Меха пришли в европейскую моду вместе с варварами. Ни древние греки, ни римляне, ни египтяне мехами не увлекались. Века прошли до того, как мех стал классовым признаком и символом богатства. В VIII веке, во времена французского императора Шарлеманя — он же «Каролюс Магнус» — леса Европы кишели зверьем. Поймать лисицу, бобра, куницу или соболя не составляло труда. Первым знатным мехом стал горностай — белый зверек с черным хвостиком. Сотни шкурок шли на необъятные королевские мантии. Хоть у нас горностай и ассоциируется со скипетром и державой, его модное бытование перешло границы дворцовых садов. В галантном XV веке им украшали маскарадные костюмы и зимние прогулочные салопы. В веке девятнадцатом романтики увлекались горностаем как мехом рыцарства, а период бель эпок характерен тальмами и бальными накидками, сплошь покрытыми горностаем. Курьезен конец этой самодержавной моды — в 1910-е годы он стал «детским» мехом, которым отделывали зимние муфты и кашне для подрастающего поколения.
Вторым в меховой иерархии стоит соболь, которым всегда славилась Сибирь. В эпоху боярской Руси соболями расплачивались вместо денег, их включали в приданое боярышень и княжон. Императрицы Елизавета Петровна и Екатерина Великая также жаловали собольи шубы, а период Александра II характерен собольими палантинами и ротондами.
Интересно, что в зимнем женском платье мех использовался исключительно в виде оторочек или подбоя, а шубы мехом наружу были уделом лишь мужчин, например извозчиков. В Средние века высоко ценились куница, хорек и бобер. В эпоху готики зимние суконные платья подбивали белкой. Ренессанс принес огромный интерес к живой природе, и меховые воротники на манто стали невероятно популярными. В те времена мех стал почти исключительно мужским материалом. Лишь в XVIII веке появились первые женские шубы мехом наружу. Благодатнейшая пора для меховых аксессуаров настала в следующем, XIX веке. Меховые боа, муфты, ботики, воротники и горжетки были в большом почете, на радость постоянно мерзнущим дамам в муслиновых платьях эпохи ампир.
Скорняжное ремесло достигло высшего мастерства в эпоху модерн, когда в моду вошли изделия, комбинировавшие гладкошерстный мех с длинноворсным, например каракульчу с соболем, горностая с прозаическим бараном.
Популярной новинкой начала XX века стал мех шиншиллы. Мягкая мездра и бархатисто-серый отлив меха сделал шиншиллу королевой палантинов и этоле. Русские кинозвезды начала века — Вера Холодная и Вера Каралли — славились шиншилловыми вещицами.
Первая мировая война ввела в моду мех котика и крота. Меховое дело расцвело бы в России, если бы победившие большевики не нарекли мех «буржуазным предрассудком». Эпоха ар-деко ввела в употребление невиданный доселе мех — в 1920-е годы невероятно популярным стал мех диких обезьян, торчащий в разные стороны, очень косматый, а оттого джазовый.
В 1930-е тон в моде задавался Голливудом, и длинноворсные меха были в большом почете. Из чернобурок и песцов делали хорошо нам всем знакомые горжетки с лисьими мордочками из папье-маше, стеклянными глазами и пружинной прищепкой для хвоста в пасти. В эпоху Второй мировой войны в моду вошли короткие женские шубки с подкладными плечами. Волна африканского экзотизма накатилась в 1950-е годы — леопарды, пантеры, зебры украшали одежду в стиле сафари. А 1960-е годы отмечены повальным увлечением практичным и роскошным мехом норки. Каких только цветов ее не выводили — голубую, белую, янтарную! Масла в огонь подлила американская кинозвезда Дорис Дей, снявшаяся в 1962 году в фильме с названием «Прикосновение норки».
На закате пресыщенного XX века меха в своем первозданном виде стали встречаться все реже и реже. Бритые и щипаные, крашенные в невероятные анилиновые цвета, они символизируют декаданс конца второго тысячелетия. В наступившем XXI веке эта тенденция пока продолжается, но, возможно, ее подкорректируют достижения генной инженерии наподобие клонированного барана из Глазго или искусственной мыши из Гонолулу.
Меха — символ богатства и процветания. В рекламах меховых фирм снимались Элизабет Тейлор и Марлен Дитрих, Софи Лорен и Рудольф Нуреев. И даже самозабвенная защитница животных Бриджит Бардо любила в молодости кутаться в мягкие меха. Но кто в молодости не совершал досадных ошибок?
Собаки!
Одна из моих приятельниц, жившая в Константинополе-Стамбуле с 1925 года, была в глубоком трансе. Хозяйку восьми собак обворовали. Пропал любимый пес Томка. «Соседи нагадили! — восклицала она в бакелитовую трубку довоенного телефона. — Украли, в яму закопали или на помойку выкинули». Три недели спустя, обеспокоенный пропажей, звоню ей. «Нашелся Томка?» — спрашиваю. «Фантасмагория, — сообщает приятельница. — Третьего дня слышу шорох за дверью. Открываю, а там собака. Но не настоящий Томка, а подложный. Томка был тощий, вонючий, с жесткой темной шерстью. А этот новый Томка — толстенький, с мягкой лоснящейся светлой шерсткой». И тут меня осенило. «А где он спит?» — спрашиваю. «Натурально, на месте прежнего Томки. И, главное, другие собаки на него не лают и даже внимания не обратили! Но душой я чувствую, что это не Томка». Оказалось, что это был-таки настоящий Томка. Только какая-то добрая душа его отмыла и покормила.
Из-за собак рушились семьи. За них платили бешеные деньги. Их проигрывали в карты. Наряжали в драгоценности. Клали с собой в кровать. Их жизнь могла быть трагичной, как у тургеневской Муму, или роскошной, как у белого пекинеса писательницы Барбары Картланд. Королева Елизавета Английская держит пса породы корги, Жан-Поль Бельмондо неразлучен со своим йоркширом, Клод Монтана владеет шарпеем, Далида обожала мопсов, Лиз Тейлор помешалась на своем шитцу, а Джейн Биркин выбрала себе английского бульдога. На вкус и цвет — товарищей нет. Мода на собак так же прихотлива, как мода на длину юбок или форму каблука.
Наибольший почет собаки знали в Древнем Египте, где их обожествляли и после смерти мумифицировали, словно фараонов. Даже сегодня в стаях собак, вольно гуляющих возле пирамид в предместье Каира, можно различить потомков этих древнейших друзей человека. Варвары ценили только сторожевых псов и пастухов своих стад. В Средние века крестоносцы привезли из Византии и с Ближнего Востока комнатных собачек, которых держали в холодных рейнских замках бледнолицые пассии трубадуров. Мелкие собаки спали на подушках, вышитых кипрской нитью, ели из золотых тарелок, носили драгоценные ошейники, украшенные изумрудами, и разносили блох.
В эпоху барокко обожали вислоухих охотничьих собак, которые даже повлияли на мужскую моду — в 1640-х годах появилось увлечение взбитыми мужскими париками а-ля спаниель. В галантном XVIII столетии моду на «спальных» собачек завела, по-видимому, маркиза де Помпадур. Именно в эпоху рококо собачки прожили самый рас пущенный период. Свидетели любовных утех в будуарах своих владелиц — модные тогда мальтийские болонки могли бы написать сенсационные мемуары. Голландцы привезли из Китая мудрейших собачек — мопсов, глазами похожих на рыб, а поведением — на кошек.
Модный тогда стиль шинуазри — то есть увлечение китайским — способствовал распространению мопсов по всей Европе. В Испании эпохи Гойи особенно ценили карликовых пуделей. Их головы напоминали прически светских львиц мадридского двора. Екатерина Великая обожала глупых левреток, а ее сановники брали взятки борзыми щенками.
При королеве Виктории в Англии началась настоящая «собакомания». Изображения собак вышивали бисером, гарусом и синелью на кошельках, ридикюлях, подушках, ножных пуфиках и мужских портмоне. Именно англичане придумали плащи для собак из материи, пропитанной каучуком.
Склонный к вытянутым формам стиль модерн ввел в моду такс, потом стали модными крупные мужественные овчарки, русские борзые и далматины. В 1980-е годы на подиумах торжествовали геометрические формы, и, соответственно, любили стриженых терьеров, скотчей, йоркширов, фокстерьеров. Сейчас в моде модели с инопланетной внешностью, и псы тоже инопланетного вида — все эти голые китайские и лысые мексиканские собачки. В моде минимализм, а что может быть минималистичнее, чем собака, на которой даже шерсти нет?
На мой взгляд, самые шикарные собаки — мопсы, поэтому ими так любят владеть знаменитости. Я и сам держал мопса, которого так и звали — Мопс. У него были косые глаза, один глядел в Канзас, а другой — в Арзамас. При этом гордый пес не любил смотреть на мир снизу вверх и залезал то на стул, то на этажерку. И еще он ел мандарины (все мопсы обожают мандарины, ну да — ведь они родом из Китая). Как только Мопс видел мандарин, с ним случалась настоящая истерика, он исполнял танцы всех народов мира одновременно. А спал он у меня на голове, потому что мопсы всегда спят в постели хозяина. И при этом храпят, как пьяный сапожник.
До Мопса у меня были разные собаки. Эрдельтерьера Сеньку мы однажды потеряли на Волжском водохранилище, и он пешком, со сбитыми лапами за неделю пришел в Москву. Потом у меня был скотчтерьер по имени Гамлет. Он имел огромный успех в Москве и никого не боялся, даже грозного боксера Марсика, который принадлежал поэту Долматовскому. В нашем дворе были страшные битвы Гамлета и Марсика. Гамлет не любил мотоциклистов и погиб из-за этой ненависти. Он бросился под колеса мотоцикла — хотел укусить его за шину. В Литве у меня есть ньюфаундленд, которого зовут Джамбулис. Очень умный, хотя грязный и вонючий. Иногда Джамбулис нападает на женщин с сумками. Например, он бросился на одну жительницу Вильнюса, которая несла сумку с яйцами, и сделал на улице огромный омлет.
В принципе меня собаки любят. Но попадаются и такие, которые не любят. На одном вернисаже в Париже я увидел голую мексиканскую собачку и сказал ей «у-тю-тю». Но как только я сделал ей козу, она укусила меня сразу за два пальца. И очень это было неприятно. Бывают иногда такие глупые собаки. Ну и пес с ними!
Хрустальная мечта
Любимец императоров и королей, символ роскоши и процветания под названием хрусталь снова входит в моду.