идел и то, что до них по дорожке прошли еще двое. Легко было понять, что эти двое побывали здесь первыми, поскольку кое-где их следы почти целиком исчезли под более поздними. Так я получил следующее звено цепи: узнал, что ночных гостей было двое, причем один очень рослый, если судить по длине его шага, а другой модно одетый, ибо от его ботинок остались маленькие и изящные отпечатки.
В доме моя последняя догадка подтвердилась: человек в элегантной обуви лежал передо мной. Значит, убийство совершил его спутник – конечно, если оно вообще имело место. На трупе не было ран, но выражение смятения на его лице убедило меня в том, что он предвидел свою судьбу. У людей, умерших мгновенно от сердечного приступа или по какой-либо иной естественной причине, никогда не бывает такой гримасы, говорящей о сильных душевных переживаниях. Понюхав губы мертвеца, я уловил слабый кисловатый запах и сделал вывод, что его заставили принять яд. То, что прием яда был вынужденным, опять же доказывали страх и ненависть, исказившие его черты. Я пришел к этому результату путем исключения, поскольку ни одна из других гипотез не соответствовала фактам. И не думайте, что это была такая уж фантастическая идея. Насильственное отравление – вовсе не редкость в анналах преступного мира. Любой токсиколог сразу назвал бы в этой связи дело Дольского из Одессы и Летюрье из Монпелье.
Теперь настал черед главного вопроса – почему? Целью убийства было не ограбление, ибо преступник ничего не взял. Так, может быть, тут замешана политика или женщина? Размышляя над этим вопросом, я склонялся ко второму варианту. Те, кто убивает по политическим мотивам, обычно стараются быстро сделать свое дело и удрать. Здесь же убийца явно никуда не торопился и оставил признаки своего присутствия по всей комнате. Такая методичная месть скорее была следствием давней обиды личного, а не политического характера. Обнаружившаяся на стене надпись лишь еще более укрепила меня в этом мнении, поскольку ее нарочитость бросалась в глаза. Ну а когда мы нашли кольцо, моя уверенность превратилась в абсолютную. Убийца явно воспользовался им, чтобы напомнить жертве об умершей или отсутствующей женщине. Именно в тот момент я спросил у Грегсона, не счел ли он нужным прояснить какие-либо конкретные эпизоды биографии покойного мистера Дреббера, когда отправлял телеграмму в Кливленд. Как вы помните, он ответил отрицательно.
После этого я завершил тщательный осмотр комнаты, найдя очередное подтверждение своему выводу о росте преступника и пополнив свои знания такими дополнительными подробностями, как тричинопольская сигара и длина его ногтей. Поскольку в доме не было следов борьбы, я еще раньше подумал, что кровь, испачкавшая пол, вытекла из носа убийцы, охваченного сильным возбуждением. Я заметил, что эти пятна примерно соответствуют маршруту его перемещения по комнате. Как правило, подобные казусы случаются только с очень полнокровными людьми, и я рискнул предположить, что преступник – человек грузный и багроволицый. Дальнейшие события показали, что я не ошибся.
Покинув дом, я сделал то, до чего не додумался Грегсон. Я телеграфировал начальнику кливлендской полиции, ограничив свой запрос обстоятельствами, связанными с браком Инока Дреббера. Ответ оказался исчерпывающим. Мне сообщили, что Дреббер уже обращался к представителям закона с просьбой защитить его от давнего соперника по любовной части, которого зовут Джефферсон Хоуп и который в настоящее время находится в Европе. После этого я понял, что ключ к тайне у меня в руках и теперь остается лишь поймать убийцу.
Во мне уже созрела убежденность в том, что преступник, вошедший с Дреббером в пустой дом, был не кем иным, как кучером наемного экипажа. Следы на дороге свидетельствовали, что лошадь бродила туда-сюда, а этого не случилось бы, если бы кто-нибудь за ней присматривал. Где же в таком случае был возница, если не в доме? Вдобавок, трудно предположить, что человек, будучи в здравом уме, станет совершать преступление под самым носом у третьего лица, которое наверняка его выдаст. Наконец, представим себе, что кому-то надо не потерять свою жертву в лабиринте лондонских улиц – разве есть для этого способ лучше, чем наняться в кебмены? Все эти соображения привели меня к неопровержимому выводу, что Джефферсона Хоупа нужно искать среди столичных извозчиков.
Но если он и впрямь стал кебменом, у него не было никаких причин бросать это занятие. Наоборот, с его точки зрения любая внезапная перемена в образе жизни могла привлечь к нему нежелательное внимание. Значит, он должен был остаться на своем месте по крайней мере еще на некоторое время. Я не видел оснований считать, что он пользуется вымышленным именем. Зачем ему отказываться от своего в чужой стране, где его никто не знает? Итак, я вызвал своих несовершеннолетних уличных помощников и велел им обойти в поисках нужного человека все лондонские конторы, сдающие в прокат наемные экипажи. Не буду напоминать вам, насколько они в этом преуспели и как быстро я воспользовался плодами их трудов: все это и так достаточно свежо у вас в памяти. Убийство Стенджерсона стало для меня полной неожиданностью, однако его в любом случае вряд ли удалось бы предотвратить. Благодаря ему, как вы помните, я получил коробочки с пилюлями, о существовании которых подозревал прежде. Вот видите: вся логическая цепочка выглядит вполне стройной, без всяких дефектов и пропущенных звеньев.
– Потрясающе! – вскричал я. – Ваши заслуги должны найти признание у широкой публики. Вам следует опубликовать отчет об этом деле. Если вы поленитесь, я сам этим займусь.
– Поступайте, как вам будет угодно, доктор, – ответил он. – Но сначала взгляните-ка сюда. – И он протянул мне газету. Это был свежий номер «Эха» с заметкой, посвященной теме нашей беседы.
«Лондонцы, – говорилось в ней, – лишились немалой порции острых ощущений из-за скоропостижной смерти некоего Хоупа, подозреваемого в убийстве Инока Дреббера и Джозефа Стенджерсона. Возможно, подробности этой истории уже никогда не прояснятся, однако из надежного источника мы узнали, что преступление стало результатом романтической застарелой вражды, в возникновении которой сыграли не последнюю роль любовь и мормоны. Есть основания полагать, что обе жертвы в дни своей юности принадлежали к этой религиозной общине, а Хоуп, умерший в тюрьме, также жил когда-то в Солт-Лейк-Сити. Даже если у этого дела не будет никаких иных последствий, оно, по крайней мере, самым наглядным образом продемонстрировало эффективность нашей правоохранительной системы и послужит хорошим уроком всем иностранцам: теперь они трижды подумают, прежде чем сводить счеты на британской земле. Ни для кого не секрет, что честь блестящего раскрытия этого преступления целиком и полностью принадлежит широко известным детективам из Скотленд-Ярда мистеру Грегсону и мистеру Лестрейду. Добавим, что убийца был схвачен в квартире некоего Шерлока Холмса – любителя, проявившего некоторые способности к сыскному ремеслу. Безусловно, с такими наставниками он может рассчитывать на уверенное освоение азов этой профессии. Мы смеем надеяться, что заслуги наших прославленных полицейских будут оценены по достоинству и они получат за свои усилия соответствующую награду».
– Разве я не предупреждал вас об этом с самого начала? – смеясь, воскликнул Шерлок Холмс. – Вот зачем мы с вами корпели над нашим этюдом в багровых тонах – чтобы Лестрейд с Грегсоном не остались без награды!
– Ничего, – откликнулся я. – Все факты запечатлены в моем дневнике, и публика о них узнает. А пока довольствуйтесь сознанием своей победы и повторяйте вслед за римским скрягой:
«Пусть освищут меня, – говорит, –
но зато я в ладоши
Хлопаю дома себе как хочу,
на сундук свой любуясь»[10].