окружающих нас тяжестей. И именно попытка объяснить факты, наблюдаемые в повседневной жизни, – свободное падение, движение снаряда и т. п. – порождает движение идей, которые приводят к открытию закона инерции. Однако, как ни странно, они привели к нему не прямым образом и не сыграли в том главнейшую роль. Новая физика рождается не только на Земле – она также рождается и на небе, и именно здесь она находит свое завершение.
Данное обстоятельство – тот факт, что классическая физика охватывает и небесный «пролог», и «эпилог», или, выражаясь более приземленно, тот факт, что классическая физика рождается из астрономии и остается ей верной в продолжение всей своей истории, – имеет как множество причин, так и множество следствий. Этот факт выражается в замещении понятия или идеи Космоса – замкнутого единства иерархического порядка – идеей Вселенной как открытой совокупности, связываемой единством управляющих ею законов394; и из него следует, что невозможно выстроить и обосновать земную механику без того, чтобы в то же время не выстроить и обосновать механику небесную; отчасти этим фактом объясняется частичная неудача Галилея и Декарта.
Физическая проблема коперниканства
Теперь обратимся к фактам. Как было сказано ранее, новая физика разрабатывалась под влиянием астрономии, точнее под воздействием проблем, которые подняла коперниканская астрономия. В частности, было необходимо найти ответы на представленные Аристотелем и Птолемеем физические аргументы против возможности движения Земли.
1. Коперник
В сущности, ответить на «геометрические» аргументы в пользу геоцентризма было несложно. Люди, которые, основываясь на том, что всякое круговое движение (всякое вращательное движение) предполагает наличие оси или некоторой неподвижной точки, вокруг которой оно осуществляется, делают вывод о неподвижности Земли, определенно путают геометрию с физикой395. Указав на тщетность их аргументации, Коперник продолжает далее396:
Именно по этой и некоторым другим причинам древние философы пытались удержать Землю (неподвижной) в центре мира, и в качестве главного аргумента они приводят тяжесть и легкость. Действительно, Земля – наиболее тяжелый элемент, и все тяжелые предметы тянутся к Земле, устремляясь к ее центру. Так как Земля – к которой благодаря их собственной природе устремляются со всех сторон перпендикулярно ее поверхности все тяжелые тела, – круглая, то эти тела сошлись бы в ее центре, если бы ее поверхность не преграждала им путь <…> Однако, по-видимому, вещи, направляющиеся к центру, стремятся к нему, чтобы упокоиться в центре. Более того, Земля покоилась бы в центре и принимала бы на своей поверхности все, что падает, оставаясь неподвижной, благодаря собственной тяжести. Они также стремятся доказать ту же вещь посредством рассуждения, основанного на движении и его природе. Так, Аристотель говорит, что движение простого тела должно быть простым397; а из простых движений – одно прямолинейное, другое – круговое. Что касается прямолинейных движений, одно направлено вверх, другое – вниз. Из этого следует, что всякое простое движение либо [направлено] в сторону центра, то есть вниз, либо из центра, то есть вверх, или же оно осуществляется вокруг центра – и это круговое движение. Направляться вниз, т. е. стремиться к центру, положено лишь земле и воде, которые считаются тяжелыми элементами; воздуху же и огню, которым приписывается легкость, положено стремиться вверх, удаляясь от центра. По-видимому, верно, что прямолинейное движение соответствует четырем стихиям, а небесным телам, напротив, следует вращаться вокруг центра. Так учит Аристотель.
Если, – говорит Птолемей Александрийский398, – Земля совершает по крайней мере дневное обращение, то должно было произойти обратно вышесказанному. Движение, которое за двадцать четыре часа пересекает всю окружность Земли, должно было бы быть крайне стремительным и невероятно быстрым. Однако предметы в неистовом вращении, как кажется, совершенно не способны соединяться, скорее они должны распадаться, если только они не удерживаются в связности некоторой силой399. И уже давно, – говорит он, – распавшаяся Земля вышла бы за пределы неба (что может быть нелепей!): не говоря уже о живых существах и всех прочих отдельных предметах, которые никоим образом не могли бы оставаться на месте. Но кроме того, свободно падающие предметы также не падали бы перпендикулярно в предназначенное им место, которое успевало бы сдвинуться под ними с большой скоростью. И мы также всегда бы наблюдали, что облака и все прочие предметы, наполняющие воздух, двигались бы на запад400.
Было бы ошибкой недооценивать весомость этих возражений. Наверное, можно дать ответ, который предлагает Коперник401 и который вслед за ним будут предлагать его сторонники: тяжесть есть не что иное, как естественное стремление всех частей Целого объединиться, и земные «тяжести» вовсе не стремятся приблизиться к центру Мира, чтобы там «упокоиться», а лишь стремятся к своему Целому – к Земле. Оставалось бы, однако, объяснить, почему они стремятся к ее центру, что отнюдь не просто; оставалось бы также ответить на аргументы о прямолинейном движении свободного падения.
Однако ответ Коперника на последнее замечание, по правде говоря, довольно поверхностный и даже пустословный.
Действительно, Коперник не замечает слабости «центробежного» аргумента, он принимает его всерьез и рассматривает наряду с другими. Далее, он предъявляет своим предшественникам одно и то же возражение. Распространяя на земные явления идею, допускаемую в отношении небесных явлений402, он утверждает, что круговое движение естественно и для подлунного мира. Будучи естественным, это движение, с одной стороны, не может производить тех катастрофических эффектов, о которых говорит Птолемей (допущение естественного движения, разрушающее само естество движущегося тела, – это contradictio in adjecto403); с другой стороны, будучи естественным для Земли, оно, разумеется, присуще всем природным телам земного происхождения даже в случае, если они не соприкасаются с ней непосредственно: они тем не менее физически связаны с Землей.
Сторонник Аристотеля, по мнению Коперника (и он, очевидно, прав), рассуждает исходя из своей собственной физической системы, он принимает ее как саму собой разумеющуюся. Применяя свои собственные категории, он вполне закономерно считает земные движения «насильственными». Именно в этом состоит скрытая предпосылка его возражений. Коперник же на это отвечает404:
Однако если кто-то полагал бы, что Земля движется, он наверняка сказал бы, что это движение естественно, а не насильственно. А то, что совершается сообразно природе, производит действие, противоположное тому, что совершается насильственным путем. Действительно, то, к чему прикладывается сила или над чем совершается насилие, с необходимостью должно разрушаться и не может существовать продолжительное время; но то, что свершается естественным путем, свершается надлежащим образом и сохраняется в своем наилучшем расположении. Птолемею не нужно было опасаться того, что Земля и все земные предметы распались бы вследствие вращения, совершаемого естественным действием – которое весьма отличается от искусственного или от действия, которое может происходить из человеческого умения. Но почему же он не опасался того еще более в отношении Космоса, скорость движения в коем должна быть настолько больше, насколько небо превосходит Землю? Не потому ли небо стало настолько большим (безграничным), что его движение с неописуемой стремительностью удаляет его от центра, и не должно ли оно было бы упасть, если бы оно остановилось?
В другой работе405 мы показали, насколько слабым с точки зрения аристотелизма кажется это возражение Коперника. Рассмотрим же теперь его ответ на другой аргумент, который задействует против движения Земли движение предметов, отделенных от Земли: полет птиц, движение облаков и, наконец, отвесное падение тел. Это наиболее сильный аргумент сторонников Аристотеля. Действительно, с точки зрения аристотелевской физики движение – это процесс, претерпеваемый телом, он отражает его природу и «пребывает» в движущемся теле. Тяжелое тело в свободном падении движется из точки А в точку В, то есть из некоторой точки, расположенной над поверхностью Земли, к Земле, вернее к ее центру. Оно следует по прямой линии, соединяющей эти две точки. Если бы Земля проворачивалась в ходе этого движения, то по отношению к линии, соединяющей точку А и центр Земли, она бы описывала движение, в котором ни эта точка, ни эта линия, ни тело, движущееся вдоль нее, никоим образом бы не участвовали: движение Земли никак не воздействует на оторванное от нее тело. Если Земля вдруг ускользнет из-под него – что поделаешь! Телу ничего не остается, кроме как продолжать свой путь. Оно не может гнаться за Землей. Следовательно, если бы Земля находилась в движении, тело, брошенное с вершины башни, ни за что не могло бы упасть к ее подножию, так же как и тело, подброшенное в воздух вертикально, не могло бы приземлиться в том месте, откуда оно начало движение. Отсюда à fortiori406 следует, что ядро, падающее с вершины корабельной мачты, ни в коем случае не упало бы у основания той мачты