Однако ничего не произошло. Холмс вынул часы и уставился на них, но минута проходила за минутой, а в стакане не происходило никаких изменений. Мне было жаль Холмса, когда он барабанил пальцами по столу, а два детектива улыбались и, казалось, были довольны отсутствием результата.
– Это не может быть простым совпадением, – воскликнул Холмс, наконец вскакивая со стула и энергично расхаживая взад и вперёд по комнате. – Те самые таблетки, наличие которых я заподозрил в случае с Дреббером, были найдены после смерти Стэнджерсона, но сейчас они кажутся совершенно безопасными. Что это может значить? Я не мог ошибиться во всём! – Холмс внезапно остановился: – Ах! Точно! Точно!
С восторженным криком он достал из коробки оставшуюся таблетку, бросил её в другую ёмкость и снова добавил жидкости. Вода сразу приобрела странный красно-коричневый цвет.
Холмс глубоко вздохнул и вытер пот со лба:
– Ну конечно! Из двух таблеток в пузырьке одна была смертельным ядом, а другая – безвредной. Я должен был понять это ещё до того, как увидел сам пузырёк.
Последнее заявление поразило меня, хотя тогда я понял, что ничто из того, что говорит или делает Холмс, не должно меня удивлять.
– Всё это кажется вам странным, – сказал он, обращаясь к двум детективам, – потому что вы сами так и не смогли найти единственно важную улику в этом деле. Я же ухватился за неё, и всё, что происходило с тех пор, подтвердило мои подозрения. То, что вас озадачило, только подтолкнуло меня к разгадке. Ошибочно путать странность с тайной. Самое обычное преступление часто бывает самым загадочным, потому что в нём нет новых или особых признаков, из которых можно было бы сделать выводы. Убийство было бы намного сложнее, если бы тело было найдено на дороге без других улик вокруг него. Эти странные подробности фактически облегчили дело.
Мистер Грегсон, который слушал с нарастающим нетерпением, не мог больше молчать:
– Послушайте, мистер Шерлок Холмс, мы признаём, что вы умный человек и имеете свои собственные методы работы, но сейчас нам нужно нечто бо́льшее, чем теоретические догадки. Похоже, мы с Лестрейдом ошибались. Кажется, вы знаете больше, чем мы, поэтому мы должны спросить вас прямо сейчас. Вы можете назвать человека, который это сделал?
– Я согласен с Грегсоном, – сказал Лестрейд. – Вы больше не можете скрывать доказательства.
– Любая задержка с арестом убийцы, – заметил я, – может привести к совершению им нового преступления.
Холмс продолжал расхаживать взад и вперёд.
– Убийств больше не будет, – сказал он. – Я знаю его имя, но трудность заключается в том, чтобы найти его не вызывая у него подозрений в том, что мы его разыскиваем. В противном случае он может изменить своё имя и исчезнуть. Не хочу вас обидеть, но я считаю, что мне определённо по силам самостоятельно найти этого человека, и поэтому я не прошу вашей помощи. Если я не справлюсь с задачей, то полностью возьму вину на себя. Я думаю, всё разрешится в ближайшее время.
Детективов это предложение отнюдь не удовлетворило. Грегсон покраснел до самых корней своих светлых волос, а глаза-бусинки Лестрейда блестели от любопытства и негодования.
В этот момент в дверь постучали, и вошёл Виггинс, один из уличных мальчишек.
– Пожалуйста, сэр, – сказал он. – Кеб подан.
– Хороший мальчик, – сказал Холмс, доставая из ящика стальные наручники. – Видите, насколько хорошо действует механизм на них?
– Наши тоже хороши, – заметил Лестрейд, – если только мы найдём человека, который опробует их действие.
– Извозчик может помочь мне с моим багажом. Просто попроси его подняться, Виггинс, – сказал Холмс.
Я был удивлён его словами, потому что понятия не имел, что он собирался отправиться в путешествие, а единственным багажом был маленький чемодан, который Холмс вытащил и начал застёгивать на нём ремешок, когда вошёл извозчик.
– Просто помогите мне с пряжкой, – сказал он, всё ещё борясь с ремешком.
Извозчик с угрюмым, вызывающим выражением лица прошёл вперёд и наклонился, чтобы помочь. В одно мгновение раздался резкий щелчок, звяканье металла – и Холмс снова вскочил на ноги.
– Джентльмены, – воскликнул он, сверкнув глазами, – позвольте мне познакомить вас с мистером Джефферсоном Хоупом, убийцей Еноха Дреббера и Джозефа Стэнджерсона.
Всё произошло так быстро, что у меня не было времени осознать происходящее, но я всегда буду помнить торжествующее выражение лица Холмса и звон его голоса, а также ошеломлённое лицо извозчика, когда он смотрел на блестящие наручники, которые появились, как по волшебству, на его запястьях.
На мгновение мы, должно быть, походили на группу статуй, затем с рёвом ярости пленник вырвался из хватки Холмса и бросился к окну. Прежде чем он выпрыгнул через уже разбитое окно, Грегсон, Лестрейд и Холмс набросились на него и затащили обратно в комнату. Он был таким сильным и свирепым, что снова и снова давал отпор нам четверым. Его лицо и руки были изрезаны стеклом, но потеря крови не повлияла на силу его сопротивления. И только когда Лестрейд схватился за воротник и наполовину задушил его, тот понял, что проиграл борьбу. Тем не менее мы не чувствовали себя в безопасности до того момента, пока не связали ему руки и ноги. Затем мы все поднялись на ноги, задыхаясь и тяжело дыша.
– У нас есть его кеб, – сказал Холмс. – На нём мы и доставим его в Скотленд-Ярд.
Оказавшись связанным, наш арестованный дружелюбно улыбнулся и сказал, что надеется, что не причинил нам вреда.
– Если вы развяжете мне ноги, я спущусь вниз сам, – сказал он.
Грегсон и Лестрейд недоверчиво переглянулись, но Холмс ослабил верёвку вокруг лодыжек заключённого. Тот встал и потянулся. В тот момент я подумал, что никогда не видел человека более крепкого телосложения. Его смуглое, загорелое лицо выражало решимость, столь же грозную, как и его сила.
– Если есть вакансия начальника полиции, я считаю, что вы отлично подходите на эту должность, – сказал он, с восхищением глядя на Холмса. – То, как вы шли по моему следу, просто поразительно.
– Я за извозчика, – сказал Лестрейд.
– Хорошо, – сказал Холмс.
– Грегсон, вы можете поехать со мной – и вы тоже, Ватсон. Вы оба проявили интерес к делу и заслуживаете увидеть развязку.
Я с радостью согласился, и мы все вместе спустились вниз, арестованный при этом даже не пытался сбежать. Мы сели в кеб, а Лестрейд сел на место извозчика и хлестнул лошадь вожжой.
Когда мы подъехали к полицейскому участку, инспектор записал имя этого человека и имена людей, которых он убил.
– Заключённый предстанет перед мировым судьёй в течение недели, – сказал он. – А пока, мистер Джефферсон Хоуп, хотите ли вы что-нибудь сказать?
– Мне есть что сказать, – медленно произнёс Хоуп. – Я хочу рассказать вам всё о том, что сделал, джентльмены.
– Не лучше ли вам приберечь это для суда? – спросил инспектор.
– До этого дело может не дойти, – ответил Хоуп. – И я не думаю о самоубийстве. – Он повернулся ко мне и, пронзив холодным взглядом, спросил: – Вы ведь доктор?
– Верно, – ответил я.
– Тогда положите свою руку вот сюда, – сказал он с улыбкой и указал на свою грудь.
Я сделал это и заметил характерную пульсацию в его груди.
– У вас аневризма аорты! Основная артерия вашего сердца надувается, как воздушный шар.
– Всё так, – сказал он. – На прошлой неделе я ходил к врачу, и он сказал, что она может лопнуть в любой момент. Я сделал свою работу, и мне всё равно, как скоро я умру, но прежде я хотел бы объяснить, почему я сделал то, что сделал. Я не хочу, чтобы меня вспоминали как обычного головореза.
Инспектор и два детектива спешно обсудили ситуацию.
– Вы считаете, доктор, что существует непосредственная опасность смерти? – спросил инспектор.
– Очень большая, – ответил я.
– В таком случае очевидно, что мы обязаны принять его заявление. Вы можете всё рассказать, сэр. Но всё, что вы скажете, будет записано прямо сейчас.
Хоуп устало сел, и было видно, что борьба вымотала его.
– Поскольку я нахожусь на грани смерти, я вряд ли буду вам лгать. Каждое моё слово – абсолютная правда.
Он откинулся на спинку стула и спокойно начал свой рассказ, в то время как Лестрейд записывал его в свой блокнот.
– Люди, которых я убил, были виновны в убийстве двух человек – отца и его дочери. Прошло столько времени, что ни один суд не вынесет им приговора. Я решил, что должен быть судьёй, присяжным и палачом в одном лице. Вы поступили бы так же, если бы были на моём месте.
Девушка, о которой я говорил, должна была выйти за меня замуж двадцать лет назад. Впервые я встретил её недалеко от одного из великих городов Америки. Было тёплое июньское утро, и она ехала в город. С пастбищ приходили стада овец и крупного рогатого скота. Сквозь них скакала на лошади Люси Феррье, её лицо краснело от прыжков, а длинные каштановые волосы ниспадали на спину. Я сразу же был сражён её красотой и умелым мастерством верховой езды, но, когда она попыталась обогнать стадо свирепых длиннорогих быков, оно её внезапно окружило. Её лошадь, должно быть, была проткнута рогом, потому что она встала на дыбы, угрожая выбросить Люси из седла. Ситуация могла быть фатальной, поэтому я схватил её лошадь и пробился сквозь скот.
Хоуп поёрзал в кресле, и мы ждали, пока он продолжит рассказ:
– Она не пострадала. Я вернулся к своим товарищам, и мы продолжили наш путь в поисках серебра, но я не мог выбросить эту девушку из головы. Я был уверен, что это дочь Джона Феррье, потому как видел, что она выходила из его дома. Он и мой отец были друзьями.
В ту ночь я посетил Джона Феррье, и он рассказал мне свою историю. В 1847 году он и его семья присоединились к небольшой группе, направлявшейся на запад в поисках места для поселения, но земли были суровы и неумолимы, и там обитали медведи и банды индейцев. Феррье и маленькая девочка Люси были последними выжившими в группе. Из последних сил он поднял её на сопку, чтобы окинуть сверху взглядом равнину в поисках воды. Он отдал Люси последнюю еду, и они лежали там, готовясь умереть, когда огромная группа людей из религиозной общины нашла их, и они были спасены от неминуемой смерти. Дреббер и Стэнджерсон были частью этой общины.