Эффи попыталась улыбнуться и дрожащими пальцами стиснула в кармане ведьмовской камень.
День спустя они получили письмо. Эффи и Престон по очереди следили за почтовым ящиком Хирайта, чтобы вовремя перехватить конверт и не дать ему попасться на глаза Янто. Письмо пришло во время дежурства Эффи. Поспешно схватив конверт, она прижала его к груди и помчалась в дом, даже не задумавшись, что на дворе белый день, и Янто может ее увидеть и рассердиться. Тяжело дыша, Эффи влетела в кабинет и шлепнула письмо перед Престоном.
Сидя за столом Мирддина, он склонился над дневником. Струящийся через окно солнечный свет золотыми бликами играл в его каштановых волосах, и бледная россыпь веснушек на носу казалась ярче. Увидев письмо, Престон расплылся в улыбке, и Эффи отчего-то почувствовала, как сердце забилось быстрее.
– Поверить не могу! – воскликнул Престон. – Он в самом деле ответил.
– Пора бы начать в меня верить. Я умею быть очаровательной.
– Вообще-то я знаю, – усмехнулся Престон, и Эффи покраснела.
Взяв в руки конверт, она аккуратно сломала печать Блэкмара и вытащила тонкий лист бумаги, казавшийся на солнце почти прозрачным. Развернув письмо, Эффи расправила его на столе, чтобы Престон тоже смог прочитать.
Мисс Юфимия Сэйр!
Я был безмерно рад получить столь полное восхищения письмо. Вы кажетесь мне девушкой достойной и приятной. Я с радостью приму вас и вашего коллегу по научной работе у себя в Пенросе. Поскольку ваше письмо дошло успешно, адрес вы, несомненно, знаете. Похоже, вы и впрямь особенная девушка, раз уж интересуетесь работой двух стариков, один из которых уже полгода как мертв. Безусловно, вы можете гостить в моем доме сколько потребуется, пока не получите все необходимые ответы на вопросы о моих трудах и работах Эмриса Мирддина. Он был для меня дорогим другом, даже, можно сказать, родственником.
С наилучшими пожеланиями,
Колин Блэкмар
– Я только написала, как сильно мне понравились «Сны спящего короля», – пояснила Эффи, безмерно довольная результатом собственных усилий. Она так и сияла, слова сами собой слетали с губ. – Мирддина я почти не упоминала – не хотела, чтобы он решил, будто его собственные труды меня интересуют в гораздо меньшей степени. Я же говорила – немного лести, и дело сделано.
Эффи выжидающе взглянула на Престона, но он молчал, задумчиво разглядывая письмо.
– Я не знал, что это твое полное имя, – наконец сказал он.
Крайне взволнованная достигнутым успехом, она и забыла, что намеренно подписала письмо Блэкмару именем Юфимия. Ни мать, ни даже чопорные дед с бабушкой так ее не называли. Но имя Эффи виделось детским и легкомысленным, а ей меньше всего хотелось предстать такой в глазах Блэкмара. И чтобы он принял письмо всерьез, она воспользовалась настоящим именем.
Заметив, что Престон помрачнел, она ощутила, как что-то сжалось внутри.
– Да, – подтвердила она. – Это мое полное имя.
– Можно мне спросить… Прости, не хочу показаться совсем уж грубым… – Престон вдруг покраснел до кончиков ушей. Прежде Эффи никогда не слышала, чтобы он так мямлил. – Конечно, ты не обязана отвечать… честно, можешь хоть ударить меня или назвать дураком, но… ты была ребенком-подменышем?
В комнате повисло молчание. Эффи так долго пользовалась уменьшительным именем, что почти забыла значение полного: имя святой было знаком подменыша.
Она сжала левую руку в кулак. Этот вопрос и впрямь был крайне грубым. Никто не задавал таких вопросов. Она – примерная северянка из приличной северной семьи, а в подменышей верили лишь неграмотные крестьяне из Нижней Сотни.
– Да, – в конце концов сказала она, удивившись, как легко слетело с губ это признание.
– Извини. Просто ты упомянула, что у тебя нет отца… – Престон расстроенно провел рукой по волосам.
– Все в порядке, – успокоила его Эффи. Эти слова тоже дались легко. Она вдруг поняла, что совершенно безболезненно может поведать ему всю историю, как будто случившееся не имеет к ней самой никакого отношения. – Мама родила меня примерно в том же возрасте, как я сейчас. Отец был старше, он работал у дедушки в банке. Он не ухаживал за ней, не предлагал жениться. Она просто забеременела. Оказавшись в неловком положении, дедушка уволил моего отца и прогнал обратно на Юг. Отец был из Нижней Сотни, такой талантливый выходец из низов.
– Извини, – в отчаянии повторил Престон. – Не нужно больше ничего говорить.
– Я не против. – Теперь разум Эффи словно отделился от тела, вылетел сквозь открывшийся спасательный люк и завис в воздухе. – Мать все же родила меня, но ребенок принес слишком много забот и ей, и бабушке с дедом. Да и по правде, я была ужасным ребенком. Закатывала истерики, ломала вещи. Младенцем отказывалась пить грудное молоко и кричала, когда кто-нибудь ко мне прикасался.
Эффи вдруг замолчала. Спасательный люк захлопнулся, и она врезалась в стену, границу между реальным и нереальным. В ее сознании была четкое разделение, «до» и «после». Раньше она была просто малышкой, пусть и непослушной. А потом в мгновение ока превратилась в нечто иное.
Впрочем, может, она с самого начала была неправильной. Злобным порождением фейри из фантазий, по прихоти судьбы оказавшейся в реальном мире.
– Через Дрейфен протекает река, – немного помолчав, продолжила Эффи. – Там мать меня и оставила. Я помню, была середина зимы. Деревья стояли голыми. Я знаю, она думала, что какая-нибудь очаявшаяся бездетная женщина подберет меня. Она не хотела бросать меня на смерть…
Престон не сводил с нее взгляда, его лицо казалось непроницаемым. Возможно, ей и впрямь стоило послушаться и больше ничего не говорить. Престон – величайший скептик на свете. Он не признавал магию, не доверял Мирддину. Вряд ли он поверит ей, ведь до сих пор никто не верил.
И все же Престон выслушал ее, когда Эффи спросила о призраках, не отмахнулся и не посмеялся, хотя тема разговора ему явно не нравилась. Потом она вспомнила, как он опустился перед ней на пол и обработал содранные колени, даже не спросив, почему она выпрыгнула из машины Янто.
И слова сами сорвались с губ.
– Никакая бездетная женщина за мной так и не пришла, – прошептала Эффи. – Но пришел он.
– Кто? – Глаза Престона сузились за стеклами очков.
– Король фейри, – ответила она.
Этот варварский обычай родился еще в давние времена. Южане верили, что порой дети просто рождаются испорченными или фейри портят их прямо в колыбели. Мерзкие, жестокие подменыши не признавали материнского молока и кусали матерей за грудь. В попытке отогнать зло им всегда давали имена святых. Эффи не раз задавалась вопросом, почему ее назвали Юфимией, женским вариантом имени Юфим – этот святой считался покровителем рассказчиков. Чего добивалась ее мать – благословить дочь или проклясть? Чаще всего это имя казалось ей просто жестокой шуткой.
Но если и это не помогало, мать имела право отказаться от ребенка, вернуть его фейри.
Южане верили, что не оставляли детей умирать, но Престон наверняка бы сказал, что этим милым поверьем они просто успокаивали себя, чтобы спокойно спать по ночам. Никто из фейри не придет, не заберет ребенка в настоящий дом. Вот только Эффи его видела. Прошло тринадцать лет, а в сознании до сих пор ярко горел этот образ: красивое лицо, мокрые черные волосы и тянущаяся к ней рука.
Даже сейчас при мысли о нем внутри все сжималось от страха. Но, прежде чем настоящий ужас затянул ее в свою пучину, голос Престона разрушил воспоминание.
– Не понимаю, – нахмурился он. – Король фейри – это ведь сказка.
Эффи слышала это так много раз, что слова уже не ранили. Обычно она просто заканчивала рассказ, извинялась, объясняла, что всего лишь пошутила.
Но сейчас просто не могла остановиться.
– Он пришел ко мне. Вышел прямо из реки, мокрый и блестящий. Уже стемнело, но он стоял в лужице лунного света и говорил, что заберет меня. Он был ужасен, но я взяла его протянутую ладонь.
Эти слова дались труднее всего. Безумно тяжело было признавать уродливую правду, угнездившуюся в самой глубине ее души. Любой нормальный ребенок отпрянул бы в страхе, заплакал и закричал, но Эффи не издала ни звука. Она бы позволила ему себя забрать.
– Но мать вернулась, – вновь заговорила Эффи, теперь голос звучал хрипло. – Она схватила меня и вырвала руку из хватки Короля фейри. Он исчез с перекошенным от ярости лицом. Больше всего на свете Король фейри ненавидит, когда ему отказывают. Мать удержала меня, но палец, которого он коснулся, сгнил. Король фейри забрал его с собой и обещал, что вернется за остальным.
Эффи подняла левую руку, где не хватало четвертого пальца. Она не стала добавлять, что еще сказал Король фейри. Он отнял у нее безымянный палец, чтобы ни один мужчина не смог надеть на него обручальное кольцо. Так она всегда будет принадлежать только ему.
– Ты сказала, что была зима, – мягко сказал Престон. – Ты могла просто отморозить палец.
Конечно, то же самое сказал и доктор. Он перевязал ей рану и дал коричневый сироп, чтобы предотвратить инфекцию, а потом, несколько лет спустя, прописал розовые таблетки, чтобы избавить от видений.
Только много лет спустя, впервые прочитав «Ангарад», Эффи узнала, что нужно, чтобы на самом деле отгонять Короля фейри. Железо и рябина. В парке в Дрейфене она отломила ветку рябины и спрятала под подушкой, стянула у дедушки железный канделябр и спала с ним в руке. Эффи даже как-то пыталась съесть ягоды рябины, но они оказались такими горькими на вкус, что она с отвращением их выплюнула.
– Знаю, ты мне не веришь, – сказала Эффи. – Никто не верит.
Престон молчал, о чем-то явно напряженно раздумывая. Эффи видела это по его глазам.
– Наверное, именно поэтому тебе так нравится творчество Мирддина, – наконец заметил он.
– Я прочитала «Ангарад» только в тринадцать лет, – вспыхнув, пояснила Эффи. – И в детстве не представляла, как выглядит Король фейри, поэтому не могла его выдумать. Если ты об этом.