И Мэрдок был на высоте. Он играл яростно, выплескивая сокровенное. Нищий, но не растоптанный; униженный, но не раздавленный. Таким он сам хотел быть, таким он сделал своего героя.
Что касается Джорджа Стадли, он действительно был суетлив. Много ненужных движений, чересчур громкий голос, слишком картинные позы.
Но в целом, но в общем все шло своим чередом. И все закончилось бы наилучшим образом под гром аплодисментов, может быть, даже под шквал оваций, если бы фитиль полупустой лампы у колосников был сделан из добротного материала. Увы, он был соткан из нитей разной плотности, поэтому вдруг согнулся, как при щелчке сгибается указательный палец, упираясь в большой, потом упруго распрямился и выбросил крохотный раскаленный уголек. Описав дугу, тот ударился о моток пеньковой веревки, которой крепились декорации. Опять-таки, будь веревка новой, гладкой, уголек отскочил бы и погас, однако веревка была потертой, с торчащими во все стороны волокнами, и уголек запутался в них. Но и в этом случае ничего бы не произошло, если бы осветитель впопыхах не плеснул керосином как раз на это место.
Веревка вспыхнула, и огонь, как по запальному смоляному шнуру, побежал к декорациям, сделанным из сосновых реек, промасленной бумаги и пропитанной костным клеем ткани.
— Любимый! Единственный! Лишь смерть разлучит нас! — сказала Кейт Клэкстон, протягивая руки к Стадли. Тот сделал шаг и заключил ее в умелые объятия.
В это время огонь уже пожирал декорации. Они горели, почти не давая дыма. Рабочие сцены бросились к пожарным ведрам, но воды в них не оказалось. Пожарного крана с рукавом за кулисами тоже не было. Когда в Бруклине строили театр, подобную роскошь посчитали излишней.
В ход пошли куртки. Ими пытались сбить пламя. Но это было так же наивно и бесполезно, как попытка остановить голыми руками почтовый дилижанс, запряженный четверкой взмыленных скакунов.
Надо было предупредить актеров на сцене, и один из рабочих, почти высунувшись из-за кулис, стал подавать им знаки. Джордж Стадли, стоявший вполоборота, недоуменно взглянул на него.
— Пожар, — прошептал рабочий одними губами, продолжая отчаянно жестикулировать, и повторил громче: — Пожар!
Лесли Фолкшем скучал. Пьеса его ни в малейшей степени не интересовала. Он покосился на костлявую девицу, сидевшую с отцом в двух рядах впереди и чуть правее. За 100 тысяч приданого он готов обвенчаться и не с такой уродиной. Что, кстати, вполне реально. Эта дылда с таким восторгом внимала его россказням!
Ему вспомнилось, как все было на самом деле, как он валялся в ногах у ломового извозчика, совал ему деньги и умолял вывезти из горящего города. Наконец «ломовик» смилостивился, взгромоздил на повозку чемоданы, но через два квартала потребовал доплаты. Лесли заупрямился, и тогда возница скинул, что называется, одной левой сначала поклажу, а потом и седока.
Лесли ударился затылком о край тротуара и потерял сознание. Очнувшись, он не обнаружил чемоданов — в городе хозяйничали мародеры. Он поднялся на ноги и побежал. Из-за угла выворачивал фургон — один из тех, на которых по распоряжению мэра Чикаго из города вывозили трупы. Фургон был забит доверху. Лесли догнал его, схватил сгоревшую почти до кости ногу и дернул. Почерневший, в лохмотьях кожи и мышц покойник соскользнул на мостовую. Лесли вцепился в борт фургона и с трудом забрался в него, заняв освободившееся место. Отдышавшись, он увидел перед собой выжженные глазницы лежавшей под ним мертвой девушки. Он перевернулся на спину и вытянулся, чувствуя лопатками жесткость дамского корсета с поломанными пластинами из китового уса.
Два часа фургон выбирался из города. Но вот он остановился.
— Живой, — раздался над ним удивленный возглас.
Лесли приподнялся на локтях. И тут же получил кулаком в челюсть.
— Подонок, — прошипел мужчина в брезентовой робе, занося руку для нового удара.
Лесли Фолкшем вздрогнул. Он и не заметил, как закрыл глаза, подчиняясь воспоминаниям. На сцене все без изменений. Только Джордж Стадии, по которому сохнет его кузина, почему-то смотрит в сторону кулис.
Лесли прищурился и различил струйки дыма, стелющиеся по полу. Он вскочил и завопил во весь голос:
— Пожар!!!
Энни Барстоу крутила головой и дергала за руку кузена. Она ничего не понимала. Пожар? Какой пожар? Где?
На сцене тоже творилось что-то странное. У одноногого нищего вдруг появилась здоровая нога. Одним движением избавившись от ремней, крепивших фальшивый протез, он шагнул к краю сцены и громовым (Энни так показалось — громовым) голосом произнес:
— Леди и джентльмены! Прошу вести себя достойно.
Рядом с Мэрдоком возник Стадли. Он смотрел на Энни, но обращался не только к ней, а ко всем девятистам зрителям, заполнившим театр:
— Господа, возникло небольшое загорание, но оно скоро будет ликвидировано. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах.
Как он был хорош, ее Джордж! Энни снова завертела головой, чтобы убедиться, что все воздали должное мужеству и словам ее возлюбленного. Но вокруг были только перепуганные лица.
— Пожар? Пожар! Пожар!!! — неслось отовсюду все громче и громче.
К актерам у рампы присоединилась Кейт Клэкстон:
— Между вами и огнем находимся мы. Спокойствие, ради бога, сохраняйте спокойствие.
В этот момент вверху громыхнуло (это взорвалась лейка с керосином), и из-за занавеса вырвался длинный язык пламени. Вспыхнула драпировка бельэтажа. Дым стал черным. Зрители повалили к выходам.
Энни вскрикнула от боли. Это ее кузен, до того подобный истукану, неожиданно очнулся, наступил ей на ногу и отмахнулся рукой, располосовав щеку дешевым перстнем.
Их места были в самом центре зала, поэтому добраться до дверей, ведущих в фойе, им было труднее всего.
Лесли Фолкшем ломился вперед, как раненый пикадором бык. Препятствие в виде дородной матроны в широчайшей юбке только разъярило его. Лесли изо всех сил толкнул женщину. Та взмахнула жирными руками и упала на колени, перегораживая проход. Тогда Фолкшем перемахнул через два ряда кресел.
Энни, тоже пробиравшаяся к выходу, увидела, как ее кузен отбросил ударом худосочную девицу, которая млела рядом с ним в антракте. Девушка схватилась руками в бальных перчатках за лицо; сквозь пальцы выступила кровь. Еще удар — девушка пошатнулась и сползла на пол. Лесли хотел перешагнуть через нее, но пошатнулся и потерял равновесие.
Энни закричала.
Лесли Фолкшем спасал себя, ничто иное его не волновало. Когда дылда, о которой он несколько минут назад думал как о потенциальной невесте, распростерлась на полу, он примерился, но нога неожиданно подвернулась, и его ботинок опустился на лицо женщины. Он не слышал, затрещали ли под тяжестью его тела кости и хрящи, но что-то подалось, словно прогнулось.
Оставив позади корчущуюся на полу девушку, он врубился в толпу у выхода. Он бил кулаками налево и направо, продираясь к дверному проему. Со всех сторон на него напирали люди. Внизу шевелились упавшие, которых давили и пинали. Неожиданно Лесли оказался лицом к лицу с отцом худосочной девицы. Взгляд мужчины был осмысленным. Глаза, устремленные на Фолкшема, полыхали ненавистью. Должно быть, отец видел, как Лесли обошелся с его дочерью. Пошевелиться не могли ни тот, ни другой. Губы мужчины сложились в трубочку, и он плюнул прямо в глаза Фолкшему.
Смахнуть слюну с глаз Лесли не мог, и сквозь эту пелену увидел, как мужчина вдруг захрипел, на губах его запузырилась кровавая пена. Это треснувшие ребра пропороли легкие… Глаза мужчины закатились, голова упала на грудь, ударившись о подбородок Фолкшема и подбросив его.
Взгляд Лесли устремился вверх. Метрах в шести над ним, вцепившись в обитый бархатом барьер второго яруса, висела девушка. Лесли видел ее дергающиеся ноги в кружевных панталонах, башмачки на острых твердых каблучках. Но вот каблучки стали приближаться, приближаться… Девушка сорвалась и летела прямо на него, отчаянно взмахивая руками.
Каблук точно, как шомпол в ствол ружья, вошел под надбровье Фолкшема. Свет померк.
— Их не остановить, их не остановить, — бормотала Кейт Клэкстон.
В зале творилось что-то страшное, безумное. Огонь прыгал с балкона на балкон, взбираясь под самый купол. Дым застилал глаза. Вот девушка в белом платье перевалилась через перила балкона, выкинутая чьей-то жестокой рукой. Несколько секунд она висела, вцепившись в тлеющую парчу обивки. Потом полетела вниз — в самую гущу толпы у выхода из партера.
— Сюда! За мной!
Пальцы Гарри Мэрдока сомкнулись на ее запястье. Кейт позволила увлечь себя в самое пекло. Это казалось безумием, но актриса почему-то была уверена: это единственная возможность спастись. Перед тем как исчезнуть в пламени, она оглянулась и увидела, как Джордж Стадли спрыгивает со сцены в зал.
В следующее мгновение вокруг уже было только бушующее пламя. Секунду или две они бежали сквозь него, а вокруг рушились декорации. Потом взор затянуло красным…
Кейт споткнулась, но Мэрдок помог ей удержаться на ногах. Он почти тащил ее на себе. Наконец она услышала:
— Глаза, откройте глаза.
Пожар в театре «Эксетер»
Преодолевая адскую боль, она подняла веки и увидела себя в зеркале. Бровей не было, лицо обожжено, волосы подпалены. Она стащила парик и бросила его в угол комнаты.
Мэрдок сидел перед зеркалом и спокойно снимал грим.
— Уходите через черный ход, — сказал он, кивая на дверь в углу.
— А вы?
— И я за вами, — спокойно ответил актер. — Только приведу себя в порядок.
Он бросил на столик батистовый платок и повернулся к ней. Кейт отшатнулась. Нет, лицо Мэрдока не было обезображено, но глаза… В глазах актера плескалось безумие.
— Я не оставлю вас, — сказала она.
— Как вам будет угодно, — церемонно наклонил голову Мэрдок.
Кейт Клэкстон сделала шаг назад и уперлась спиной в стену. Рука ее нащупала ручку дверцы.