– Ну и черт с тобой! – огрызнулась бабушка Пыряева.
Рубежкин подошел к двери и осторожно заглянул в глазок. На лестничной площадке бесновался какой-то бугай с пистолетом в руке.
– Тебе чего надо?! – спросил Рубежкин через дверь.
– Открывай, сука! Урою, падла! Это ты, сука, кефиром лобовуху облил?!
– Ты что, белены объелся?! – вежливо поинтересовался у него Рубежкин, не понимая сути предъявляемых обвинений. – Смотри, сейчас перевозку вызову и тебя зафиксируют не по-детски!
– Ах ты, сука! Ну ладно, я с тобой потом разберусь! – проорал бугай, пнул еще раз напоследок дверь ногой и удалился.
"Народ уже стал допиваться до белой горячки", – поразмышляв, решил Рубежкин, и вдруг его осенило, что психованный бугай – это и есть хозяин "Бумера". У кого-то из жильцов, видимо, не выдержали нервы, и этот народный мститель облил лобовое стекло машины кефиром. А ночью ударил небольшой морозец, и кефирчик хорошо прихватило. Почему-то этот обормот, хозяин "Бумера", решил, что это сделал он, Кузовок-Рубежкин. "Хорошо, что я поставил новую железную дверь, – подумал он. – С наскока ее не взять. И хорошо, что мы на седьмом этаже. Если попробует камнем, то наверняка промахнется и разобьет окно у соседей. Конечно, можно попытаться ему объяснить, что я тут не при делах, но вряд ли этот кретин поверит".
– Хочешь мира, готовься к войне! – произнес Кузовок, тщательно проверяя дверные замки.
– Дал бы ты ему, папенька, по-хорошему! – посоветовала зятю бабушка Пыряева. – Ишь, наладился новую дверь ногами пинать! Это же надо, до чего додумался! Пошел бы к своей да и лупил бы, сколько влезет.
– Хорошо, я подумаю над вашим предложением, – ответил ей Рубежкин. – Только подожду, когда он дружков приведет, тогда всем и задам разом!
И как в воду глядел, но об этом позже.
– Вот это правильно, не давай им спуску, – одобрила бабушка Пыряева. – А то совсем распоясались, прямо, настоящие паразиты! – и пошла досыпать.
Рубежкин разбудил жену, та все никак не хотела просыпаться, и рассказал ей о происшедшем.
– Понятно, – коротко ответила она. – Мы с Данькой некоторое время поживем у Иринки, пока ты с ним не разберешься. – Иринка, старшая дочь Рубежкиных, жила отдельно с мужем и трехлетним Вовкой. – Не забывай давать маме таблетки. А то у нее без них настроение портится. Я тебе буду звонить. И цветы обязательно поливай. Потрогаешь пальцем землю, если сухая, то полей. Отстоявшаяся вода в баллоне.
– Пальцем землю… – повторил Рубежкин, внимательно разглядывая супругу. – Да… От тебя как не было проку никогда, так и не будет. Ладно, собирайтесь, а то этот говноед снова заявится, тогда уже и не выйти. Продуктов у нас со старушкой дня на три хватит.
После отъезда жены с ребятами Рубежкин почувствовал определенную легкость и свободу. Понаблюдав некоторое время из окна за "Бумером" и убедившись, что вроде все спокойно, Рубежкин быстро собрался и, соблюдая меры предосторожности, выскользнул из квартиры. Купив в магазине хлеба и две бутылки водки, он также благополучно вернулся назад. Хотел поначалу взять три, но, увидев, насколько подорожала водка, слегка психанул и передумал. Не потому, что стало жаль денег, а из педагогических соображений. Если сдаться и не замечать этих наглых происков, то они совсем оборзеют, и придется снова гнать самогон. А так, хоть частичный, а все же бойкот. Потом позвонил дяде Вилли. Тот сказал, что скоро будет. "Запомни, три коротких, один – длинный. Буду знать, что это ты", – предупредил его Рубежкин. С дядей Вилли Рубежкин дружил еще со школы. На самом деле настоящее имя дяди Вилли было Витольд. Тоже, прямо скажем, не совсем обычное имя для наших широт. Ну а свое прозвище он получил после одного урока истории. Витус, так звали его до этого урока, как обычно удалился в астральные миры. Там он предавался мечтам о роскошных формах продавщицы из овощного магазина напротив их дома и строил планы ее соблазнения. Этим и воспользовалась историчка Инесса Борисовна.
– Буткус! Как звали кайзера? – Застала она его врасплох.
– Какого кайзера? – начал тянуть время сексуальный мечтатель.
– Обыкновенного германского кайзера, Буткус! Или ты знаешь какого-то другого?
Ну тут кто-то и подсказал. Витус и брякнул:
– Дядя Вилли.
Класс так и грохнул от восторга.
– Дядя Вилли, – печально улыбнувшись, с удовольствием повторила Инесса Борисовна. – Да будет тебе известно, Буткус, так называл Вильгельма Второго русский царь Николай, к твоему сведению, тоже Второй. Кайзер приходился ему троюродным дядей. Так что имел право, по-родственному. Садись, Буткус. Ты уверенно двигаешься к двойке за четверть.
Тут, конечно, нельзя не вспомнить один смешной случай. Первая жена дяди Вилли Алинка поехала как-то в командировку в Вильнюс. Тогда еще все жили единой семьей народов. Там ее стали заселять в гостиницу. Администратор и говорит:
– Буткус в номер такой-то вместе с Рубинчиком и Ивановым.
Увидел ее и чрезвычайно изумился. Тут необходимо пояснить, что литовские женские фамилии пишутся по-другому. И правильно она должна была бы зваться Буткиене.
Дядя Вилли, когда Алинка со смехом рассказала ему эту историю, хмуро поинтересовался:
– Ты что, с мужиками в одном номере жила?
– Ты что, совсем?! – резонно ответила она. – Кто ж разрешит-то?!
Действительно, в те времена это было практически невозможно, не то что сейчас.
– А ты небось уже и обрадовалась! Наконец сбылась вековая мечта! – продолжал допытываться дядя Вилли.
В результате получил достойный отпор.
– Дурак! – коротко отреагировала Алинка. – Действительно, надо было бы тебя проучить, обалдуя!
Тут надо заметить, что литовцем был только прадед дяди Вилли, а все остальные, припавшие к генеалогическому древу, были других национальностей – русские, украинцы и даже, кажется, один татарин. Но это – неточно. Поэтому такие тонкости, связанные с фамилией, дядя Вилли не знал. Правда, в одном традиция соблюдалась неукоснительно – мужским отпрыскам через поколение обязательно давали имя Витольд. Так уж было заведено еще даже до его прадеда.
Света Рубежкина долго хохотала, когда услышала эту историю про гостиницу. И так прокомментировала происшедшее:
– Ну это она, понятное дело, отнекивается. А на самом деле, наверняка жила в одном номере с теми грузинами!
– Это были не грузины. – Рубежкин любил во всем точность. – Одного фамилия была, кажется, Рабинович, а другого… не помню, тоже вроде того.
Света Рубежкина, конечно, шутила так. Правда, дядя Вилли все равно вскоре развелся с Алинкой, разумеется, не из-за этого анекдотичного случая. Просто Алинка любила командовать, типа:
– Витольд! Принеси-ка быстро кофе в постель!
Дяде Вилли такое поведение быстро надоело. "Если не разведете, то могу угодить в тюрягу за убийство!" – так он объяснил свою мотивацию на суде. Те поняли, что он не шутит.
Дедушка Пыряев во время войны служил в СМЕРШе. "Всю войну не расставался с пулеметом, – иногда вспоминал он прошлое. – Мне девятнадцать лет было. А рядом еще один, лейтенант, постарше. Немцы как поперли! Ну наши и дали деру. Я сначала под ноги. А тот лейтенант мне к башке пистолет приставил. Не мухлюй, говорит. Под трибунал захотел?! Вот так-то…"
Дедушка Пыряев, естественно, когда был жив, любил цепляться к дяде Вилли.
– Вот ты, к примеру, Витольд, вроде бы умный человек. Вот ты мне и скажи, откуда у тебя взялась ондатровая шапка? – начинал издалека дедушка Пыряев.
– Ну? – не понимая, куда клонит собеседник, односложно отвечал вопросом на вопрос дядя Вилли. При этом он с прищуром подозрительно смотрел на дедушку Пыряева, ожидая подвоха.
– Ну что, ну? Откуда, я тебя спрашиваю?
– А у вас откуда?
– Мне положено. Я в органах служил. Раз в пять лет выдают. А ты по какому праву?
– А я выиграл в карты у одного вашего кагебешника. Так что все по-честному. Теперь довольны?
– Нет, не доволен. Потому что непорядок. Азартные игры на деньги. Тебя бы надо было, Витольд, по-хорошему, суток на пятнадцать определить!
– Надо бы, да руки коротки! Как говорится, бодливой корове Бог рог не дает. Ладно, некогда мне, пора двигать, – закруглял обычно разговор Буткус. Он считал дедушку Пыряева умственно отсталым и спор с ним делом бесполезным. Впрочем, и тот считал дядю Вилли полным недоумком.
– Твой дружок – форменный идиот! – после его ухода всегда говорил Рубежкину дедушка Пыряев. Тем самым намекая, мол, скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты.
Сам же Рубежкин всегда носил кролика. Шапка из него, конечно, быстро теряла товарный вид, особенно после мокрого снега. Хотя вначале выглядела неплохо. Но для Рубежкина это было не столь важно.
Дедушка Пыряев после СМЕРШа так и застрял в органах. Работал в разных НИИ, как правило, в отделе кадров иди в первом отделе, где занимался всякими секретами, выдавая разные допуски, и другой подобной ерундой. А заодно следил за умонастроениями среди инженерно-технического персонала. Там в беседах с интеллигенцией он и нахватался разных слов и выражений, в том числе и это определение – форменный идиот, которым и любил иногда щегольнуть.
Раздался условный звонок в дверь. Рубежкин долго всматривался в глазок. Вроде бы Витольд был один. Но на всякий случай он, набросив цепочку, чуть приоткрыл дверь.
– Ты долго будешь меня мариновать? – поинтересовался школьный друг.
– Ствол в ребра, и позвонишь как надо. Это называется под принуждением. Может, слышал?
– Знаю я, как это называется. Обижаешь. Ладно, запускай.
Они расположились на кухне. Выпили за встречу. Рубежкин рассказал о случившемся. Дядя Вилли уточнил некоторые детали:
– Боевой или травмат?
– Кто ж его разберет, через глазок-то? – объяснил Рубежкин.
Еще выпили и закусили. Потом еще. Рубежкин подумал, что, поддавшись эмоциям, допустил ошибку и не взял третью бутылку водки.
– Его надо вывезти в лес и там закопать, – после недолгих раздумий предложил дядя Вилли. – Иначе это сделает он и закопает соответственно тебя. Он же грозился тебя урыть?