Приняв решение, он сложил газету, протер стол и вымыл посуду, перед тем как расположиться в своей гостиной и посмотреть футбольные анонсы. Рядом с ним, на маленьком стуле, лежала открытой «Рэдио таймс», где красным были выделены передачи, которые он собирался посмотреть. Он изучил ее с начала до конца в тот же день, когда она пришла, тщательно планируя свою зрительскую неделю. Этим днем его ожидали почти три часа прекрасных спортивных телевизионных программ, а затем настанет время ему, как обычно, прогуляться на другой конец улицы и за угол, а потом обратно, но уже другим путем, прежде чем сделать себе еще чаю и окунуться в вечерний просмотр телевизора. Поэтому ему следовало бы сходить в полицейский участок Лаффертона сейчас, утром. Обязательно нужно удостовериться, что он расскажет свою историю не просто случайно оказавшемуся у приемной стойки человеку, а тому, кто действительно занимается этим делом. Он знал о сообщениях, которые так никому и не доходят, и о записках, которые оказываются в папках, где их больше никто никогда не прочтет.
Он выключил телевизор и надел пальто и шляпу. Он расскажет полиции все, что сможет вспомнить. По какой-то причине он чувствовал, что обязан это сделать не только для пропавшей женщины, но и для Филлис – и, кроме нее, еще и для Скиппи.
Как только Фрея вошла в офис после брифинга, ее телефон зазвонил.
– Детектив Грэффхам.
Сержант у стойки звонил, чтобы известить о пожилом мужчине, который только что пришел в участок.
– Сказал, что хочет кое-что сообщить о пропавшей женщине, Анджеле Рэндалл, но он не скажет мне, что именно, потому что хочет побеседовать с кем-то, кто непосредственно задействован.
– Что за пожилой мужчина, Рой?
– Около семидесяти, плащ и шляпа. Не похож на шутника, он казался искренне обеспокоенным.
– Где он сейчас?
– Пошел домой. Подождал немного. Но у меня есть необходимая информация о нем.
– Продиктуешь мне, ладно?
Она записала имя и адрес. Как только положила трубку, телефон зазвонил снова.
– Фрея, зайдите на минутку, пожалуйста.
На этот раз она шла по коридору к кабинету Саймона Серрэйлера без Нейтана в качестве группы поддержки.
– Спасибо, – сказал он, когда она открыла дверь.
– Эта девушка из «Эхо» жаждет нашей крови.
Саймон сделал равнодушный жест.
– Она просто мелкая рыбешка. Итак, Дебби Паркер. Единственная зацепка, что у нас по ней есть, – это Старли. Это было чем-то новым для нее, и она была этим очень увлечена, и у меня такое ощущение, что если и есть какие-то ответы на вопросы, зачем и куда она исчезла, то мы найдем их там. Вы пообщались с одним лекарем, но мне нужно гораздо больше. Я хочу, чтобы Старли ломился от полицейских, чтобы они проникли в каждый магазин, в каждый кабинет и кафе… в каждый магический шатер. Подомовый обход будет в самый раз. Напечатайте объявления о пропаже Дебби с той ее фотографией и развесьте повсюду. Нам нужны все, кто знает ее или видел. С Холмом у нас ничего не вышло.
– Сэр. Но как же Анджела Рэндалл?
– А что она?
– Ну, насколько нам известно, она не была никак связана со Старли.
– Нет.
– Ну и получается… у нас нет по ней никаких зацепок вообще.
– Нет. Единственной, и довольно хлипкой, был Холм, но мы там ничего не нашли. До тех пор пока по ней не появится чего-то нового, мы должны сконцентрироваться на Дебби Паркер.
– Понятно.
Как в человека она, может быть, и влюблялась в Саймона Серрэйлера все сильнее каждый раз, когда вновь его видела, но с профессиональной точки зрения она была не согласна с его невниманием к делу Анджелы Рэндалл. Образ ее стерильного, печального маленького домика не покидал Фрею, эти молчаливые комнаты, гнетущая, мрачная тишина, которая нависала над этим местом, а потом – образ золотой коробочки, дорогих запонок и той записки. В этой записке были выражены самые сокровенные и самые личные чувства, эта записка тронула Фрею, задела особые струны в ее душе. Она осознавала, возвращаясь обратно в офис, почему она не была готова позволить делу Анджелы Рэндалл исчезнуть из ее поля зрения. Записка, приложенная к подарку, была как будто бы криком отчаяния, актом саморазоблачения, несмотря на отсутствие имен, эта записка явно указывала на безумную страсть. Анджела Рэндалл любила мужчину, которому регулярно делала дорогие подарки, подарки, ради которых ей пришлось серьезно влезть в свои сбережения, скопленные со скромной зарплаты. Фрея понимала ее и то, что ею двигало, слишком хорошо.
И пока она еще никому не рассказывала о том, что обнаружила в ювелирном магазине в Бевхэме.
– Нейтан?
– Сержант?
– Старший инспектор попросил произвести подомовый обход в Старли, а также развесить постеры и объявления с Дебби – в общем, осуществить массированную атаку. Он думает, что все, что мы сможем найти, мы найдем там.
– Не по себе мне от этого места. Зуб даю, она там. Вступила в какой-нибудь чокнутый шабаш.
– Ну, если это так, то, как только там будет полно полицейских, она точно найдется.
– Для меня какая-то работа есть, сержант?
– В Старли?
– Да где угодно. Просто Мэтт Растон просит меня помочь ему с данными по наркотикам. Там еще кучу всего надо сделать.
– Ты пытаешься мне что-то сказать?
– Не будьте такой злюкой, сержант, я люблю вас до потери пульса, умереть за вас готов, но только если надо снова возвращаться в Старли…
– Не надо, нужно просто съездить к маленькому человечку, который хочет говорить только с серьезными людьми из уголовного розыска, и когда мы с этим закончим, я хочу с тобой кое-что обсудить.
Нейтан сверкнул на нее своим оскалом.
– Дайте пять, – сказал он, подняв руку.
Двадцать восемь
– Я вовремя позвонила, или ты кормишь детей, или делаешь с ними домашнюю работу, или подкладываешь сено лошадям…
– Привет, Карин. Дети накормлены, домашняя работа сделана, у лошадей достаточно сена, и в данный момент я разбираю свои врачебные бумажки, так что даже рада отвлечься. Как идут дела?
– Я докладываю, как ты просила.
– Хорошо. Где ты была?
– Рефлексология.
– О нет, ненавижу, когда мне щекочут пятки.
– Они так не делают, они их мнут, и довольно сильно. Это абсолютное блаженство. Я почти что заснула. Они зажигают чудесные ароматические свечи. И девочка тоже милая. Я ничего ей не говорила, но во время сеанса она спросила меня, нет ли у меня проблем с грудью.
– Удачная догадка. У женщин твоего возраста они часто есть.
– Цинично. Но я после этого потрясающе себя чувствую.
– Я всеми руками за.
– Я веду дневник.
– О том, что именно ты делаешь, или свои чувства и эмоции тоже записываешь?
– Все. В противном случае в этом нет никакого смысла. Я должна быть честна с собой, Кэт.
– И что же дальше?
– У меня очередная встреча с моим духовным целителем в среду с утра. Пока что это работает лучше всего. Я ухожу от нее с чувством, что могу забраться на Эверест, но при этом ощущаю себя очень спокойной и счастливой.
– Я могу тебе сейчас кое-что предложить?
– Ты мне за этим и нужна, ты мой врач.
– Я думаю, что тебе нужно сделать еще один снимок.
– Зачем?
– Я хочу видеть, что действительно происходит… соотнести это с тем, что ты чувствуешь.
– Мне нужно подумать об этом.
Кэт вздохнула. Она так усердно себя успокаивала, что это уже было неприлично, она старалась быть настолько открытой для всего, насколько это ей позволял ее профессионализм, но с каждым днем ее все сильнее одолевали дурные предчувствия. Карин выглядела и чувствовала себя хорошо. Кэт нужно было понять, что происходит с раком.
– Ты не врешь?
– Кому?
– Ну, на самом деле мне. У меня для тебя очень большой кредит доверия, Карин.
– Мне просто нужно немного больше времени.
– Чего ты боишься?
– Что?
– Извини, Карин, я не верю, что сказала это.
– Ты считаешь, что я боюсь взглянуть в глаза тому, что ты называешь «фактами».
– Я даже не знаю, что является фактом, пока не выясню это.
– Только не сейчас.
Кэт подумала и решила не давить на нее еще какое-то время.
– Хорошо, и что же дальше? Фэншуй?
– Хилер.
– Нет, Карин, ни в коем случае.
– Слушай, это даже не столько для меня. Я в это не верю, я считаю, что все это обман и, скорее всего, это стоит остановить, но пока что все, что у нас есть, – это слухи. Кто-то должен сходить туда и разобраться, чтобы потом подробно описать. Я тут всем оказываю услугу.
– Тогда я пойду с тобой. Я тоже хочу понять, что там происходит. Я тебя услышала и понимаю, что ты можешь стать хорошим подопытным кроликом. Но ты слишком уязвима.
– Это утро четверга, пол-одиннадцатого. У тебя будет операция.
– Да, а Крис будет читать лекцию в Бевхэме. Черт. Ладно, но если что-то тебе не понравится, сразу уходи. Мы тут не об ароматических свечах говорим.
– Я знаю.
– Кстати, тебе моя мама не звонила?
– Насчет ужина? Да, мы придем.
– Отлично.
– Ты знаешь, кто еще будет?
– Мы, Ник Гайдн, Эйдан Шарп и весьма симпатичная женщина-детектив, которая работает с Саем. Может быть, Дэвид Лестер, но я не уверена. Немного сборная солянка, но ты знаешь мою мать. Может, она хочет поиграть в сваху.
– Или собрать деньги, или сколотить рабочую команду для благотворительного базара в хосписе.
– Ну, или просто позлить моего отца. Ему это, разумеется, не понравится.
– Она как будто совсем этого не замечает.
– О, она замечает. Но она продолжает сражаться, не обращая внимания ни на что.
– К этому времени меня уже психически вскроют, разумеется…
– Господи, ну и способ завершить беседу. И, Карин…
– Я знаю, знаю.
– Снимок. Я это тебе как врач говорю.
– До свидания, Кэт.
Карин была в Старли в девять тридцать утра в следующий четверг. Такой день мог кого угодно заставить почувствовать себя лучше – вот о чем она думала, когда ехала по улочкам, живые изгороди которых украшали белые цветы терновника. Она была уверена, что сможет позаботиться о своем здоровье, уверена решительно и бесповоротно. Она верила в то, что делала. И все-таки в темные ночные часы ее мучили дурные мысли, ей представлялось, как челюсти краба проедают себе путь через нее. А потом она задавалась вопросом, о чем она вообще думала, когда отказывалась от советов Кэт, от серьезного, научно обоснованного лечения, и ее охватывал страх оттого, что собственное промедление могло лишить ее надежды на помощь. Но днем, когда она читала книги, полные чудес и историй успеха, пышущие оптимизмом и уверенностью, или слушала записи, которые переносили ее в царства красоты, спокойствия и абсолютного здоровья, все менялось; ее ночные кошмары вновь уползали в свои пустые пещеры, и она снова чувствовала себя сильной и уверенной в себе.