– Наверняка ллирийское правительство жалеет, что не сможет обеспечить ему место в музее Спящих, – заметила Эффи. Для Спящих существовало одно условие – все они должны быть родом с Юга.
– Да, Блэкмар, надо думать, горюет, что ему не повезло родиться к северу от Лэйлстона. Впрочем, он вполне может что-нибудь сочинить. К примеру, что в его жилах течет южная кровь, но в детстве он осиротел и нашел приют в доме знатного семейства. И вот, пожалуйста – здравствуй, музей Спящих, вечное почитание и магия, – иронично сказал Престон, и Эффи закатила глаза.
– Наверное, тебе очень сложно смириться с ллирийскими суевериями. Пусть они сильно устарели, но это еще не значит, что в них нет доли правды.
– Позволь тебя заверить, в Арганте полно собственных суеверий. Однако я считаю, что магия, в которую верят люди, помогает им спать по ночам и в чем-то облегчает жизнь, но совсем не соответствует объективной истине.
– Неудивительно, что лжец из тебя никудышный, – усмехнулась Эффи. Несмотря на все разглагольствования о том, что хорошо солгать получится, только если собеседник готов обманываться, сам он при любом обмане краснел и запинался, и это ее очаровывало.
– Просто я не люблю лгать. – Престон скрестил руки на груди. – Если бы все говорили правду, мир стал бы намного лучше. Впрочем, я понимаю, что это нереально.
Такой взгляд казался ей до странного наивным. Эффи никогда особо не задумывалась о собственной лжи – не гордилась ей, но и не терзалась чувством вины. Для нее ложь была лишь формой выживания, выходом из расставленной ловушки. Порой животные отгрызали себе конечности, чтобы спастись. Эффи же методично скрывала правду факт за фактом, и порой даже сама сомневалась, остался ли под слоем необходимой лжи настоящий человек.
Уже очень давно она даже не пыталась рассказать кому-либо правду, полагая, что ей все равно не поверят. Особенно Престон, с его претенциозностью и презрением ко всему, что нельзя доказать. И все же, несмотря на все свои принципы, он был не столь узколобым, как поначалу думала Эффи. Престон в самом деле обдумывал все ее слова и новые сведения и при наличии доказательств мог признать свою неправоту.
– Ты веришь в призраков? – вдруг неожиданно для самой себя выпалила Эффи.
– С чего такой вопрос? – удивленно взглянул на нее Престон.
– Я… не знаю. Просто любопытно. Ты не веришь в магию Спящих, но призраки – это ведь другое, верно?
Лицо Престона внезапно окаменело.
– Нет доказательств, что призраки реальны. Ученые никак не подтверждают их существование.
– Но и не опровергают, так ведь?
– Наверное.
Больше Престон ничего не добавил, лишь поджал губы, старательно отводя взгляд. Обычно он с легкостью говорил на любую тему, и подобное молчание было не в его духе.
– Существует множество историй о привидениях, – не желала сдаваться Эффи. – Они многим являлись. Собери толпу, и половина поклянется, что своими глазами видели призраков. Рассказы о привидениях есть в каждой культуре. Наверное, это что-то значит.
– Не знаю, откуда это пошло, – медленно сказал Престон. – Но знаешь, во что я на самом деле верю? В способность человеческого разума давать рациональное объяснение собственным страхам и облекать их в конкретную форму.
– Страхам? – Эффи вскинула бровь. – Не все истории о привидениях страшные. Некоторые даже успокаивают.
– Пусть так, – напряженно ответил Престон, упорно глядя в одну точку где-то у нее над головой. – Я верю, что сильные эмоции – скорбь, ужас, желание, надежда или что-либо еще – вполне способны вызвать в воображении образ человека.
Эффи думала, что он лишь отмахнется от нее. Он не высмеял ее, как она опасалась. Но по тому, как он напрягся, как изменился тон, было очевидно: он не хотел обсуждать эту тему. Словно бы боялся вскрыть какую-то рану.
Не желая причинять ему боль, Эффи решила не рассказывать о своих видениях и об услышанных словах Янто.
– Блэкмар еще жив? – поинтересовалась она, стремясь сменить тему.
– Да. – Престон явно обрадовался возможности поговорить о другом. – Жив, но уже очень стар.
– Тогда давай к нему съездим, – предложила она. – Только он сможет ответить на наши вопросы.
Престон колебался. Оба понимали, что включать лампу в кабинете слишком опасно, так что довольствовались свечами и лунным светом и говорили почти шепотом. Левую сторону лица Престона заливал оранжевый свет, а правую – белой.
– Вообще-то я уже написал Блэкмару, – наконец признался он. – Его имя довольно часто мелькает в письмах. Я подумал, что смогу у него хоть что-то узнать о характере Мирддина, поскольку Янто напрочь отказывается говорить об отце.
– И?
– Письмо пришло обратно с пометкой «вернуть отправителю», – вздохнул Престон. – Но он его прочитал, поскольку сломал печать и заменил своей собственной.
– Можно взглянуть на письмо?
Престон неохотно достал конверт. Расправив лист бумаги на столе, Эффи склонилась над ним в свете свечи.
Уважаемый мистер Блэкмар!
Я изучаю литературу в университете Каэр-Иселя и пишу научную работу на основе работ Эмриса Мирддина. Недавно мне стало известно, что вы с ним поддерживали переписку. Возможно, я смог бы провести научное исследование природы ваших отношений, если бы вы согласились ответить на несколько моих вопросов. Если вы сочтете беседу с глазу на глаз предпочтительнее переписки, я с радостью приеду к вам в Пенрос.
С уважением,
Престон Элори
– Письмо – хуже некуда, – заявила Эффи, поднимая голову.
– Почему это? – Престон, кажется, обиделся. – Все коротко и по существу. Нет смысла попусту тратить его время.
– Сейчас Блэкмару должно быть за девяносто. У него куча свободного времени. А где же лесть? Мольба? На крайний случай, мог бы притвориться поклонником его творчества.
– Я же сказал, что не люблю лгать.
– Даже ради благого дела? Порой ради возможности докопаться до правды стоит пойти на небольшой обман.
– Интересный подход. Не зря у Ллира есть святая покровительница лжи во благо. Родители называют детей в честь святой Дуэссы?
У Эффи по спине пробежал холодок. Ей не хотелось сейчас углубляться в этот вопрос.
– Наверное. Но хватит менять тему. Вообще-то я тут высмеиваю твое ужасное письмо.
– Ладно, – вздохнул Престон. – Может, попробуешь написать сама?
– Непременно, – решительно заявила Эффи.
Полное лести и мольбы письмо она написала в ту же ночь. В почтовом ящике Хирайта оно вполне могло попасться на глаза Янто, так что Престон сам съездил в Солтни, чтобы его отправить.
– Теперь нам остается только ждать, – подытожил он. – Я продолжу просматривать дневник.
А мыслями Эффи завладела другая загадка, о которой она так и не осмелилась рассказать Престону. Король фейри, призрак и странный разговор Янто преследовали ее во сне и наяву, и по вечерам Эффи как можно скорее покидала Хирайт, стремясь к безопасности гостевого дома.
Она почти с облегчением забыла на время о Мирддине, фотографиях и записях в дневнике, где он называл женщин легкомысленными. Отчасти Эффи даже жалела, что записная книжка вообще попали ей в руки.
Задурить голову Янто оказалось вовсе не сложно. Эффи рисовала эскизы, обреченные навсегда остаться лишь на бумаге, и поэтажные планы, которые никогда не будут исполнены. Янто был готов обмануться. Он хотел верить в Хирайт, подобно тому, как некогда верила она сама (а может, отчасти верила и до сих пор). Хотел верить, что это не фантазии, не замок на песке.
– Мне нравится, как выглядит второй этаж, – заметил Янто, глядя на рисунки, разложенные на обеденном столе. – Из этих эркерных окон с видом на море будет чудесно любоваться восходом и закатом. Маме тоже понравится.
– Ваша мама не хочет меня здесь видеть?
Этот вопрос волновал Эффи с самого приезда в Хирайт, но после подслушанного странного разговора ее все сильнее грызло любопытство.
Сейчас момент казался вполне подходящим: Янто был в хорошем настроении, сквозь облака пробивалось солнце, Король фейри не появлялся с того дня в машине, и Янто никогда не упоминал об инциденте, как будто тот случай на дороге существовал лишь в ее воображении.
Откинувшись на спинку стула, Янто тяжело вздохнул, но промолчал, и Эффи вдруг забеспокоилась, что поспешила со своим вопросом.
– Она очень скрытная женщина, – наконец сказал он. – Такой ее сделал отец.
– Что вы имеете в виду? – спросила Эффи, ощутив, как что-то сжалось внутри.
– Вы ведь знаете, отец рос почти в нищете. У него была лишь маленькая рыбацкая лодка да та одежда, что на нем. Когда у него все же появилось что-то свое, он не хотел с этим расставаться. – Янто еще немного помолчал, а потом продолжил: – Взять хоть этот дом. Отец смотрел, как он ветшает, но так и не позволил никому переступить порог, даже чтобы просто починить протекающие трубы или заменить разбитые окна, не говоря уже о разрушающемся фундаменте. Думаю, неплохая метафора, но я не изучал литературу, как второй наш гость.
Он почти никогда не упоминал имени Престона, называя того просто студентом или аргантийцем. Слова Янто напомнили Эффи отрывок из «Ангарад».
– Я буду любить тебя до гибели, – сказал Король фейри, отводя прядь золотых волос с моей щеки.
– Твоей или моей? – уточнила я.
Король фейри не ответил.
Она снова подумала о фотографиях и почувствовала, что краснеет. Может, не стоит ей выяснять правду о призраке, о вдове Мирддина или секретах Янто. Все казалось слишком запутанным, как улов в рыболовной сети: трепет умирающих, задыхающихся тварей.
Может, Престон прав, и люди верят в магию лишь потому, что правда слишком неприглядна и опасна.
– Что ж, – сказала Эффи, – постараюсь не попадаться ей на глаза.
– Вряд ли вы ее потревожите, – заметил Янто, и его бесцветные глаза странно блеснули, как тогда в пабе. Пораженная, Эффи резко откинулась на спинку стула. – От вас шума, как от котенка.