дети? А, Олег? Нехорошо! – усмехнувшись, подумал он. – Жене что ли позвонить, предупредить? А то ведь и не подозревает, бедняжка!"
В поезде он ни с кем не общался. К Женьке не подходил. Только один раз выскочил на каком-то полустанке, купил душистую дыню и подарил ей. Она начала смущенно отказываться: "Да вы лучше сами…" Но он оставил дыню в ее купе и ушел.
В свободное от работы время он бродил по жаркому пыльному городу в шортах и вылинявшей футболке. В этой одежде да в стоптанных кроссовках он чувствовал себя свободно и легко. Он испытывал необыкновенный подъем и прилив сил. Морской воздух странно будоражил его. Жара, редкая даже для этих мест, совершенно не действовала на него. Один раз, чтобы проверить свою реакцию, он шутя поймал мчащуюся мимо него стрелой кошку. Свидетелей этого происшествия было немного. Один, пытаясь объяснить происходящее, тоскливо заметил из-под соломенной шляпы:
– Жара…
– Разве это жара? – усмехнулся в ответ он и брезгливо разжал руку.
Кошка, будто лишившись всех жизненных сил, понуро побрела прочь и, лишь опомнившись, через пару минут, опрометью унеслась прочь.
Женщины посматривали на него одобрительно.
Вечерами он устраивался всегда на одном и том же месте. Подтаскивал лежак поближе к воде. Прислушивался к мерному шуму морского прибоя. Купался. Потом долго неподвижно лежал полностью расслабленный. Думал о сыне. Тот был похож на мать. Тонкий, хлипкий, сутулый. Ему не пробежать даже двух миль в хорошем темпе. "Как он будет охотиться?"– думал про сына со щемящей брезгливостью. Он пытался заставить его делать зарядку, но тот проявлял завидное упрямство. Чуть не бил его, ничего не помогало.
– Ты же пропадешь! Как ты будешь добывать еду, паршивый слизняк?! – кричал он ему в гневе.
– Ты ничего не понимаешь! Мы не в саванне! Сейчас другое время, – с тупым упорством твердил тот в ответ и уходил в свою комнату. Там надевал наушники и подолгу слушал музыку.
Ему хотелось ударить сына, сломать магнитофон и выбросить в окно эти проклятые наушники, но это было бы глупо и непедагогично. И он, лишь сжав челюсти, садился смотреть телевизор.
Как-то он показал Женьке место на пляже. Сказал, что всегда бывает здесь вечером, что его любовь приняла чудовищные размеры, и она должна опасаться. Он за себя не отвечает. При этом он с силой стукнул по серой шершавой стене дома. Звякнуло оконное стекло. Выглянули из окон встревоженные жильцы-отдыхающие. Он резко скрылся за углом. "Такой милый, кроткий, – подумала Женька. – И вдруг такие страсти?.. Прямо… зверь… Вот уж… странный, дикий зверь!" Настроение у нее повысилось. Ей было приятно, что она может вызвать такие мощные чувства.
Вокруг Женьки кружился постоянно меняющийся хоровод мужчин. От смазливых юнцов до людей весьма солидных и состоятельных. Многие, быстро убедившись, что здесь не "светит", отваливали. Но было и несколько постоянных поклонников. Женьке все это нравилось. И успех, и море. Да и работа шла, как по маслу. Она пребывала в чудесном настроении. Через пару дней должен был приехать Олег.
Вечером, как обычно, он лежал у моря и вдруг почувствовал – все, хватит, пора! "Уж не отдыхать ли ты сюда приехал?" – мрачно усмехнулся он про себя. Вскочил, слегка напружинив мышцы. Отряхнул налипший песок и трусцой побежал к переговорному пункту. Там, как всегда, толпился народ. Женька как раз заходила в кабину. Он незаметно выглянул из-за спины толстого мужчины и, не мигая, смотрел, как Женька набирает номер.
– Молодой человек! Зачем вы дышите в шею? Отойдите! – возмутился толстяк.
– Тихо, носорог! Не шуми! – вяло огрызнулся он, чтобы не привлекать внимания. Толстый мужчина напомнил ему носорога.
"… Олежка, ты не представляешь, как я соскучилась… Целую, милый… И я тоже…" Остальное сюсюканье было слышать невыносимо.
– Безобразие! – возмутился снова толстяк-носорог. – Понаехал всякий сброд! Зарекался ездить на этот паршивый юг! Нет, только в Прибалтику!
– Там тоже самое, – посочувствовал он толстяку. – К тому же там холодно. Ты озябнешь.
– Ну знаете, это… это, – стал заикаться носорог.
Женька, напевая, вышла из будки. Он незаметно скользнул вбок.
Немного подождав, вошел в телефонную будку. Набрал номер. Закряхтел в трубку:
– Алло.
– Вам папу? – пропищал детский голос.
– Нет, маму!
Стал солидно объяснять. Звонит Женин муж… Как вы не знаете, кто такая Женя? Ваш муж нас не слышит?.. Вышел?.. Очень хорошо… Я намного старше жены. Смотрю сквозь пальцы на некоторые ее шалости. Вы понимаете, о чем я?.. Не понимаете? Ваш Олег уже полгода встречается с моей женой! Это, вы знаете, чересчур!.. Да, Олег и Женя… Не "не может быть", а точно. Скандал, огласка – мне не к чему. Я занимаю ответственный пост… Надо не охать, а принимать меры… Да, да, именно меры! Он собирается к ней на юг… Какой симпозиум?.. Вы меня просто поражаете, милая!.. Ну, извините! Я просто не мог так это оставить. Прошу прощения… Да, Валерий Степанович… Согласен, ужасно! Но еще все поправимо…
На следующий день он искоса вглядывался в довольное Женькино лицо. Ему было ее немного жаль. В обед он купил роскошный букет цветов и, когда в комнате никого не было, положил ей на стол.
Вечером он лежал на своем месте, на лежаке. Вокруг слышались шепот, приглушенный смех и любовная возня расположившихся на берегу парочек. По дороге в гостиницу он встретил двух юных пташек. Они были навеселе.
– Слушай, возьми нас к себе, – сказала одна, обнимая его. – У, какой сильный! Ты посмотри! – обратилась радостно к подруге.
– Вижу. Очень хороший! Хоть и лысый, – отвечала вторая. – Нам негде ночевать, понимаешь или нет? Нас продинамили! Ты понимаешь или нет?
"А что… – подумал он с досадой. – Чем они хуже?" Внутри загорелся огонек. Он грубо схватил их, посадил на плечи и пошел.
– Надо же, какой здоровый! Настоящий зверь! – залепетала одна.
– Нам повезло, Нинка! Ведь, правда, повезло! У тебя есть дома вино? – откликнулась другая.
Неожиданно он остановился:
– Нет, вам не повезло, крошки! Ко мне нельзя. Пока.
Быстро пошел прочь.
– Противный! Обманщик! – закричали они ему вслед. – Нинка! Да он просто голубой!
На следующий день под вечер он снова стоял за спиной толстяка-носорога и сочувственно слушал:
– … я тебя не понимаю… Что случилось? Кто звонил? Что ты придумываешь?! Как не сможешь? Какие обстоятельства? Кто наклепал? Я тебя очень прошу приехать! Ты понимаешь? Очень!.. Нет, ты меня послушай!.. Так ты приедешь или нет? Я тебя никогда ни о чем не просила!.. Ну, хорошо… Извини… Нет, не надо. Да, понимаю.
Толстяк-носорог вяло объяснял ему:
– Вы меня просто преследуете. Как только я звонить, вы тут как тут. Я же не могу все бросить и ехать в Прибалтику. У меня заплачено вперед и…
– Не можешь, потому что ты упрямый носорог, – ответил он и успокаивающе похлопал его по потной спине.
Женька бросила трубку и как сомнамбула вышла из будки. "Бедная девочка…" – подумал он, и желание захлестнуло его.
"Вот и все…" – повторяла Женька про себя одно и то же.
Он прекрасно видел в темноте и разглядел Женьку, когда она еще только подходила к пляжу. Пошел ей навстречу.
– Решили искупаться, Женя? – спросил он мягко. – Нет ничего лучше ночного купания. Пойдемте на мое место. Я каждый вечер здесь и все жду, жду, жду.
– Чего? – безразлично поинтересовалась Женька.
– Не чего, а кого! Я жду вас, Женя…
Он говорил тихо, вкрадчиво о себе. Иногда она едва слышала его. Временами он совсем приглушал голос, и только был слышен шепот моря. Он рассказывал об Африке, что там навсегда влюбился в саванну. Говорил об особенностях и повадках обитающих там животных. Очень непросто перехитрить этих пугливых и хитрых тварей. Он поразил ее знанием мельчайших деталей.
"Рядом незаметный человек… И вдруг незаурядная и такая странная личность… Необычный, сильный человек!" – подумала она, и что-то ее при этом смутило.
Он неожиданно обнял ее и мягко повалил. Ей необыкновенно приятны были его прикосновения. Она поцеловала его. Ей стало казаться, что небо поменялось местом с морем, а море с пляжем. Воля ее стала плавиться. Ей почудилось, что глаза его светятся в темноте… "Боже, что я делаю?! Зачем?" – вдруг очнулась она. Происходящее вдруг представилось ей со стороны. Она выскользнула из его объятий. Раздался треск рвущейся ткани. И у него в кулаке оказался длинный светлый лоскут ее платья. Она стала быстро удаляться вдоль берега. Он мог шутя, одним прыжком настигнуть ее. Но лишь потянулся так, что хрустнули кости, и стукнул кулаком по лежаку, проломив толстую деревянную рейку. Он стукнул так, для порядка. Он был не раздражен и не раздосадован. Он был почему-то рад, что все сорвалось. Хрипло рассмеялся. Оскалился. Было темно. По-прежнему с соседних лежаков доносилась любовная возня. Ему захотелось напугать их. Он тихо зарычал. И возня прекратилась. "То-то же!" – подумал удовлетворенно.
Он был свободен. Он бежал по саванне. Солнце двигалось по чистому без единого облака небу. Он бежал и смеялся. Дыхание его