— Высокие отношения!
— А то! Высокие и правильные! Не то, что у нас, у людей. Животное не может быть подлым. У него даже убийство оправдано, — он вдруг резко сменил тон и с тревогой посмотрел на меня: — Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, Эфа, ты будешь следующей.
— Следующей?
— Следующей жертвой. Смотрела «Карьерное убийство»? Там в каждой серии кого-нибудь убивали, пока в офисе не осталось никого, кроме уборщицы и рыбок в аквариуме. У нас тоже своего рода «Карьерное убийство». Вот я и не хочу, чтобы ты разделила участь девчонок.
— Если не хочешь, тогда посоветуй, что мне делать…
— Увольняться.
— Иными словами, убийца — кто-то из офиса?
— Я не знаю, — Серега сосредоточенно изучал содержимое одного из ящиков в своем столе.
— Но догадываешься…
Он резко отодвинул компьютерное кресло и направился к выходу:
— Ты не представляешь, во что ты ввязалась.
— Почему же не представляю? В убийство.
— Если бы только в убийство. Если бы…
ГЛАВА 26
— Мама, я по тебе скучал.
— Я тоже. — Дина обняла Степку. На кухне Иринка и баба Лида лепили пельмени. Перемазанная в муке и важности Иринка выставила мать и брата за дверь. Дескать, нечего вам тут…
Дина прилегла на диван. Степка мигом нырнул к ней под бочок. Посекретничаем?
— Знаешь, мам, я вчера решил, что буду президентом. А сегодня передумал.
— Почему?
— Это очень тяжелая профессия. Сердце болит, почки. И ответственность. А кругом дураки. Я лучше вырасту и женюсь на тебе.
— Передумаешь! Я к тому времени старая стану, некрасивая.
— А разве нужно жениться только на молодых и красивых?
— Не знаю.
— Мам…
— Что?
— А вдруг меня жена не будет любить.
— Будет. Я же тебя люблю. Вот и она будет.
— Ира говорит, что наш папа ушел, потому, что ты его не любила, что ты никого не любишь.
— Я тебя люблю. А папа ушел потому, что ушел. Тебе без него плохо?
Степка тяжело вздохнул.
— Я его не помню. Он, наверно, потерялся. Хотел вернуться, но забыл, где наш дом.
— Может быть… Так часто происходит.
Степка уцепился за палец Дины. Рот сковородником, еще минута, и заплачет.
— Я боюсь. Вдруг и ты потеряешься?
— То есть? — Дина приподнялась.
— Я вчера сказку слушал. Когда тебя не было. Там были люди-потеряшки. Они всю жизнь кого-то искали. Некоторые даже умерли. Но так и не нашлись. Ушли и не вернулись.
— А что было потом?
— Не знаю. Я заплакал, и бабушка радио выключила. Сказала, что я твое отродье и буду сам по себе. А я плакал и боялся, что ты больше не придешь…
…Дина накинула кофту и вышла на лестницу покурить. Степка заснул. Иру укладывает бабушка. Пельмени в холодильнике. Дом — полная чаша. Все есть и потому очень страшно. Страшно потерять и потеряться. Он опять позвонил. Поначалу то же тяжелое молчание. Потом спросил:
— Ну и как тебе прошлая ночь? Было хорошо.
— Что вам от меня нужно?
— А ты не догадываешься? Я знаю твое имя, твой телефон, твой адрес, имена твоих детей и любовников. Я всегда рядом. А ты обо мне не знаешь ничего. Только то, что я хочу быть с тобой, моя Динама.
— Вы и это знаете?
— Меня ты не продинамишь. Сперва у нас все будет очень хорошо.
— А потом?
— А потом я тебя убью. Хочешь?
ГЛАВА 27
Любопытные материалы я скачала у Копытина. В папке «Эфа» оказались еще две: «Фото» и «Газета». Я открыла первую, и сразу стало понятно, кто отправлял некрофильские послания на мой адрес. Вот вся история преступления в рекламном агентстве «Эдем». Фотографии Лены, Дины и Анны в офисе, на улице, в кафе. Фотографии, сделанные сразу после убийства. Лужи крови и вспухшие багровые полосы на шее. Анна и Газета. Дина и Корнилов. Лена и Синицын. Федотов с Леной и Юлей на корпоративной вечеринке. Может, по рюмочке? Все счастливы, все смеются и надеются на лучшее. Фотограф щелкает, и птичка вылетает!
А вот и мое личико. В коридоре: «Эфа, хочешь, я тебя увековечу? Скажи: пармезан!». Очень неудачный ракурс. Здесь чуть получше, по крайней мере, волосы не растрепаны и глаза не выпучены — я на улице. Хм… Похоже, я недооценила господина-оформителя: он даже умудрился снять меня около дома, с Геной на руках. Я около машины. Я в магазине. Какой же нужно быть простофилей, чтобы не заметить за собой слежку!
Щелк-щелк по мыши, и на экране лица убитых девушек. Часть снимков оформлены как открытки, их-то Копытин и отправлял мне по электронной почте.
Что ж, похоже, убийца найден. Самое время вернуться в приемную, где Федоров продолжает опрашивать сотрудников и заявить: «Вот он! Хватайте, люди добрые!». А там, пусть милиция разбирается. Федоров может сказать мне спасибо, если, конечно, сочтет нужным. Виват Стефании Ивановой! Она раскрыла преступление века. Но почему так тяжело и тошно?! Словно я поставила точку с запятой, и далее следует продолжение?!
Скорее по инерции, я щелкнула по второй папке — «Газета», и…
Согласно файлу, озаглавленному «финансы», за минувший год Роман Григорьевич Газета заплатил Михаилу Копытину триста тысяч условных единиц, разумеется, не облагаемых налогом. Из рук в руки. Педантизм дизайнера воплотился в таблице: он четко фиксировал не только дату выплаты, но и дни внеплановых премий и бонусов. Премия в двадцать тысяч рублей и поездка в Египет. Премия в тридцать тысяч рублей и поездка в Швейцарию. Невероятно, но Копытин умудрялся оформлять это как командировки, и фирма щедро оплачивал транспортные и прочие расходы. Господи, да он же просто паразитирует на «Эдеме»!
И с удовольствием шантажирует генерального директора агентства. Чтобы убедиться в этом, достаточно прослушать аудиозапись, сделанную в день убийства Анны.
ГАЗЕТА (надрывно и неуверенно). Я больше не буду тебе платить. Из-за тебя агентство в долгах.
КОПЫТИН (снисходительно). Я здесь совершенно ни при чем. Во всем виноваты вы и только вы.
ГАЗЕТА. Я терплю огромные убытки, клиенты жалуются на работу дизайнера, сотрудники ропщут, зная о твоих привилегиях. Господи, и откуда ты взялся на мою голову?!
КОПЫТИН (с угрозой). Откуда? Вам напомнить, откуда я взялся?
ГАЗЕТА (кричит). Не надо!
КОПЫТИН. Так-то лучше. (Пауза). Каждый месяц одно и то же. Почему я должен выбивать из вас то, что мне и так причитается? Вы опять унижаете меня, Роман Григорьевич, унижаете и злите. Меня не надо злить. Меня надо слушаться. Иначе потом будет очень-очень плохо. Всем, в том числе и вашей неожиданной пассии. Вы хотите, чтобы Анна пострадала так же, как и Дина?
ГАЗЕТЕ (в истерике). Не говори мне про Дину. Молчи!
КОПЫТИН. Хорошо, давайте поговорим об Анне.
ГАЗЕТА. Послушай, ты! Если с ее головы упадет хоть один волос…
КОПЫТИН. Ай-ай, страшно! Уже боюсь! А что сделаете вы, Роман Григорьевич, если с ее головы упадет хотя бы один волос? Когда я просил вас пощадить Дину, вы и пальцем не пошевельнули… Хотя, что я… Как раз пошевельнули, да еще как! Она истекала кровью на лестнице, не понимая, за что ее убили! А я даже не знал, что ее убили. Пока вы не принесли мне ее фотографию. Вы фотографировали ее, пока она билась в агонии!
ГАЗЕТА. Не надо, Миша… Не надо. Все искуплю. Все. О прошлом ни слова. Я хочу начать новую жизнь. С чистого листа. Квартиру оставляю жене. Тебе достанется фирма. Все по-честному. Мы уедем. Я искуплю… Только не трогай Анну.
КОПЫТИН (горько). Да кто я такой, чтобы ее трогать? Я — всего лишь пешка в игре. Судьбоносных решений не принимаю. Но была бы моя воля, провел бы вас сквозь все круги ада.
ГАЗЕТА (с надеждой). Значит, нас отпустят?
КОПЫТИН. Вас — да.
ГАЗЕТА. Анну тоже отпустят?
КОПЫТИН. Ее уже… отпустили. Полчаса назад. Приговор приведен в исполнение.
ГАЗЕТА. Скажи, что это неправда! Скажи, что она жива!
КОПЫТИН. Приговор приведен в исполнение.
ГАЗЕТА. Что же ты за чудовище?
КОПЫТИН. Я — ВАШЕ НАКАЗАНИЕ.
ГЛАВА 28
В дверях «Эдема» ее встретила Скорая помощь… «Начинается!» — уныло подумала Дина.
— Начинается! — бодро провозгласила Юля. — Где ты бродишь? Собрание начинается. Газета про тебя уже спрашивал.
В кабинете директора собрались все сотрудники. Юля и Дина оказались замыкающими. Газета, осуждающе поглядел на опоздавших. Но промолчал. Дождался, когда стихнет скрип стульев и шуршание бумажек, прокашлялся.
— Итак, доброе утро, господа! Рад видеть вас в добром здравии. На повестке у нас несколько вопросов. Во-первых, доклад о становлении корпоративной культуры в нашей корпорации… Ответственный…
Дина украдкой посмотрела на Корнилова. Он сидел на небольшом диванчике и делал вид, что записывает мысли руководства. Дину он подчеркнуто не замечал. Юля швырнула записку: «Ну, как все было?» Дина пририсовала жирный восклицательный знак и перекинула записку обратно.
— Дина, м-м, Сергеевна, не отвлекайтесь. Теперь переходим ко второму вопросу. О творческой доминанте нашей работы.
Господи! Где он таких слов понабрался, подумала Дина. Корпоративная культура, творческая доминанта, дефиниции, инсталляции, фрустрации… Почему нельзя по-русски? Потому что! Слова-амебы. Они завораживают и подчиняют. Работники должны чувствовать интеллектуальный напор руководящего состава. Интеллект босса, словно фановая труба, прорвал давно. И теперь периодически осчастливливал коллектив новациями. В прошлый раз был запрет на компьютерные игры во время рабочего дня, в позапрошлый — их со Юлькой отчитали за аморальный облик, выразившийся в том, что обе надели прозрачные блузки. Юля — черненькую, а Дина — беленькую. Выговор за то, что мужики не работали, а на сослуживиц смотрели. Газета тогда заявил: «Немедленно снять!» Юля хмыкнула и начала пуговки расстегивать. «Отставить!» — побагровел Газета. В дальнейшем им запретили приходить на работу в сексуальной одежде. Но поскольку понятие «сексуальной» никто не расшифровал, то Юля с Диной продолжали носить то, что хотели. А на малейшие укоры резонно возражали: «И это вы называете сексуальным?»