Эффи впилась ногтями в ладонь и отчего-то прошептала:
– Писательство ведь не приносит таких денег?
– Думаю, это состояние семьи.
Здесь все так отличалось от Хирайта, и это потрясло Эффи сильнее всего. Почему же потомки Мирддина жили в ветхости и запустении, а все их некогда прекрасные вещи сгнили, пропитались водой и покрылись грязью и морской солью?
За кустами в Пенросе ухаживали не хуже, чем за скаковыми жеребцами, неровные ветви были подрезаны, опавшие листья убраны. Но ведь у Мирддинов даже без наследства должны иметься хоть какие-то деньги? С чего же Янто с матерью жили вот так, будто таким неверным, суеверным образом оберегали память почившего отца и мужа?
Престон припарковался, и они вышли из машины. На улице похолодало, и дыхание Эффи вырывалось изо рта облачками пара. В гаснущем вечернем свете она разглядела большую каменную лестницу, ведущую к двойным деревянным дверям.
Мгновение спустя двери с громким треском распахнулись.
Сначала Эффи не могла рассмотреть Блэкмара, лишь слышала, как трость стучит по каменным ступеням. Когда он подошел, она заметила красный бархатный халат, бросающуюся в глаза трость черного дерева, а когда улыбнулся, во рту блеснул золотой зуб. На ногах у него были тапочки в тон халату.
Его лицо напоминало ржавое зеркало, испещренное миллионом трещин. Эффи еще не доводилось видеть настолько старого человека.
– Юфимия! – взволнованно воскликнул он хриплым голосом. – Я так рад, что вы откликнулись на мое приглашение. – И пылко, но не очень крепко обнял ее за талию.
Эффи напряглась, не понимая, как себя вести. Наконец Блэкмар отпустил ее, на сморщенном, словно грецкий орех, лице, блеснули проницательные глаза.
– Ой, – выдохнула Эффи, пытаясь прийти в себя. – Огромное спасибо за приглашение.
– Я всегда счастлив принимать своих поклонников, – улыбнулся Блэкмар, и стоящая почти вплотную Эффи отметила, что почти треть зубов у него заменена золотыми. – Это ваш… товарищ?
– Да, – подтвердила Эффи. – Престон Элори.
Блэкмар наморщил и без того морщинистый лоб.
– Элори, – медленно повторил он на безупречном ллирийском, и в его устах аргантийское имя прозвучало почти как ругательство. – Знакомая фамилия. Вы тот студент литературного колледжа, который прислал мне письмо?
– Да, это я. – Престон напряженно застыл, скрестив руки на груди. – Я тоже ваш поклонник, просто не так… э-э… красноречив, как Эффи… Юфимия.
Он слегка запнулся на первом слоге, пытаясь произнести верно со своим легким аргантийским акцентом, и Эффи заметила, как он хмурится.
Впервые услышав свое полное имя из уст Престона, Эффи ощутила странное чувство. Не сказать, что неприятное, просто в высшей степени неожиданное. Кожу словно опалило невидимым жаром. Престону приходилось прилагать усилия, чтобы произнести все верно, и от этого гласные прозвучали как-то мягче. Нежнее.
– Ну, аргантийцы не славятся ни особым пылом, ни страстью. Наверное, замерзли у себя в горах, – усмехнулся Блэкмар, весьма довольный своей шуткой. – Входите, я угощу вас бренди.
Он велел двоим одетым в черное слугам взять чемоданы из машины и отнести в дом. Эффи и Престон медленно поднимались следом. Низкие темные облака сгустились над башнями Пенроса, обняли их, как перчатки. Слуги на краткий миг замерли на верху лестницы, чтобы открыть дверь, и внесли чемоданы в дом, следом за ними порог переступили Эффи и Престон.
Внутренняя обстановка поражала своим великолепием: роскошные бархатные ковры в тон халату и тапочкам Блэкмара, узорчатые обои, отчасти скрытые картинами в позолоченных рамах, широкая беломраморная лестница, ведущая на второй этаж. Большой гобелен изображал генеалогическое древо, бравшее начало с некоего Роланта Блэкмара – вероятно, того самого промышленника, который сколотил состояние на нефти или железных дорогах.
Над ним висела огромная оленья голова, пустые черные глаза смотрели в никуда.
– Как красиво, – сказала Эффи. От них явно ожидали подобных слов, и ей не хотелось заставлять Престона снова лгать.
Конечно, Пенрос в каком-то смысле был красив: богатая обстановка, подобранные в тон мебель, обои и ковры, все чисто, ни пыли, ни паутины в углах. На портретах – сплошь суровые, неулыбчивые лица, тяжелые бархатные шторы отсекали любой намек на дневной свет. Ни откровенно безвкусных ламп, ни абстрактных картин, ни уродливых люстр, настолько кричащих, что уже и не поймешь, хороши они или нет.
Красивый дом, но какой-то слишком обычный, будто бы созданный без всякого воображения.
Эффи не могла поверить, что здесь жил автор «Ангарад».
– Благодарю, благодарю, – отмахнулся Блэкмар. – Но вы еще не видели самого лучшего. Пойдемте в кабинет. Наверняка вы хотите расслабиться после долгой поездки.
Сомневаясь, что бренди в комании Блэкмара поможет ей хоть чуть-чуть расслабиться, Эффи все же последовала за ним в кабинет. Престон держался на шаг позади нее.
И вновь их встретила выдержанная в едином стиле комната: шторы цвета морской волны и кресла в тон, которые в лучшем случае можно было назвать просто милыми. Над дверью висела еще одна оленья голова, в углу тикали напольные часы, показывая пятнадцать минут седьмого.
Слуги исчезли. Несмотря на дрожь в иссохших руках, Блэкмар сам налил бренди и вручил Эффи и Престону по стакану из граненого хрусталя.
Эффи удивил столь странный выбор напитка. Бренди пили ее бабушка с дедом – из крошечных рюмок, всего по глоточку после ужина. Конечно, вряд ли то, что им подали бренди, не предложив сперва поесть, можно счесть грубостью, но у Эффи возникло отчетливое ощущение, что Блэкмар немного не в себе.
Может, совершенство обстановки было призвано что-то компенсировать? Благоустроенный дом для угасающего разума.
– Ваше здоровье, – сказал Блэкмар, с большим трудом опускаясь в кресло. – Пусть ваши исследования будут плодотворными, а я смогу насладиться хорошей компанией. – Он снова хихикнул над собственной шуткой.
Они чокнулись друг с другом, и Престон отпил бренди, даже не поморщившись. Эффи, поджав губы, притворилась, что делает глоток. Вряд ли Блэкмар, одним махом осушивший полстакана, что-то заметил.
– Спасибо, – ничуть не убедительно сказал Престон. – И еще раз благодарю за гостеприимство.
Блэкмар только отмахнулся.
– Я же артист, как и все великие писатели. Я развлекаю читателей и гостей. Когда-то в этот список входили женщины, но, к сожалению, те времена остались позади.
Эффи принужденно рассмеялась. Престон лишь неловко уставился в свой стакан.
– Что ж, я буду рада, если вы сможете ответить на несколько вопросов, – начала она. – Когда вы познакомились с Эмрисом Мирддином?
– Боже, это было так давно. Вряд ли я точно вспомню год. Наверное, в конце сто восьмидесятых. Вообще-то его нанял отец – архивариусом, чтобы привести в порядок кое-какие семейные записи. Так что он работал на меня.
Это казалось важным. Взглянув на Престона, Эффи заметила в его глазах проблеск интереса. Глупо было отрицать, что этот факт лишь подтверждал его теорию о подлинном авторстве книги.
– Он жил в Сифаддоне, как и прочие слуги, но днем находился в Пенросе, разбирал документы и занимался другими столь же унылыми делами. Но я, любопытный от природы, всегда интересовался жизнью тех, кто меня окружал. Их прошлым. Особых занятий у меня не водилось, и я начал проводить время в кабинете, с Эмрисом. Мы легко поладили. Конечно, в нем легко угадывался южанин – по имени и акценту, но Эмрис отличался от других выходцев с Юга, которых мы нанимали. Более сообразительный. Амбициозный. В то время я только начал работать над «Снами», и Эмрис проявил к моему творчеству большой интерес. В конце концов он признался мне, что тоже писатель, и мы поделились друг с другом кое-какими отрывками.
Ощутив, как бешено забилось сердце, Эффи подалась вперед, намереваясь задать вопрос, но Престон ее опередил.
– Наверное, в то время Мирддин работал над «Юным рыцарем», – заметил он. – Его отрывки вы видели?
Блэкмар задумчиво склонил набок голову, взгляд его затуманился.
– Наверное. Святые, как давно это было. В другой жизни. Эмрис был в отчаянии: он полагал, что никто не захочет покупать книгу, написанную захолустным крестьянином из Нижней Сотни. Но у моей семьи имелись связи с издательством «Гринбоу Букс», и я предложил познакомить его с руководством.
Эффи медленно кивнула. Эта часть рассказа соответствовала записям из дневника.
– Но «Юный рыцарь» не приобрел особой популярности, верно? Мирддин стал известен только после…
– Да, – вдруг резко заявил Блэкмар и опустил почти пустой стакан на невзрачный приставной столик. – Эту часть истории знают все. Мирддина прославила «Ангарад», – уклончиво ответил он.
Эффи поняла, что Престон тоже ощутил внезапную перемену в хозяине дома.
– В то время Мирддин еще у вас работал? – прямо поинтересовался Престон и поставил стакан на столик.
– Нет-нет, – отозвался Блэкмар. – Он неплохо заработал на авторских гонорарах и снял квартиру в Сифаддоне, а потом купил тот жуткий дом в бухте Девяти Колоколов. Никогда не понимал, почему из всех мест он предпочел вернуться в Солтни. Но Эмрис говорил, что эта бухта его манила – как маяк, что указывает кораблю путь домой.
– Нет места ближе родины, – серьезно сказал Престон, но по его лицу ничего нельзя было прочесть. – Значит, вы переписывались, пока Мирддин работал над «Ангарад»?
– Знаете, – резко отозвался Блэкмар, – в последнее время память меня что-то подводит. Думаю, на эту тему вам лучше поговорить с кем-нибудь из «Гринбоу». Так уж случилось, что Марлоу, главный редактор издательства, приедет сюда завтра вечером.
Он явно что-то скрывал, но Эффи это не смутило.
– Замечательно, – ответила она. – Огромное спасибо, что позволили остаться у вас на ночь. Наверняка мы выясним все, за чем приехали.
Престон бросил на нее взгляд, и она молча, почти незаметно кивнула ему в ответ.