– Да, – соглашаюсь. – Это основное!
Выпиваем. И закусываем конфеткой.
– Ладно, бывай! – говорю.
– А может еще? – предлагает он.
– Да нет, хватит. Спасибо. В следующий раз я.
– Да будет считать!
А сам ведь считает. Я точно знаю.
Поднимаюсь к себе. И вдруг до меня доходит. Набираю номер.
– Слушай, Вась! – говорю. – Ну как, все нормально?
– Да, все о'кей! А чего? – слышу некоторое недоумение в ответе.
– Все хотел спросить, тебя как по батюшке-то?
– Сергеич, а как еще?
– Ладно, извини за беспокойство, Сергеич! – говорю и вешаю трубку.
Ну, теперь, кажется, все! Проверка закончена! Линда с супругом – абсолютно надежная пара. Работают с огоньком! Внедренный агент – человек Васи. Тоже без неожиданностей. Линда с супругом не знают поставщика. А главное, что мы, ветераны госбезопасности и молодежь – вместе, в одном доме, делаем одно общее и нужное для страны дело!
За всей этой суетой чуть не забыл дать барбосу свежей воды. Он доверчиво кладет свою огромную морду мне на колени. А потом с шумом начинает лакать воду. Надо же, чуть не похоронил такого красавца! Следовало бы проучить этого дурака ветеринара! Должна Валентина подъехать. Привезти из типографии очередную порцию "зелени". Она думает, что мы печатаем одни буклеты, визитки и прочую разную ерунду. Ну и хорошо. Не хочется ее подставлять. Интересно, сколько Никанор успел наштамповать…
Ложусь на диван. Отворачиваюсь к стене. Натягиваю одеяло и принимаю позу эмбриона. От коврика на стене пахнет пылью. Давненько не вытряхивал… Последнее время фишка упорно не идет. И еще анализы… Разное в голову лезет, надо затаиться, переждать. Телефонный звонок. Нет покоя.
– Я к тебе собираюсь! – говорит Валентина.
– Знаю.
– Ничего не изменилось?
– Не понял.
– Ладно, ничего! Показалось, выезжаю.
Подхожу к окну. Бмвешка подъезжает. Выходит шикарная девица в сопровождении амбала. Кажется, она живет в шестом подъезде. Вася за столиком сидит. Выйти что ли? Дурная голова ногам покоя не дает! Иду в туалет. И снова ложусь. Валька – замечательная баба! И хороший друг! Если что, со стаканом воды не подведет… Надо немного поспать до ее прихода. Устраиваюсь поудобнее. Что-то твердое мешает под подушкой. Что там еще, черт возьми! Просовываю руку. Ребристая металлическая поверхность. Браунинг… бельгийский…
НОЖ
Ленинсталин был очень острым. И достался им от дедушки Пыряева. Им шинковали капусту. Естественно, ножом, а не дедушкой Пыряевым, который давно умер. И перешел по наследству в семью Кузовков-Рубежкиных, имеется в виду, ленинсталин. Потому что Света, младшая дочь дедушки Пыряева, в какой-то момент стала Кузовок-Рубежкиной по причине выхода замуж.
Капуста получалась совершенно удивительная. В семействе Кузовков-Рубежкиных был культ квашеной капусты. И гости всегда говорили: "Ну-ка, где тут ваша фирменная капусточка?!"
– Разве в магазине такую купишь?! – часто говаривал Рубежкин. Он и кочаны всегда сам выбирал. – А на рынке разве капуста?! Еще и нассут туда эти черные для вкуса. А наши дуроломы и давай нахваливать: "Ах, какая вкуснота!" А зимой без витаминов нельзя!
Старенькая бабушка Пыряева особенно уважала капусту.
– Капусточка – просто чудо! – говорила она. – Дайте-ка черного хлебушка. Я без хлеба не умею!
Ей, конечно, давали и хлеб, и соль, чтобы она могла все по вкусу сделать.
Нож никогда не тупился.
– Умели раньше делать! – каждый раз восхищался Рубежкин, изучая надпись на лезвии ножа, и добавлял уважительно: – По-немецки написано!
"Немцы по части стали мастаки!" – это еще дедушка Пыряев всегда раньше говорил.
"Ну, сколько можно, одно и то же, одно и то же!" – шепотом выражало свое недовольство младшее поколение. Потому что дедушка Пыряев вполне мог дать подзатыльник за неуважение.
– Ленинсталин… Раньше за такое – раз и расстрел! – с удовольствием часто повторял Рубежкин, шинкуя капусту. – Раз – и нету человечка! Это сейчас свобода, говори, что хочешь! И что вышло? А то и вышло!
Правда, несколько раз ленинсталин использовался не по назначению. Первый раз это случилось, когда шпана пыталась обокрасть квартиру. Думали, что там никого нет. Совершенно случайно Рубежкин остался дома. Все на дачу поехали, а он выпил накануне чуть больше нормы, ну его и не стали будить. Все равно было бы бестолку. Шпана тихо открыла дверь. "Уж как они это делают?! Мастера, что ни говори! – потом восхищался Рубежкин. – Представляете, я ничего и не услышал!" Короче говоря, вошли бесшумно и налетели на Рубежкина. Ну, конечно, не совсем налетели. Он в это время в туалете сидел. Услышал, кто-то по квартире ходит. Подумал, наверное, кто-то из своих с дачи вернулся. Вышел, ничего не подозревая. А там – шпана. Он бегом на кухню, они за ним. Он схватил ленинсталина и полоснул одного по руке. Ну шпана и дала деру. Не ожидала такого.
Потом некоторое время ленинсталина не отдавали. Он был в полиции как вещдок. Но все-таки вернули через два месяца.
– Хотели зажилить, менты поганые! – говорил Рубежкин про следователей. Шпану так и не нашли. И назидательно добавлял: – Ничего, урок будет этим уркам! Как в масло вошел! Навсегда запомнят нашего ленинсталина!
Кузовок ходил в ментуру, как на работу, и всегда с одним вопросом: "Когда отдадите ленинсталина? У нас бабушка – ветеран войны, она без него не может. Будет писать Путину". Это он имел в виду, конечно, бабушку Пыряеву. Кузовка в ментуре пугали по-всякому. Мол, будешь приставать, закроем по-взрослому. Но потом увидели, что он не сдается, и отдали ленинсталина.
– Ну что, папенька, вернули? – поинтересовалась бабушка Пыряева, хитровато посмотрев на Кузовка.
Ей недавно исполнился девяноста один год, и она периодически принимала зятя за своего отца, умершего в тридцатых годах прошлого века. Ленинсталина он привез из германского плена. Это было еще во время Первой мировой. В плену к отцу бабушки Пыряевой относились хорошо. Он помогал какому-то бюргеру по хозяйству и присматривал за детьми. И его кормили, как своего. Но и он, правда, был мужик работящий. В деревне все его уважали. Он не пил и не курил.
– Все в порядке! Куда ж они денутся от Кузовка-Рубежкина! – самодовольно возвестил Рубежкин.
– Все в порядке! Все в порядке! Ворошилов на лошадке! – пропела в ответ теща.
Рубежкин же был уверен, что теща просто придуривается, чтобы только его, Рубежкина, позлить.
– Да хватит вам! Надоело, ей-богу! – отмахнулся он от нее. – Ну сколько можно?!
– Ох, был бы жив дед, он бы тебе дал! – вдруг заявила бабушка Пыряева, восприняв сказанное зятем как оскорбление и подтвердив тем самым его подозрения.
– Все! С меня хватит! – заорал в ответ Рубежкин. Он сильно перенервничал в ментуре и был сам не свой. – Пошли вы все в жопу! Поеду в Израиль к евреям! Хоть там отдохну от вас немножко! – неожиданно закончил он.
– А ты разве еврей?! – искренне удивилась его жена Света Рубежкина. – Кто ж тебя туда пустит?
– Может, и еврей, – откликнулся он. – У евреев много смешных фамилий, а Кузовок – вполне даже смешная, если ее взять по отдельности. Поэтому пустят, куда же они денутся!
– Наша всегда все последней узнает, – снова встряла бабушка Пыряева, озорно блеснув глазами. – Меня еще дед предупреждал, царствие ему небесное. Смотрите, говорил, он вас всех обдурит, он – еврей!
– Шучу! – решил разрядить обстановку Рубежкин. – Фамилия наша двойная, можно сказать, историческая. Почти дворянская! Прадед мой был урядником, оттого и дед потом пострадал, никуда на работу не брали. А баянист был знатный, каких поискать.
– Да ну тебя! Вечно ты со своими шуточками! – махнула рукой Света Рубежкина.
– А может, к болгарам подамся. А оттуда уже в Евросоюз, – стал мечтать Рубежкин. – Там контроль за продуктами! Не то, что у нас. Червячка не подсунут. А у нас переморят всех и глазом не моргнут! Скажут, так и было.
– Ленинсталина не пропустят через границу, – предупредил младший отпрыск Данила. Он уже доучивался в колледже на повара и в таких вещах соображал неплохо.
– Разберемся, – уже без прежней уверенности возразил Рубежкин. – Ладно, мать, давай, накрывай на стол.
– Ты, Кузовок, совсем обнаглел! Присосался к моей доченьке, как клещ! – вдруг снова ополчилась на зятя бабушка Пыряева. – Прописали тебя на свою голову! Всю жилплощадь заграбастал!
– Мама, ну что ты такое говоришь?! Кто присосался? Какую жилплощадь?! – попыталась урезонить Света Рубежкина бабушку Пыряеву.
– Я в солдатики пошел, проститься к девушкам зашел! – пропела в ответ бабушка Пыряева и быстро прошмыгнула в свою комнату, где сразу же и включила телек на полную мощность.
Рубежкин вспомнил, как на днях шел с чашкой горячего чая из кухни. А теща, как сейчас, врубила звук на всю катушку. Пугачева тогда оглушительно выкрикнула резким дурным голосом: "Встречайте! Игорь Николаев!" Рубежкин от неожиданности вздрогнул и выронил чашку. "Старые дуры!" – зло выругался, подумав, что ему еще повезло, и он не обварился чаем.
– Так, все! – возвестил Рубежкин. – Надо выпить за возвращение ленинсталина, а то могу сорваться!
В общем, жизнь шла своим чередом, пока не случалось очередного обострения. На этот раз гром грянул, можно сказать, откуда не ждали. Какой-то очень борзый деятель стал ставить свой черный "Бумер"4 прямо на пешеходной дорожке. И жителям приходилось из-за этого давать изрядного кругаля. Поведение автомобильного хулигана стало сильно раздражать Рубежкина. И он уже стал подумывать о карательных мерах, раз человек не понимает. Как вдруг рано утром кто-то стал названивать в дверь да вдобавок еще и мощно по ней дубасить ногами. Теща уже бросилась открывать, но ее остановил резкий окрик зятя: "Назад!"
– Так звонят же! – удивленно возразила она. – Ты что, не слышишь?!
– Ну и что? Я вам сколько раз говорил, к двери не подходить! Понятно или нет?! Сколько раз надо сказать, чтобы вы запомнили?! Сто? Тысячу?