает томно Семенова. – Мы можем пойти к тебе. Твои старики деликатные, не станут рваться в комнату… На всякий случай можно накинуть крючок. У тебя на двери замечательный доисторический крючок. Пашкина мамаша как-то ворвалась со своими пирожками! Хотя бы постучала!
– Простой народ дурно воспитан… – задумчиво отзывается Малыш, вынимает из кармана складную лупу, мгновенно хватает гусеницу и начинает ее рассматривать. – Не исключено, что она нас подслушивает. Погляди! – приглашает он Семенову.– Видишь, сразу спрятала свои антенны! – Он осторожно возвращает гусеницу на гребень скамейки.
– А что обслуживаешь ты? – интересуется Семенова.
– Как и все. Идею генерального кода, – объясняет он. – И это грустно…
– Ты такой умный, Малыш! С тобой интересно.
– Ладно, потопали ко мне! Я хочу не меньше твоего!
Они встают и, обнявшись, неуклюже пытаются идти в ногу. Уже почти у самого дома Малыш, споткнувшись, падает на газон. Семенова начинает громко хохотать.
– Перестань, Семен! – сдержавшись, приказывает он. – Ну, что тут смешного? Человек упал. А ты ржешь! Не будь балдой!
Заснуть не удается. Так, какая-то полудрема. Вспоминается всякая ерунда. Решаю освободить мочевой пузырь. На всякий случай. А потом и вовсе выхожу из дома. Как обычно, побеждает дурная голова, которая ногам покоя не дает.
Неподалеку от дома в кустах лежит огромная породистая собака. Спит. По внешнему виду, бездомная. Грязная свалявшаяся шерсть. Впалые бока. Видимо, потерялась. Пытаюсь ее разбудить. Хорошо, к ошейнику, превосходный, кстати, ошейник, привязана бельевая веревка. Кто-то, видимо, уже хотел приватизировать собачку, но не проявил должной настойчивости. Пес подниматься не хочет. Смотрит мутными глазами. Тяну за веревку. С трудом встает и, шатаясь, бредет за мной. Щеки уныло висят. Печальные глаза в красных прожилках. Капает слюна. Дышит хрипло. Но все равно видно – настоящий аристократ!
Сразу же буквально падает в прихожей. Даю ему вчерашние котлеты. Не ест. Дышит по-прежнему тяжело. Ставлю около него миску с водой и иду во двор покурить.
Только усаживаюсь на скамейку, как в окне на третьем этаже возникает Вася, будто только и ждал, когда я выйду. Приветственно машу ему рукой. Вскоре и сам появляется.
– Курим? – интересуется он и крепко жмет мне руку.
Он бросает и поэтому все время стреляет у меня. Будто у меня они забесплатно появляются.
– Ладно уж, дай сигаретку! – говорит, будто делает мне величайшее одолжение, и добавляет: – Ты что, себе собаку завел?
– Куплю тебе в следующий раз пачку, чтоб не стрелял! – Не люблю бесцеремонных людей с их вопросами. Все-то им надо знать! Захотел бы, уж, наверное, сам бы рассказал.
– Вот из-за таких, как ты, все и развалилось! Это я тебе целый блок куплю, совок несчастный! "Кент"! "Пэлл Мэлл" куплю! Тоже мне! Еще и попрекает! Совок несчастный! – Вася обижается и гордо уходит.
Зачем я притащил домой эту больную псину? Не понимаю. Помню, в детстве хотел щенка. А кто в детстве не хочет собаку? Просто какое-то помутнение рассудка. Лежал бы себе под одеялом, и все было бы нормально. Так нет! Собака даже воду пить не стала. Придется везти ее в ветлечебницу. Хорошо, имеется поблизости.
Еле затаскиваю эту громадину в автобус. Пассажиры проявляют некоторое неудовольствие. Ну да наплевать. Мне с ними детей не крестить.
К ветеринару очередь огромная. Кошки, собаки, попугаи, хомяки и даже одна белая холеная коза, которую в результате не приняли. Для коз, оказывается, другое учреждение имеется. Наконец, до нас черед дошел. Ветеринар, мужик довольно противный, смотрит на меня с любопытством.
– Вы зачем дохлую псину притащили? – интересуется он.
– Как дохлую? – не понимаю я.
– А так… Вы что, сами не видите?
Смотрю, действительно не дышит. Хорошо, что не успел к ней по-настоящему привязаться.
– Чем-то болела? – надо уж уточнить, раз приперся.
– Осматривать? – спрашивает ветеринар.
– А что делать, раз привез!
Открывает он ей пасть.
– От старости.
– От старости?
– От нее. Двадцать с лишним лет. Или около того. Это по-нашему – сто. Долгожитель! Так что не расстраивайтесь. С вас тысяча ре. За осмотр.
– Тысяча?! Это, позвольте узнать, за что? – не могу я скрыть своего изумления.
– Я вам уже сказал, за осмотр!
Отсчитываю купюры. Но настроение портится сильно. Не люблю, когда дурят вот так, внаглую.
– Только не вздумайте ее здесь оставлять! Штраф – три тысячи! – предупреждает ветеринар.
– Еще как вздумаю! И штраф ваш тьфу, а не штраф! Непременно оставлю! – не остаюсь я в долгу.
– Тогда – штраф!
У ветеринара многолетняя закалка. Его так просто не проймешь. Но пытаюсь:
– Паразиты! Только бы деньги у людей вымогать! Козу и ту лечить не может! Специалист хреновый!
– Хулиган! Проваливай! Пока в ментовку не угодил! – наигрывает возмущение ветеринар. На самом деле ему все до фонаря.
Теперь еще придется и хоронить бедолагу. А спина болит. Натаскался с собакой, вот и прихватило. А может, уже началось?.. Надо искать коробку. Обошел все ларьки у метро, пока не нашел то что нужно. Большая, плотная, из-под сигарет. Запаковал аристократа в коробку. Единственное утешение, что от старости. Сижу, жду темноты. Включил телевизор. Надо же как-то скоротать время. Повезло. Показывают интересный фильм. Стреляют и прочее. Потом главный герой кого-то трахал, но без энтузиазма. Незаметно для себя заснул. Просыпаюсь – на дворе темно. Устраиваю коробку на тележку, крайне удобная вещь в хозяйстве. Прихватываю с балкона лопату.
Уже на выходе на улицу в дверях сталкиваюсь с этой парочкой. Редких идиотов. Он живет этажом ниже. Она выше него, настоящая дылда. Изображает топ-модель. У него на голове гребень из волос, изображает панка. Расцепиться они не могут. Уж такая у них любовь! Видят же, человек с грузом. Естественно, застреваем в дверях. Ни туда, ни сюда! Такое желание дать им хорошего пинка! Просто дальше некуда! Но нельзя. Еще дети, мать их! Наконец удается разойтись.
– Совки совсем уже озверели! Все время что-то продают, покупают. Даже по ночам! – говорит Семенова.
– Не заслуживает внимания, – цедит в ответ Малыш.
Этим дебилам лишь бы трахаться с утра до вечера да музыку на полную катушку врубать.
Выбираю позади дома в кустах подходящее местечко и начинаю копать. Повезло, земля оказалась мягкой.
– Собаку хороните? – слышу женский голос.
"Тьфу, бнять!" – от неожиданности пугаюсь и роняю лопату. Из соседнего подъезда мадам. Муж такой тихий, всегда здоровается. А эта, неугомонная, все время бегает да физкультурой занимается.
– Поздновато для пробежки, – говорю весьма доброжелательно. Есть люди, которые в каждой бочке затычки. Она в спортивном костюме, а сама от горшка два вершка.
– А я вас недооценивала… – задумчиво продолжает дамочка. – А вы человек непростой, можно сказать, вещь в себе. Вы, конечно, Канта не читали?
– Канта, конечно, не читал. Но собираюсь, – стараясь не заводиться, отвечаю спокойно.
– К вам, кажется, ходит одна… особа? Она на пенсии?
– Нет, она еще не на пенсии, – отвечаю максимально вежливо, так как сила на ее стороне. Хотя вопросик, безусловно, требует совершенно другого ответа. Но если она брякнет про собаку, могут образоваться большие неприятности. Хорошего бы ей пинка дать под одно место.
– Я неплохая бабенка? А? – интересуется она победоносно и поворачивается, давая возможность оглядеть себя со всех сторон.
Мне кажется, что у нее поехала крыша.
– Ты готов прямо сейчас? Я хочу сейчас! – категорично заявляет она и начинает стаскивать с себя спортивный костюм.
Проклятые взбалмошные психопатки! Всегда норовят, чтобы все под их дудку плясали!
– У вас замечательный муж, такой скромный, всегда первый здоровается… Да и вообще лучше отложить, вдруг из дома кто увидит! – пытаюсь мягко отговорить дамочку и спустить это неожиданное предложение на тормозах.
– Отложить на потом? – хохочет она. – Глупенький! Мне надо сейчас! Потом и без тебя как-нибудь управлюсь.
– Сейчас? Ваш муж… – мямлю я. – Он всегда первый здор…
– Ах, так! – Она быстро одевается. – Ну, ты еще пожалеешь, жалкий совок! – И бежит дальше вокруг дома.
М-да, разозлилась… Продолжаю копать и чувствую, что действительно пожалею. Можно сказать, уже начинаю жалеть. Надо было ее уважить, а с другой стороны, обычный наглый напор. Делаю механически еще несколько движений лопатой и соображаю, что надо поменять место. Аккуратно закапываю пустую коробку и волоку бедную животину в противоположный угол двора. И там снова принимаюсь за работу…
На следующий день вечером выхожу во двор. Люблю сумерки. Особенно процесс перехода от света к тьме. Вася включил свет. Он экономит и освещает жилище в числе последних. Подъезжает "BМW". Из него выходит, не знаю, как ее зовут, живет в последнем подъезде. Я всегда ей любуюсь, рос