Эта община приняла их при условии, что они будут следовать их религии и образу жизни, чему Феррье был рад. На протяжении многих лет он упорно работал и построил ферму, которая процветала. Он принял Люси как свою дочь, и она выросла, чтобы стать той молодой женщиной, которую я встретил.
Я много раз навещал Феррье и Люси, пока, наконец, мне не пришлось уехать на пару месяцев. Но сначала я попросил Люси дождаться меня и пообещал, что мы поженимся, когда я вернусь. Она согласилась, и я уехал, прежде чем моя решимость ослабла.
Хоуп остановился, чтобы сделать глоток чая, который нам всем принесли. Я взглянул на Холмса, на лице которого было выражение недоумения, как будто он пытался сопоставить рассказ с фактами, которые у нас были.
– Через два месяца я вернулся, – продолжил Хоуп. – Путешествие было трудным, и в течение сорока восьми часов у меня не было еды, поэтому я подошёл к их порогу измученный, но прежде заметил, что за домом наблюдают странные люди. Я буквально прополз последние несколько ярдов, чтобы они меня не увидели. Феррье дал мне холодное мясо и хлеб, и, как только я поел, я спросил о Люси.
Феррье сказал мне, что она в безопасности, и схватил меня за руку. Он объяснил, что Люси обещали другому мужчине и скоро состоится свадьба. Джона обвинили в нарушении его обещания соблюдать определённый образ жизни группы, и пригрозили ему расправой. Эти люди были безжалостными и жестокими. Они дали Люси двадцать восемь дней на выбор между двумя молодыми людьми, сыновьями вождей, как это было заведено в их обществе. Джон не желал этого своей дочери. Позже я узнал, что этими людьми были Дреббер и Стэнджерсон. Каждый день Феррье обнаруживали на стенах своего дома нарисованные цифры, приближающие их к злополучному часу, – отсчёт шёл от двадцати восьми.
Я сказал Джону, что меня ждут мул и две лошади в Орлином ущелье и что мы должны немедленно уехать. Он разбудил Люси, и мы подкрались к боковому окну, так как за передним и задним наблюдали. Я знал, что Феррье было грустно покидать ферму, которую он построил с нуля, но выбора у него не было.
Мы осторожно открыли окно и подождали, пока ночь не опустилась на город. Один за другим мы выбрались в садик. Затем мы пригнулись и бросились к укрытию в живой изгороди[8]. Именно тогда я услышал грустное улюлюканье горной совы совсем рядом, а неподалёку раздался такой же звук. Я понял, что это был сигнал, который люди, наблюдающие за домом, использовали для общения друг с другом, поэтому я затащил Люси и Феррье глубже в изгородь. Появились две тёмные фигуры, и я услышал, как они перешёптываются о планах похищения Люси этой ночью.
Выйдя из дома, мы уже неплохо продвинулись вперёд и обнаружили, что мул и лошади ждут. Мы оседлали их и направились в горы. Два дня мы были в пути, к тому времени у нас кончилась провизия, поэтому я ушёл на охоту. Когда я вернулся пятью часами позже, их уже не было и всё, что осталось, – это лишь небольшая кучка тлеющей золы на месте костра. Рядом была недавно вырытая могила. В неё была воткнута палка, а на её верхушке был лист бумаги. Он гласил:
«Джон Феррье умер 4 августа 1860 года».
Люси нигде не было видно, а через несколько дней на обратном пути в город я встретил знакомого мне человека.
«Ты сошёл с ума, раз решил прийти сюда, – сказал он. – На тебя есть ордер за то, что ты помог Феррье бежать». Когда я спросил о Люси, он сказал мне, что накануне она вышла замуж за Дреббера. Но не прошло и месяца, как пришло ужасающее известие о том, что она умерла от отчаяния. Накануне её похорон, не заботясь о собственной безопасности, я вошёл в комнату, где она лежала, оплакиваемая другими женщинами. Я наклонился и поцеловал её холодный лоб, затем взял её нежную руку и снял с неё обручальное кольцо. Она не должна была быть похоронена с этим кольцом, которое являлось доказательством того, что она принадлежит человеку, который ничего для неё не значил.
Холмс кивнул в ответ, и тут я понял значение загадочного золотого кольца. Моё сердце было с этим мужчиной, который так сильно любил женщину, что отдал свою жизнь, чтобы отомстить за её короткую и несчастную.
– Пожалуйста, продолжайте, – призвал Холмс.
– Вся моя жизнь после этого была сосредоточена на том, чтобы отомстить за её смерть и выследить Дреббера и Стэнджерсона. Спустя много лет я случайно заметил одного из них в Кливленде, но он тоже увидел меня и сообщил обо мне в полицию. Когда меня освободили, я узнал, что они уехали в Европу. В конце концов я последовал за ними в Лондон, но это было нелегко. Они были богаты, а я беден. Тогда у меня возникла идея подать заявку на работу извозчиком, поскольку езда для меня – вторая натура. Самым трудным было ориентироваться на дороге, но рядом со мной была карта, и, определив основные отели и вокзалы, я довольно неплохо справлялся.
Наконец-то я узнал, где живут эти двое джентльменов, – в пансионе в Кэмберуэлле. Я отрастил бороду, чтобы замаскироваться, и неустанно следовал за ними, выжидая своего часа. Было легко преследовать их в моём кебе, не вызывая подозрений, хотя они, должно быть, подозревали, что существует некоторая опасность, потому как они никогда не выходили из пансиона одни, и тем более после наступления темноты. Дреббер бол́ ьшую часть времени был пьян, но Стэнджерсон всегда был начеку, и я следил за ними в течение двух недель, прежде чем увидел свой шанс.
Однажды вечером я проезжал мимо их пансиона, когда рядом остановился кеб и вынесли багаж, а за ним вышли Дреббер и Стэнджерсон. Я попросил мальчика присмотреть за моей лошадью и проследовал за ними. Я слышал, как они спросили о поезде до Ливерпуля, но охранник сказал им, что поезд только что ушёл и в ближайшие несколько часов другого не будет. Я был так близко, что мог слышать всё, о чём они говорили. Дреббер сказал, что у него есть одно дело и он вернётся за Стэнджерсоном позже. Последний был недоволен, так как они договорились не расставаться, но в конце концов сошлись на том, что если они опоздают на последний поезд, то встретятся в частной гостинице «Холлидей».
Вот и настал мой час, после всех этих лет, но я не был слишком торопливым и тщательно спланировал свои действия. Я знал о доме в Брик-стоне, который пустовал. Джентльмен, которого я привёз туда, чтобы он осмотрел собственность, уронил ключи в моём кебе. Теперь мне нужно было решить проблему с тем, как привести туда Дреббера, поэтому я последовал за ним. После нескольких остановок в винных магазинах, его походка стала нетвёрдой, и в конце концов он поймал карету. Я поехал за ним в своём кебе и был поражён, когда он вернулся к себе домой.
В этот момент Хоуп поднял голову и попросил воды:
– У меня во рту пересыхает от всей этой болтовни.
Я протянул ему стакан, и он его выпил.
– Примерно через четверть часа в доме произошла стычка. Дверь распахнулась, выбежали двое мужчин – Дреббер и какой-то незнакомец. Этот парень схватил Дреббера за шиворот и выбросил его на улицу. Дреббер немного пошатнулся на дороге, затем увидел мой кеб и запрыгнул в него. «Отвезите меня в частный отель „Холлидей”», – сказал он.
Когда он оказался в кебе, моё сердце подпрыгнуло от такой радости, что я подумал, что моя аневризма может тут же лопнуть. Понимаете, я не собирался хладнокровно убивать его. У него был шанс выжить. Несколько лет назад я работал дворником в лаборатории, когда один профессор показывал своим студентам химическое вещество, выделенное из какого-то южноамериканского яда для стрел. Я взял немного этого вещества и всегда держал коробочку при себе.
Было около часа ночи. Ночь была унылая, дикая, дул сильный ветер и лил проливной дождь. Не было видно ни души. Дреббер забылся в пьяном сне, и я потряс его за руку. «Мы на месте», – сказал я. Думая, что мы подъехали к отелю, он вышел и последовал за мной в сад. Я открыл дверь и помог ему войти в гостиную.
«Темно», – сказал он, топая ногами. «Скоро станет светло», – ответил я, чиркнув спичкой и зажигая восковую свечу, которую принёс с собой. «А теперь, Енох Дреббер, – сказал я, поворачиваясь к нему и поднося свечу к лицу, – скажите мне, кто я?»
Он посмотрел на меня, и на его лице медленно появлялось выражение ужаса. При этом зрелище я улыбнулся – месть была сладкой.
«Что ты думаешь о Люси Феррье сейчас? – воскликнул я, запирая дверь и тряся ключом перед его лицом. – Наказание заставило себя ждать, но наконец настигло тебя». «Ты убьёшь меня?» – спросил он. «Речь не идёт об убийстве, – сказал я. – Кто убивает бешеную собаку? Смилостивился ли ты над моей бедной любимой, когда разбил её невинное сердце? – Я поставил перед ним пузырёк с таблетками: – Пусть Бог рассудит нас. Выбери одну и выпей. В одной таблетке смерть, а в другой – жизнь. Я возьму то, что ты оставишь. Посмотрим, царит ли на земле справедливость или нами правит случай».
Он уклонялся с дикими криками и молитвами о милосердии, но в конце концов он послушал меня. Я проглотил оставшуюся таблетку, и минуту или две мы стояли лицом друг к другу в молчании, ожидая, кому было уготовано жить, а кому – умереть. Я никогда не забуду выражение его лица, когда первые предупреждающие боли дали ему понять, что яд находился в его таблетке. Я засмеялся, увидев это, и потряс обручальным кольцом Люси перед его глазами. Яд подействовал быстро. Он пошатнулся и тяжело упал на пол. Он был мёртв!
Мы все молчали, когда слушали эту ужасную историю и видели, что двадцать лет горечи и ненависти могут сделать с человеком.
– Кровь потекла из моего носа, – продолжал он, – и я не знаю, что заставило меня написать ею на стене. Возможно, это должно было направить полицию по ложному следу. Я вспомнил случай в Нью-Йорке, когда немец написал слово РЭЙЧ, которое сбило с толку полицию и газеты. Затем я ушёл, но, проехав совсем немного, обнаружил, что кольцо Люси пропало из моего кармана. Я вернулся, оставив кеб в переулке. Я попал прямо в лапы полиции, и мне пришлось притвориться безнадёжно пьяным.