ворю, — кивнул Кеша. — Никакого стиля. То ли дело мы: обтягивающие джинсы, майка-сеточка, мелированные волосы, сережки в ушах, стильная стрижка, запах дорогой туалетной воды. Можно перечислять до бесконечности…
— Элегантный полушубок зимой…
— Кожаный жилет на голое тело летом…
— Кожаные штаны на трусики-танга…
— Прозрачные гипюровые рубашки…
— Шейные платки…
— Кружевное белье…
Мы выдохлись.
— В общем, есть много вещей, которые носим мы, геи.
Я согласно кивнула:
— И от которых не откажемся мы, натуралы.
Опять помолчали.
— Кеша, — я вновь осторожно ступила на скользкую почву. — Но ведь одежда, прическа, украшения — не главное, в большинстве случае гея можно определить по интонациям и жестам. Я где-то читала, что в качестве проверки можно попросить мужчину продиктовать какое-нибудь сложное слово по буквам. Для этого люди обычно используют имена, правда? Так вот, говорят, что геи будут использовать преимущественно мужские имена, а натуралы — преимущественно женские или вперемежку. Или вот еще стереотип: если у мужчины чересчур затянутое «а», мягкие переливы голоса, манерность речи и жестикуляции, то он, наверняка, гей. Так?
— И что ты понимаешь под манерностью жестикуляции? — протянул Кеша, любуясь своей работой.
— Слишком экспрессивные жесты, почти женская плавность движений, удивительная гибкость пальцев. Вы слишком утонченны: по-особому держите бокал или сигарету. По-другому садитесь, встаете, снимаете или надеваете пальто… В общем, вы все делаете по-другому.
— Наверное, — Кеша внимательно изучал мое лицо в зеркало. — Знаешь, у нас особое отношение к красоте. Мы можем ее не признавать, но всегда чувствуем.
— Поэтому и обвешиваетесь украшениями, как новогодняя елка?
— Кто сказал?! Лучше качество, чем количество. Серьга в ухе — вчерашний день. Есть как минимум два верных знака принадлежности к гей-движению: колечко из любого металла на мизинце любой руки и колечко из золота трех цветов на любом пальце.
— А если оно обручальное?
— Тьфу, на тебя! Хватит меня сбивать с рабочего ритма. Закрой рот, глаза и сознание. Тебя больше нет. Есть только податливый материал. Глина в моих руках. Все! Молчи, Галатея. Я буду колдовать.
Он колдовал несколько часов. Спину ломило, от грима то и дело хотелось чихнуть. Но я мужественно терпела. Даже тогда, когда фигуру сжали тиски корсета. Грудь, всхлипнув, расплющилась, став одним целым с позвонками. После долгой дискуссии Кеша подобрал мне вещи из своего гардероба, благо мы были одного роста и комплекции. Правда, в ботинки пришлось напихать вату. Размер ноги у стилиста оказался не детский.
Когда я, наконец, взглянула в зеркало, то поняла: будь я женщиной, то, пожалуй, обязательно клюнула бы на этого сексапильного рыжего красавчика и элегантными усиками над верхней губой.
— Хорош, собака, — одобрил Кеша. — Может, тебе потом операцию сделать? Присоединишься к нашим.
— Не надо операции!
— О! Молодец. Чуть ниже голос… И все в полном порядке. Молодой, симпатичный мужчинка.
— То есть гей, внушающий оптимизм. Уйди, противный! — улыбнулась я в ответ и весело ткнула его в бок.
Кеша не успел ответить: из коридора раздался знакомый голос:
— Кеша, ты дома?
— Кто это?
— Моя большая любовь, — расплылся в счастливой улыбке Иннокентий. — сейчас я вас познакомлю. И ты поймешь, почему я выбрал именно эту большую любовь.
— Которую по счету? — недипломатично огрызнулась я, судорожно решая, как выкрутиться из щекотливой ситуации.
— Главное — не количество, а качество, — ответил Кеша. — Расслабься. Он член Клуба Адских Огней, следовательно, даст тебе необходимую рекомендацию. Уже вечером будешь охмурять своего любимого в нестандартной обстановке. Сказал — расслабься, значит, расслабься.
Терпеть не могу, когда мне говорят «Расслабься!» — я сразу же напрягаюсь.
Я напряглась и приготовилась встретиться с неизбежным: в комнату вошел банкир Каримов.
«Вуаля! Прошу любить и жаловать! Башню напрочь сносит!» — сказал во время презентации господин Гильотен.
Тишина. Сопение. Я закрыла глаза — сейчас как даст больно…
— Как дам больно! — бушевал банкир. — Кеша! Так подло изменить. И с кем? Какой-то рыжий смазливый прыщ! У него еще молоко на усах не обсохло, а туда же, в большую любовь. Кеша, счастье мое, как ты мог?!
Каримов рухнул на диван и зарыдал, как ребенок. Мы растерянно переглянулись с Иннокентием.
— Получилось, — радостно прошептал Кеша и бросился утешать безутешного любовника.
Я скромной идиоткой стояла посреди комнаты. Или лучше сказать — идиотом?
ГЛАВА 19
…Зуб Дина проспорила. Корнилов приготовил сациви и налил коньяка. В стеклянных объятиях растрепанные хризантемы. Дина, осоловевшая, тоже растрепанная, а в голове одна мысль: как тихо.
— Хочешь, поставлю музыку?
— Лучше тишину.
Закрыв глаза физически наслаждаться разделенным одиночеством. И рядом чуть слышный мужской запах. Флюид желания. Черт! Вот сейчас он подойдет, расплющит губы, сомнет грудь, и будет неинтересно.
На сжавшееся тело скользнул пушистый плед. Мужской запах-шорох стал глуше. И так вечность.
Дина открыла глаза. Одна. В полумраке, на столике ее очки, сумочка, из которой нагло высунулся гондон.
— Я, в натуре, не понял, мы, как, надеваться будем или нет.
Что ж, пойдем спросим.
Корнилов сидел за компьютером, тыкая указательным пальцем в клавиши. Рядом дымился чай.
— Ты ко мне приставать будешь или нет?
— А надо?
— Здрасьте, а позвал зачем.
— Поговорить хотел. Уже забывать стал, что с женщиной можно говорить. Это такая редкость.
Дина была готова ответить тем же. Действительно, умный мужчина, не распускающий к тому же руки, большая редкость. Раритет.
Правда, иногда у таких раритетов случается антиквариат посредине, но здесь, похоже, не тот случай. Косой взгляд на фотографию в рамке.
— Корнилов, а кто твоя жена?
Корнилов сладко потянулся.
— Жена.
— Ну, это, допустим, было понятно с самого начала. Она работает?
— Угу. В больнице
Дина вертела в руках фотографию.
— Рамка красивая. А сейчас она где?
— Это так важно? Ну, в командировке.
— Ты ее любишь?
— Люблю. Тебя это обижает?
— Нет. Муж должен любить свою жену. А она тебя любит?
— Наверное. Почему тебя это так интересует?
— По женщине судят о мужчине. Известная истина.
— Тавтология.
— Не дави интеллектом. Я и так на работе устаю. Слушай, а почему мужики в отсутствие жен тащат в дом какую-нибудь смазливую пигалицу.
— Ты не смазливая пигалица. Ты женщина. Холодная, исковерканная. Почему позвал? Во-первых, действительно поговорить захотелось. А во-вторых… — Корнилов отхлебнул чаю и взглянул на гостью. Та сидела в кресле-качалке, закрыв глаза и мерно покачиваясь.
— Самоутверждение. Вот ты. Ноги обалденные. Грудь красивая. И тебя устраивает то, какая ты есть. Тебе вообще ничего не надо, лишь бы все оставили в покое. А вот мне трудно доказывать каждый день, что я умный, красивый и к тому же гигант в постели.
— Кому доказывать?
— Себе. А так тебя привел, вроде и сам в это поверил. Даже если и не переспим.
— А не переспим?
— Ты же не хочешь. Кстати знаешь, как тебя в отделе прозвали?
— ?!
— Динамой. Мужики даже диспут устраивали, говорили, что у тебя манера такая: напроситься в гости, поесть, попить, повеселиться. Потом сказать: извини, милый, я сегодня не в форме, и уснуть в чужой постели.
— Я не люблю секс.
— Знаю. Ты и не должна его любить. У каждого своя история. У тебя история Динамы. У меня — мужика, который очень хочет заняться с Динамой сексом. Я тебя хочу.
— И давно ли?
— Не очень, но очень хочу. Но давно хотел спросить, тебе нравится использовать мужиков?
— Я их не использую. Они меня кормят и дают ночлег на ночь, я даю им свое тело. Тоже на ночь. Равный обмен. Не всегда они меня кормят тем, что мне нравится, так почему я всегда должна быть в форме?!
— Бартерные отношения?
— Ну да. Ты мне, я тебе.
Корнилов взглянул на Дину. Та же расслабленная поза. Обманчиво расслабленная. Не подходите близко… Тигренок, а не киска. Он принужденно помолчал. Потом все-таки спросил:
— Он тебя сильно обидел?
Она мельком взглянула на экран.
— У тебя компьютер завис. Если ты выходишь из программы, то выходи правильно и корректно.
«Он меня не обидел. Просто у любви, как правило, бывает несколько этапов, у нас же случился лишь один, начальный. Все равно где и когда. Главное, чтобы вместе, наедине и подольше. А подольше, Корнилов, не получалось. Наступал момент, когда он провожал меня в ванную, а сам набирал номер, который я знала наизусть. Если не включать воду на полную мощность, то все можно услышать. Да, малыш. Конечно, малыш. Работа, малыш. Я еду, малыш.
А я слушала, тренировала лицевые мускулы, чтобы потом они складывались в бодрую улыбку женщины, при любых обстоятельствах уверенной в себе».
— Красиво говоришь…
— Отрепетировала. Об этом все мужики спрашивают. Как проститутку, почему она вышла на панель. О себе легче говорить отстраненно и красиво. Тогда не так больно.
«Я всегда улыбалась. Улыбалась, когда в двери поворачивался ключ, разделяя нас. Улыбалась, когда он провожал меня до метро — границы любви и пошлости. Каждый раз старалась коснуться его так, чтобы моя помада оставила на рубашке яркий вызывающий след. Примету лжи. Как хотелось, чтобы третья составляющая нашего треугольника наконец заметила четкий рисунок адюльтера… Но Бог, задумав любящую женщину, сделал ее к тому же глухой и слепой. А, может, он сам стирал свои вещи. Не знаю».
Корнилов, твоя жена тоже глухая и слепая?
— Иногда… Ты сама была такою… в замужестве.
— Недолгом. Животик вырос — муж ушел. Так что мне досталось амплуа случайной любовницы. Динамы, о которой сплетничают мужики — от дизайнера до заместителя генерального директора.