Престон отвернулся к стене, и Эффи стянула мокрую кофту, мокрую юбку, мокрые чулки. Порывшись в чемодане, достала самый теплый свитер и надела его, потом забралась в кровать и натянула зеленое одеяло до подбородка.
– Так-то лучше, – заметил повернувшийся обратно Престон, с лица которого еще не сошел румянец.
И все же Эффи до сих пор мерзла. Может, она никогда не сможет согреться? Даже под одеялом, укрытая от непогоды четырьмя прочными стенами? Ей хотелось почувствовать себя в безопасности, жить в мире, где за стенами дома не ходят мифические существа с оленьими рогами и нет необходимости прибивать на дверь железо.
Что это было – реальность или вымысел? Теперь все, казалось, перемешалось, будто между мирами больше не было твердой границы, лишь все прибывающая черная вода, и ей с трудом удавалось держать голову на поверхности.
– Буря, – выдавила она и больше не нашлась, что сказать. Сейчас разум походил на пенящиеся волны и спутанные рыбацкие сети.
– Все будет хорошо, – заверил Престон. Стекла его очков усеивали капли дождевой воды. – Мы все еще можем добраться до Солтни. Но сперва тебе нужно согреться. – Он помолчал, губы его дрожали. – Но у тебя получилось, Эффи. Ты в самом деле справилась.
Она издала сдавленный звук, надеясь, что его можно принять за смешок.
– Даже если лишусь еще нескольких пальцев.
Казалось, Престон хотел отругать ее, но не смог и опустил голову. Эффи вспомнила, как он осторожно вынимал камушки из ее содранных коленей и смывал кровь, хотя на тот момент они почти не доверяли друг другу. В груди поднялась волна тепла и отчаянной нежности.
– Мне нужно вернуться в дом, – сказал он. – Нам…
– Нет, – перебила его Эффи, чувствуя, как быстро бьется сердце. – Не уходи.
– Но нам нужно забрать письма и фотографии, – нахмурился Престон.
– Пожалуйста, – попросила она. – Останься. Мне кажется, я умру, если ты уйдешь.
Здесь и сейчас, когда в дверь рвался ветер, а реальность не отличалась от вымысла, Эффи действительно в это верила. Престон, и только он, казался прочным, неизменным, истинным. Без него она ушла бы под воду и никогда не выплыла бы на поверхность.
Престон тихо выдохнул, и на миг ей показалось, что он все равно уйдет. Сердце пропустило удар.
Однако он медленно приблизился и сел на край кровати. Он тоже вымок под дождем, прилипшая к телу сырая рубашка казалась почти прозрачной.
– Хорошо, – согласился он. – Я останусь.
Жар его тела проникал даже сквозь одеяло. Эффи села и придвинулась ближе, а потом положила подбородок ему на плечо, очень осторожно, словно ставила на стол хрустальный бокал и не хотела, чтобы он зазвенел.
Она чувствовала, как он медленно дышит, как поднимаются и опадают плечи. Престон повернул к ней голову.
Он поцеловал ее или она его? Это не имело никакого значения, как неважно, дом опускается на дно или море поднимается. Как только их губы соприкоснулись, все мысли тут же вылетели у Эффи из головы.
Престон коснулся ее лица и очень нежно опустил ее обратно на подушки.
На мгновение они оторвались друг от друга. Теперь Престон нависал над ней, приподнявшись на локтях, и по шее, по ключицам стекали капельки воды.
– Ты уверена? – выдохнул он.
Эффи кивнула. Ей хотелось сказать «да», но почему-то слово застряло где-то внутри. Вместо этого она тихо призналась:
– У меня никого не было. Я целовалась с мальчиками, потом появился мастер Корбеник, но это просто…
– Сейчас все будет иначе, Эффи, обещаю. Я буду с тобой нежен.
Она ему верила, и от этого почти хотелось плакать.
Эффи осторожно принялась расстегивать пуговицы его рубашки, обнажая шею, потом грудь, живот, пупок. Прежде она никогда не видела раздетого мужчину и на миг застыла, пораженная жизненной энергией, струящейся в каждой клеточке тела, в каждом движении мышц под кожей.
А потом, не сумев удержаться, прикоснулась к нему, провела руками по плечам, погладила грудную клетку, и наконец спустилась к треугольнику кожи над пряжкой ремня.
Вздрогнув от ее прикосновения, Престон тяжело сглотнул.
– Можно? – спросил он, запуская ладони ей под свитер.
– Да, – выдохнула она, наконец найдя нужное слово.
Подцепив свитер за нижний край, Престон стянул его через голову. Теперь и Эффи предстала перед ним обнаженной. Он вновь поцеловал ее, потом мягко скользнул губами по подбородку и вниз, по шее. Эффи тихо ахнула, когда Престон коснулся груди, провел по ней рукой, а потом накрыл, будто защищая от холодного воздуха.
Эффи ухватилась за пряжку его ремня, раздосадованная этим препятствием. Сердце внезапно сбилось с ритма. Сквозь ткань брюк она ощутила его твердую, напряженную плоть и затрепетала – и в то же время испугалась. Эффи так долго хотела его и теперь ничуть не сомневалась, что он желал ее не меньше.
В конце концов она справилась с ремнем и сняла с Престона штаны. Откинув одеяло, Престон скользнул в постель рядом с ней.
Теперь единственной преградой между ними были его очки. Эффи сняла их и положила на тумбочку. Престон моргнул, глядя на нее, как будто перестраивал зрение. На его переносице Эффи заметила две маленькие ямочки и провела по ним большим пальцем, чувствуя, как вмялась кожа под давлением кусочков металла.
– Что ты делаешь? – поинтересовался он, улыбнувшись уголком рта.
– Я всегда гадала, больно ли это.
– Не особо, – признался он. – Большую часть времени я даже не замечаю. Хотел бы я видеть тебя сейчас более отчетливо, но даже в размытом виде ты очень красивая.
Эффи ощутила, как вспыхнули щеки. Теперь она уже не ощущала холода.
– Пожалуйста, будь нежен.
– Буду. Клянусь.
Он подался вперед, медленно раздвигая ее бедра.
Сперва было немного больно, но эта боль, словно сдерживаемый вдох, вырвавшись на волю, быстро сменилась безграничным удовольствием.
Эффи тихо всхлипнула, уткнувшись ему в плечо. Она не ожидала подобных ощущений и с радостью сдавалась на его милость. Уступать было легко, когда нападавший вел себя так нежно. Земля никогда не стала бы возражать, если бы море омывало ее с подобной лаской.
Они двигались в унисон, вдох за вдохом, Престон почти касался губами ее уха. Когда его дыхание участилось, Эффи поняла, что он близок к разрядке, но потом Престон снова замедлился, проникая в нее размеренно и неторопливо.
– Не надо, – прошептала она, уткнувшись ему в шею. – Не останавливайся.
– Я просто хотел сказать, что, когда все закончится, я все равно буду заботиться о тебе. Если захочешь.
Эффи закрыла глаза, но даже чернота за сомкнутыми веками казалась яркой от фантомных звезд.
– Захочу.
Потом они лежали рядом под зеленым одеялом – Эффи на животе, Престон на спине. Они смотрели друг на друга, прижавшись щеками к подушкам.
Окружавшие их стены казались непроницаемыми и почти не пропускали шум дождя.
– Я не хочу туда возвращаться, – приглушенно сказала она. – Никогда.
Он не стал спрашивать, что она имела в виду. Бурю? Дом в поместье? Целый мир?
– К сожалению, это невозможно.
– С чего мне верить тебе? Ты на расстоянии вытянутой руки ничего уже не видишь.
Престон рассмеялся.
– Чтобы вызвать больше доверия, могу снова надеть очки.
– Нет. Хоть раз позволь мне знать больше тебя.
– Ты знаешь много такого, чего не знаю я. – Он отвел влажную прядь волос с ее лба. – Вообще-то на эту тему тоже есть аргантийская поговорка.
– Да? И какая?
– Ret eo anavezout a-raok karout. Прежде чем любить, нужно узнать.
Это прозвучало вполне в духе Престона, и Эффи чуть не рассмеялась. Больше всего на свете он любил правду, Эффи же не представляла жизни без своего воображаемого мира. И все же, несмотря на это, каким-то образом они нашли друг друга.
– Оказывается, аргантийцы такие поэтичные, – заметила она. – А ллирийская пропаганда твердит обратное.
– Ты назвала меня самодовольным.
– Ну, в некоторых стереотипах есть доля правды, – улыбнулась она.
Престон фыркнул, и Эффи придвинулась ближе, нежно провела пальцем по сгибу локтя, наблюдая, как он напрягся и задрожал. Признак жизни, как крошечные зеленые побеги, упорно вырастающие из мерзлой земли.
Краем глаза Эффи видела стоящую на столе запертую коробку.
– В одном ты прав, – наконец сказала она. – Нам все равно придется уехать.
Услышав в ее голосе печаль и нотки страха, Престон заключил Эффи в объятия, позволил прижаться к своей обнаженной груди и уткнуться головой в подбородок. Ее сердце билось ритмично, словно прилив.
– Мы ценим только то, что когда-нибудь закончится, – сказал он. – Если бы я думал, что мы можем остаться здесь навечно, то не обнимал бы тебя сейчас так крепко.
– От этого мне хочется плакать. – Зря он произнес эти слова.
– Знаю, не самый оригинальный аргумент. Многие ученые сходятся на том, что лишь эфемерность вещей придает им смысл, а красота заключена в недолговечности. Полнолуния, цветущие бутоны, ты. Наверное, так оно и есть.
– Но есть и кое-что постоянное, – возразила Эффи. – Должно быть. Думаю, именно поэтому многие поэты пишут о море.
– Возможно, идея постоянства как раз и пугает. Страх перед морем – боязнь вечности, ведь как можно победить нечто настолько постоянное, бескрайнее и глубокое? М-м-м… Ты могла бы написать об этом статью, ссылаясь на работы Мирддина. Или даже целую научную работу.
– Ой, прекрати! В этом весь ты!
Спиной она ощутила его смех, от которого оба затряслись.
– Прости, больше не буду. Я слишком устал.
– Я тоже, – зевнула Эффи. – Но когда я проснусь, можешь снова быть собой. Только никуда не уходи.
– Об этом не беспокойся.
И их обоих сморил сон, неизбежный, как море, набегающее на утесы.
15
Я провела так много бессонных ночей, размышляя, как от него сбежать, но потом поняла, что истинные оковы сотворила себе сама. А еще меня волновал извечный вопрос: почему Король фейри выбрал меня? Чем я это заслужила? Впрочем, этот вопрос в самом деле обладал могущественной магией. Пока муж спал рядом, он сам по себе удерживал меня в ловушке, неподвижную. Лишь сбросив чары собственного разума, я смогу освободиться.