За все время, проведенное в машине, он ни разу к ней не прикоснулся. Скорее, он обращался с ней очень осторожно, как с хрупкой статуэткой, которую ненароком можно разбить.
Затаив дыхание, Эффи медленно открыла дверь. Раздался жуткий скрип, напоминающий вой придавленной кошки. Она ждала, что Престон сидит за столом Мирддина, склонив голову над книгой.
Однако комната оказалась пуста, и Эффи ощутила укол разочарования.
Она окинула взглядом старые книги и разбросанные бумаги, сигареты на подоконнике, одеяло, брошенное на изодранный диванчик. Эффи задержала на нем взгляд, пытаясь представить спящего Престона, и с улыбкой подумала, что его длинные ноги наверняка свисают с края.
Немного осмелев и ощущая возрастающее любопытство, Эффи подошла к столу. Он явно принадлежал Мирддину, хотя ей не удавалось представить сидящего за ним писателя – его затмевал образ Престона. Повсюду лежали книги, раскрытые, как раковины моллюска, на страницах желтели пятна от воды. «Поэтические произведения Эмриса Мирддина, 196–208 годы от Н.» предлагали к прочтению «Гибель моряка». Эффи провела пальцем по словам, представляя, что Престон делает так же. Неужели почтение в его тоне ей просто почудилось? Или он все же испытывал некую страсть к творчеству Мирддина?
По столу были разбросаны бумаги – скомканные, сложенные пополам и явно разглаженные, будто Престон передумал их выбрасывать, почти все с неровными краями, словно вырванные из записной книжки. Однако самой записной книжки не было видно. Зато повсюду валялись безответственно открытые ручки.
Забавно, а ведь она сперва считала, что Престон педантично и аккуратно относится к работе. А ведь даже сама Эффи не оставляла ручки незакрытыми, как какая-нибудь невежда.
Понимая, что вторгается сейчас в личное пространство, но не особо тревожась на сей счет, Эффи разгладила несколько скомканных бумаг. По большей части они были написаны на аргантийском. Не в силах прочитать, она просто вглядывалась в буквы, изучая почерк Престона – сжатый и аккуратный, как в библиотечном журнале, но не особенно изящный. Он забавно писал букву «в» – поставленные друг на друга кружочки походили на безголового снеговика. Очарованная, Эффи прикусила губу, чтобы сдержать глупую улыбку.
Она развернула еще один лист, на этот раз – написанный на ллирийском.
Как назвать работу? «Казнь автора: Исследование авторства основных работ Эмриса Мирддина»
Часть первая: существующая теория ложного авторства, начиная с?..
Часть вторая: криптографические доказательства – примеры спросить у Госсе
Часть третья: письма, записи в дневнике – использовать ближайший мимеограф [3]. В Лэйлстоне?
Список продолжался и дальше, но взгляд Эффи зацепился за первую строчку. «Казнь автора». Дрожащими пальцами она перевернула листок. На полях Престон набросал какие-то бессмысленные рисунки, а ниже тянулись одни и те же слова, нацарапанные до конца страницы.
Эффи пораженно уставилась на них, не веря своим глазам. И тут со скрипом открылась дверь.
– Что ты делаешь? – с порога поинтересовался Престон.
Эффи поспешно смяла бумагу в руках, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.
– Я могла бы спросить то же самое, – заявила она, не ощущая прозвучавшей в голосе уверенности.
Престон держал в руке кружку с кофе, и Эффи заметила, как побелели костяшки изящных пальцев, а челюсти сжались. Она вспомнила, как настороженно он вел себя, когда Янто показывал ей кабинет, как поспешно спрятал записи, когда вчера Эффи села напротив него в кабинке.
Теперь понятно, почему он так тщательно скрывал свою работу.
– Эффи, – угрюмо сказал Престон. Он по-прежнему стоял на пороге, но глаза за стеклами очков шарили по комнате.
– «Казнь автора», – прочитала она вслух дрожащим голосом. – «Исследование авторства основных работ Эмриса Мирддина». Это – твоя научная работа?
– Постой, – попросил Престон с нотками отчаяния в голосе. Эффи вдруг поймала себя на мысли, что ей нравится слышать его мольбы. – Я все могу объяснить. Не ходи к Янто.
– С чего ты решил, что я побегу к Янто?
Престон медленно подошел к ней, дверь со скрипом закрылась за его спиной. Эффи ощутила, как сердце пропустило удар. Она вдруг вспомнила слова пастуха, что Король фейри может принимать любые обличья, и теперь, глядя на сузившиеся глаза и вздымающуюся грудь Престона, была готова поверить, что в нем сидит частичка того зла.
Эффи сунула руку в карман за ведьмовским камнем.
Но мгновение спустя вся его злость испарилась. Он отпрянул, будто молчаливо извиняясь, что посмел ее напугать, и Эффи вытащила руку из кармана. Из Престона вышел не слишком убедительный Король фейри – чересчур уж тощий и неуклюжий.
– Послушай, – сказал он. – Знаю, ты поклонница Мирддина, но я не хочу проявить неуважение к его наследию.
Эффи прижала листок к груди:
– Думаешь, он был мошенником?
– Просто пытаюсь докопаться до истины. Правда не выбирает стороны, – пояснил Престон и, заметив каменный взгляд Эффи, продолжил: – Здесь не совсем уместно слово «мошенничество», но я полагаю, что большинство своих работ он писал не один.
Эффи стиснула зубы. Почему хоть раз он просто не выложит все начистоту?
– Мирддин был странным человеком, отшельником, затворником, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Но это не делает его мошенником. С чего ты вообще это взял? Как мог в это поверить?
Они ведь говорили о Мирддине, Эмрисе Мирддине, недавно посвященном седьмом Спящем, самом знаменитом писателе в истории Ллира. Это звучало абсурдно. Невозможно.
– Сложно объяснить. – Престон поставил кружку с кофе и провел рукой по растрепанным волосам. – Начнем с того, что Мирддин был сыном рыбака. Не берусь судить, умели ли его родители читать и писать, но, насколько я выяснил, сам он перестал ходить в школу в двенадцать лет. Конечно, мысль о том, что человек со столь ограниченным образованием мог создавать такие произведения, не лишена романтизма. Но это крайне маловероятно.
Эффи ощутила, как участился пульс, и даже кончики пальцев свело от ярости.
– Ты типичный заносчивый придурок! – выпалила она. – По-твоему, только очкарики из университета могут написать что-нибудь значимое?
– Почему ты так его защищаешь? – поинтересовался Престон, одарив ее холодным взглядом. Несмотря на кипящую внутри ярость, Эффи понимала, что вполне заслужила подобное отношение. – Ты ведь северянка. Сэйр – отнюдь не южная крестьянская фамилия.
Интересно, сколько времени он ломал голову над ее фамилией? При мысли об этом Эффи ощутила легкий трепет в груди.
– Да, я не южанка, но вовсе не снобка, – сказала она. – И это лишний раз доказывает, насколько глупа твоя теория. Книги Мирддина предназначены не только для суеверных рыбаков из Нижней Сотни. Они нравятся всем. Ну, кроме заносчивых…
– Не называй меня больше придурком, – попросил Престон. – Я далеко не единственный, кто ставит под сомнение его авторство. В литературном колледже эта теория весьма распространена, но до сих пор никто не пытался ее доказать. Мой наставник, мастер Госсе, проводит исследование на эту тему. Под предлогом сбора писем и документов Мирддина он послал меня сюда. Так что я не солгал, что приехал сюда с разрешения университета.
При мысли о кучке надутых, заносчивых ученых-литературоведов, сидящих в кожаных креслах и степенно обсуждающих способы дискредитации Мирддина, Эффи пришла в еще большую ярость. Такой злой она не была даже тогда, когда увидела имя Престона в библиотечном журнале или спорила с ним, стоя на утесе.
– Чего ты в конечном счете добиваешься? Просто хочешь унизить поклонников Мирддина? Чтобы его выдворили из музея Спящих и… – Она вдруг ощутила настоящий ужас. – Это часть грандиозного аргантийского заговора с целью ослабить Ллир?
Престон помрачнел:
– Неужели ты и правда веришь в сказки о магии Спящих?
Внутри у Эффи все сжалось. Она стиснула в кулаке смятый лист бумаги. Конечно, он, язычник-аргантиец, да к тому же ученый, явно не верит в магию. Эффи стало неловко. Зря она вообще затронула тему Спящих.
– Я этого не говорила, – бросила она. – Но для Ллира было бы крайне унизительно лишиться самого знаменитого Спящего. Как минимум это подорвет моральный дух солдат.
– Если ты не в курсе, Ллир побеждает в войне, – спокойно заметил Престон, но по лицу его скользнула тень. – В Арганте даже вновь подумывают объявить призыв в армию, забрать всех мужчин от восемнадцати до двадцати пяти лет. У меня совсем другая цель, но вообще-то подорванный моральный дух ллирийских солдат – не худший вариант.
На взгляд Эффи, Престон Элори меньше всего годился для военной жизни.
– Значит, ты диверсант?
Престон усмехнулся:
– Совершенно нелепая мысль. Это ни в малейшей степени не связано с политикой. Речь идет о науке.
– По-твоему, наука полностью отделена от политики?
К его чести, Престон, кажется, всерьез задумался, уткнувшись взглядом в какую-то точку на дальней стене. Вновь повернувшись к Эффи, он сказал:
– Нет, но в идеале должна бы. Наука – просто попытка найти объективную истину.
Эффи язвительно фыркнула:
– Ты правда веришь, что существует такое понятие, как объективная истина? Думаю, ты заблуждаешься.
– Что ж. – Престон скрестил руки на груди. – Тогда мы в корне не согласны в этом вопросе.
Эффи ощутила, как ярость постепенно стихает, однако адреналин все еще бурлил в крови. Она постаралась спокойно обдумать происходящее.
– Что ж, – начала Эффи, передразнивая самодовольный тон Престона, – вряд ли Янто очень обрадуется, узнав, что гостящий под его кровом студент университета на самом деле пытается разрушить наследие его отца. Полагаю, он будет в ярости.
Девушка с удовольствием отметила, что Престон побледнел.
– Послушай, – снова сказал он, – тебе необязательно ему сообщать. Я провел здесь уже несколько недель и не нашел почти ничего полезного. Мне в скором времени придется отказаться от проекта и уехать, разве что…