– Нет. Я думаю, здесь надо поступить иначе. Нужно так сделать, чтобы Маша крепко обидела тебя и чтобы она почувствовала себя виноватой перед тобой. И вот тогда ты сможешь уйти, громко хлопнув дверью. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Лучший способ защиты – нападение? – грустно улыбнулась Аля. – Спровоцировать ее на разрыв… Но Маша не в состоянии обидеть меня. Она любит меня. И то, что я сегодня не вернусь домой, а останусь ночевать тут, лишний козырь для Маши, но никак не для меня. И когда мы встретимся, у меня будут виноватые глаза, а не у нее. И это она сможет хлопнуть дверью, а то и ударить меня в порыве ревности. Ведь я ушла почти сразу после того, как она объяснилась мне в любви. Что она подумает обо мне? Что я не только не люблю ее, но еще и презираю или боюсь. Что она испугала меня своим признанием. Или что я отнеслась к ее любви несерьезно и отправилась на свидание с мужчиной.
– Но ведь с тобой мог произойти, скажем, несчастный случай… Ведь никто, кроме твоего Виктора, не знает, где ты. Я мог бы позвонить ей и сказать, что тебе плохо, что ты находишься в такой-то клинике, что у тебя, предположим, сердечный приступ. Вот бы еще оказалось, что и ее тоже нет дома. Тогда бы ты легко с ней справилась и разыграла бы как по нотам свою обиду. Ты не хочешь ей позвонить?
– Хочу. Но что я ей скажу?
– Скажи, что с тобой все в порядке, и на этом прерви разговор. Важно, чтобы она знала, что ты думаешь о ней, но просто не хочешь ее прежде времени травмировать известием о том, что ты в больнице, и все такое… Мы прямо сейчас можем отправиться в любую клинику и там договориться, чтобы ты полежала в отдельной палате… Тебе сделают электрокардиограмму, дадут таблетки, и ты спокойно отоспишься. Ты же сама недавно говорила, что за деньги можно купить все. В том числе ложь продажных врачей. Ну, как тебе моя идея?
– Блеск. Тем более что у меня действительно в последнее время что-то колет в сердце. Словно вокруг него блуждает булавка, которая время от времени вонзается в него.
– Это все от нервов. Ты переживаешь.
– А как же номер? Ты ведь с дороги. Ты же совсем не отдыхал.
– Бог с ним, с номером. Мы – свободные люди, к тому же у нас есть машина. Сначала позвони, а потом поедем в город. Надо действовать.
Аля достала из кармана телефон и позвонила домой. Слушая длинные гудки, она не верила своим ушам. Маши дома не было. Мобильник же Маши был отключен. Стало быть, ее либо не было дома, либо она была там, но из принципа не брала трубку. Хотя это так не похоже на нее…
И все же пару часов они поспали. Теслин – на диване, Аля – на кровати. Теперь, когда Маша не откликалась на телефонные звонки, Аля чувствовала себя куда увереннее. Она не дождалась меня и отправилась к той женщине…
В час ночи Аля с Теслиным покинули пансионат и поехали в город. В два часа Теслин уже беседовал с дежурным врачом терапевтического отделения одной из городских клиник. Аля же рассматривала серо-зеленый узорчатый линолеум, которым был выстлан длинный, тускло освещенный больничный коридор, где она на жестком металлическом стуле поджидала возвращения Теслина. Когда он наконец вышел, она вопросительно посмотрела на него и по его довольному взгляду поняла, что все получилось.
Доктор Широков Валентин Александрович устроил Алю в отдельную палату.
– Спите, Аля, и ни о чем не беспокойтесь, – сказал Широков, молодой худощавый голубоглазый мужчина в бирюзовом халате, и как-то растерянно-озабоченно улыбнулся, словно ему было немного неловко перед Алей за то, что его так легко удалось уговорить совершить должностное преступление. – В жизни всякое бывает. Я напишу, что вы здесь с вечера…
– Спасибо, – кивнула головой Аля.
Она дождалась, когда в палате останется один Теслин, и перед тем, как расстаться с ним, обняла его.
– И куда же ты теперь? В пансионат?
– Нет. В ту самую гостиницу.
– В «Планету»?
– Да. Я перезвоню тебе. И если ты будешь не одна или тебе по каким-то причинам будет неудобно говорить со мной, дай мне знак. Я пойму.
– Хорошо.
Теслин уехал. Аля же долго не могла уснуть. Все думала о Маше, о том, где она могла быть, и постоянно звонила ей. Потом, не выдержав, набрала номер телефона Виктора. У нее из головы не шли его слова о том, что это он убил свою жену. Она была уверена, что они просто не поняли друг друга.
Она знала, что Виктор жил вместе с сестрой, поэтому не удивилась, услышав в трубке женский голос.
– Мне Виктора, пожалуйста.
Но на другом конце молчали. Аля слышала лишь спокойное дыхание этой женщины, его сестры, которая почему-то не хотела соединять ее со своим братом.
– Вы что, не слышите меня? Пригласите к телефону Виктора. Я знаю, что вы слышите меня… – Внезапно ее охватила ярость, и она закричала, захлебываясь словами, в трубку: – Да где Виктор, черт возьми?! Я расскажу ему, что вы вмешиваетесь в его жизнь и что не даете мне возможность с ним поговорить. Вы не имеете права…
Она перевела дух, чувствуя, что ее слова доставляют чуть ли не удовольствие той женщине, его сестрице, которая сейчас держит трубку возле уха и в душе посмеивается над Алей.
– Я все расскажу ему, все… И у вас будут неприятности. Понятно? Он тоже имеет право на личную жизнь. И если вы – старая, иссушенная злостью вобла, то это ваши проблемы… Вы – эгоистка и совсем не любите своего брата, раз так ведете себя…
Она отключила телефон и положила его дрожащими руками на стул. Господи, да что это со мной? Зачем я вообще позвонила ему? И как я могла так разговаривать с его сестрой? А вдруг она инвалид, сидит в своем кресле на колесах без ног, к примеру, и выслушивает весь этот бред. Какой ужас! Или… это вовсе не сестра, а жена! Мужчины часто лгут, говоря, что разведены. Он мог убить свою жену и жениться еще раз…
Она так разволновалась, что у нее разболелось сердце. Она легла на спину, выпрямилась и стала прислушиваться к боли, которая то охватывала ее бешено бьющееся сердце, то отпускала его. В голову полезли мысли о смерти. Теслин далеко, и она теперь неизвестно когда дозвонится до него, да и он позвонит ей только после того, как устроится или вообще выспится. А за это время она сможет здесь умереть от сердечного приступа. Того самого приступа, который они вместе с ним выдумали.
Аля встала и с трудом, держась за грудь, вышла из палаты. Ей предстояло преодолеть длинный коридор прежде, чем она окажется перед дверью ординаторской. Медленно, шаг за шагом, шла она, держась за выкрашенные в кремовый цвет стены, моля бога о том, чтобы он сохранил ей, грешнице, жизнь. Когда же она достигла заветной двери, за которой уже наверняка спал Широков, то поняла, что не может дышать. Она простояла под дверью несколько минут, пока боль не отпустила ее, после чего постучала. Дверь открылась, и в лицо пахнуло запахом свежего пива. Перед ней стояла растрепанная медсестра. Ее пальцы машинально застегивали пуговицы белого мятого халатика.
– Мне доктора Широкова, – сказала Аля, уже догадавшись о том, что могло происходить в ординаторской между Широковым и молоденькой медсестрой.
– Минуточку, – смутилась девушка, и на ее месте возник Валентин Александрович. Он, нервно приглаживая волосы на голове, с удивлением взирал на стоявшую перед ним Алю.
– Что случилось?
– У меня болит сердце. Оно так болит, что мне кажется, что я не доживу до утра. Пожалуйста, сделайте что-нибудь…
И тут резкая боль пронзила грудь Али, и все погрузилось во мрак.
35. Суррогат страсти
Виктор после встречи с Алей в пансионате сразу же отправился к Тамаре. По привычке. Из желания излить свою тоску и рассказать о том, что с ним происходит в последнее время. И уже въехав во двор ее дома, вдруг понял, что совершает очередную ошибку, собираясь поплакаться в жилетку женщине, которая, быть может, еще любит его. Идиот! Я хотел рассказать ей о своей любви к Але.
Он развернул машину и поехал на работу. Там ему сказали, что Наталья уехала в банк, и Виктор, воспользовавшись ее отсутствием, забрался в комнату отдыха, заперся там и напился. После этого он проспал несколько часов и пришел в себя лишь глубокой ночью. Ему было тяжело вспоминать свою поездку в пансионат и в особенности унизительный для него разговор с Алей. Понятное дело, что тот мужчина, с которым она сидела за одним столиком, ее любовник. И она тем не менее уделила ему, Виктору, немного времени и объяснила ему открытым текстом, что он ей не нужен. Но зато она нужна ему. Очень нужна.
Под ледяным душем он протрезвел. Вышел из комнаты отдыха в свой кабинет, приготовил себе крепкий кофе, выпил его и поехал на машине домой. Он довольно долго звонил в дверь, дожидаясь, пока ему откроют, так как открывать все замки своими ключами ему было просто лень. Но Наталья либо крепко спала, либо ее вообще не было дома. Виктор, чертыхаясь, все-таки отпер дверь, вошел в квартиру и позвал сестру:
– Наталья! Ты спишь?
Но ему никто не ответил.
– Дуры-бабы! – выругался он и принялся раздеваться. Ему хотелось есть, и он отправился на кухню. Включил свет, открыл холодильник и достал замороженную пиццу, сунул в микроволновку, а сам распахнул форточку и закурил. С сигаретой в руке он прошелся по квартире, заглядывая во все комнаты, но сестры нигде не нашел. Позвал еще несколько раз и, пожав плечами, вернулся на кухню, где и поужинал в одиночестве.
Когда он допивал чай, кто-то положил ему руку на плечо. Волосы на его голове зашевелились. Он закрыл глаза. Призрак? Рената?
– Привет, – услышал он голос Натальи и сразу же обмяк на стуле.
– Черт бы тебя побрал… Я уж думал, что у меня крыша едет… – он повернулся и увидел Наталью. Заспанную, в ночной сорочке. – Ты где была, твою мать? Так напугала меня. Я же заглядывал к тебе – в спальне никого не было.
– Значит, в туалете… А вот ты где был, интересно узнать, – она ласково потрепала его по щеке (жест, который он терпеть не мог) и уселась к нему на колени. – У своей новой пассии?