В случае с Татьяной Лариной это соответствует описанию на сто процентов. Изменения облика Татьяны, которые описывает Пушкин, невероятны. И это делает роман в стихах не только романом критическим, сатирическим, пародийным, бытовым, романтическим, реалистическим, но и интуитивно-научным.
Вот небольшой и далеко не полный список носителей синдрома Аспергера. Он может быть продолжен до бесконечности.
• Чарльз Дарвин
• Альберт Эйнштейн
• Никола Тесла
• Исаак Ньютон
• Стивен Спилберг
• Вуди Аллен
• Стэнли Кубрик
• Сид Баррет
• Вольфганг Амадей Моцарт
• Людвиг ван Бетховен
• Льюис Кэрролл
• Гленн Гульд
• Микеланджело
• Айзек Азимов
• Эмили Дикинсон
• Авраам Линкольн
Четыре великих ученых.
Три великих кинорежиссера.
Создатель, пожалуй, самой удивительной и всемирно знаменитой музыкальной группы Pink Floyd.
Два величайших композитора.
Гениальный пианист.
Величайший художник и скульптор Ренессанса.
Бесконечно любимый миллионами писатель-фантаст.
Неповторимая американская поэтесса.
Президент Америки, освободитель страны от рабства, национальный герой.
Так что наша Татьяна попала в самую приличную компанию.
Думаю, достаточно убедительно!!!
И самое удивительное (за 150 лет до научного описания аутизма и его разновидности – синдрома Аспергера) – интуитивное чувство гениального Пушкина. Полагаю, что мое рассуждение о героине романа А.С. Пушкина нисколько не принизило образ его и нашей всеобщей героини и любимицы – Татьяны Лариной. И, пожалуй, еще более удивила интуиция гениального создателя образа Татьяны.
Глава шестаяОльга, или К чему приводит пожатие руки
1
Когда-то Мандельштам в своем «Разговоре о Данте» написал, что для глубокого понимания структуры «Божественной комедии» ему понадобилась особая наука – кристаллография.
Цитирую гениальную мысль Мандельштама:
«Вникая по мере сил в структуру Divina Commedia, я прихожу к выводу, что вся поэма представляет собой одну-единственную, единую и недробимую строфу. Вернее – не строфу, а кристаллографическую фигуру, то есть тело. Поэму насквозь пронзает безостановочная, формообразующая тяга. Она есть строжайшее стереометрическое тело, одно сплошное развитие кристаллографической темы. Немыслимо объять глазом или наглядно себе вообразить этот чудовищный по своей правильности тринадцатитысячегранник. Отсутствие у меня сколько-нибудь ясных сведений по кристаллографии – обычное в моем кругу невежество в этой области, как и во многих других, – лишает меня наслаждения постигнуть истинную структуру Divina Commedia, но такова удивительная стимулирующая сила Данте, что он пробудил во мне конкретный интерес к кристаллографии, и в качестве благодарного читателя – lettore – я постараюсь его удовлетворить…»
И еще:
«Поэзия, завидуй кристаллографии, кусай ногти в гневе и бессилии! Ведь признано же, что математические комбинации, необходимые для кристаллообразования, невыводимы из пространства трех измерений. Тебе же отказывают в элементарном уважении, которым пользуется любой кусок горного хрусталя!»
Мандельштам утверждает, что развитие «Божественной комедии» происходит не в форме ленточного глиста, а в форме наращивания кристаллов. То есть из центра поэмы к ее окраинам. Это непросто понять логически, но можно понять интуитивно. Особенно тем, кто возьмется читать «Божественную комедию» Данте.
Мне эта идея очень помогла при чтении «Евгения Онегина». Если центром композиции и драматической кульминацией, разведшей всех героев романа в разные стороны, считать ситуацию в доме у Лариных (танцы Ольги не с женихом, а с Онегиным, следствием чего явилась дуэль, смерть Ленского, замужество и отъезд Ольги с уланом, отъезд Татьяны в Москву, а Онегина на годы путешествий), то мне пришлось пытаться понять причину такого поведения Ольги. Онегин сам объясняет свое поведение. Цель – позлить Ленского за то, что он привез Онегина в этот бредовый, скучный мир. Легкая, беззлобная шутка (так видит ситуацию не подозревающий о последствиях Онегин). А вот для объяснения поведения Ольги мне пришлось применить метод Мандельштама – отправиться в разные стороны от центра. Туда, где Ленский ухаживает за своей невестой (без пяти минут женой) Ольгой (уже совсем скоро свадьба).
Час от часу плененный боле
Красами Ольги молодой,
Владимир сладостной неволе
Предался полною душой.
Он вечно с ней. В ее покое
Они сидят в потемках двое;
Они в саду, рука с рукой,
Гуляют утренней порой;
И что ж? Любовью упоенный,
В смятенье нежного стыда,
Он только смеет иногда,
Улыбкой Ольги ободренный,
Развитым локоном играть
Иль край одежды целовать.
(Курсив мой. – М. К.)
Ясно? Или не всем и не всё? Ленский ведет себя с невестой не как со своей любимой, чувственной, судя по мгновенному влюблению Ольги в улана, темпераментной девушкой, а как с охраняемым ребенком. Хорошо это или плохо – нам не судить. Но дальше Пушкин пишет о поведении Ленского по отношению к невесте уже совсем иронично:
Он иногда читает Оле
Нравоучительный роман,
В котором автор знает боле
Природу, чем Шатобриан,
А между тем две, три страницы
(Пустые бредни, небылицы,
Опасные для сердца дев)
Он пропускает, покраснев.
Что скажете? Все ясно? Не целует, не только не ведет чувственных разговоров, не предпринимает чувственных прикосновений, но еще и пропускает страницы книги, которую вслух читает невесте, чтобы не задеть ее нравственность. Кого же он формирует из своей невесты?
Поцелуй, обними, нарочно с особым выражением прочти в книге именно места, «опасные для сердца дев». Куда там, он еще и краснеет! Придется Ольге, когда Ленский уедет, прочитать пропущенные страницы. Не знаю, как вы, но я чувствую, что Пушкин ИРОНИЗИРУЕТ над поведением жениха. Да и кому, как не Пушкину, сердцееду, познавшему «науку страсти нежной» на высочайшем уровне (чего греха таить, на САМОМ ВЫСОКОМ, ДОНЖУАНСКОМ!), шутить над поведением жениха с невестой за (тогда еще не две, а, скажем, три недели до свадьбы). Уверен, что Оленьку не могло не раздражать такое поведение любимого («Он что, меня за ребенка считает?» Скучно!!!). А если вспомнить еще одну форму времяпровождения влюбленных:
Уединясь от всех далеко,
Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеянье свою.
Уединились… далеко… и… играют в шахматы!!! Чудесная игра! Но… зачем уединяться? Да еще «далеко»?
Ясно, что Александр Сергеевич крайне пародийно показывает поведение Ленского в любви! Представляю, как, когда появляется Ленский, Ольга иронизирует про себя: «Приехал цензор – чтец романов». Или: «Приехал шахматист. Опять уединимся “далеко” и играть будем в шахматы».
Но… подождите! Ведь Ленский поэт! Может быть, в стихах? Стихи-то созданы для выражения ЛЮБВИ?
Не мадригалы Ленский пишет
В альбоме Ольги молодой;
Его перо любовью дышит,
Не хладно блещет остротой;
Что ни заметит, ни услышит
Об Ольге, он про то и пишет.
Не мадригалы. То есть не признания в любви.
Так и хочется пошутить! Увидел Ольгу около елочки, пишет: «В лесу родилась елочка».
А ведь Онегину Ленский хвалится роскошными формами Ольги. Помните? Онегин спрашивает за бутылкой вина, а Ленский отвечает:
«Ну, что соседки? Что Татьяна?
Что Ольга резвая твоя?»
– Налей еще мне полстакана…
Довольно, милый… Вся семья
Здорова; кланяться велели.
Ах, милый, как похорошели
У Ольги плечи, что за грудь!
(Курсив мой. – М. К.)
Ай да Пушкин! Величайший шутник и забавник! Все-то Ленский видит! Сам виноват! Исходя из фраз Ленского в беседе с Онегиным (налей еще полстакана, а затем – про Ольгины плечи и Ольгину грудь), подаренных ему Пушкиным, Ленский здесь вполне реальный молодой человек. Причем – очень неожиданно!!! Ни до, ни после подобного не было и не будет. А зачем это Пушкину? Ведь вполне мог пропустить такое приземление Ленского! Нет! Он и здесь хотел подчеркнуть неестественность поведения живого и чувственного молодого человека с невестой. Прямо первое в русской литературе поклонение «прекрасной даме» (у которой, правда, неожиданно появляются все признаки плоти).
А вот как подходит к концу четвертая глава романа.
Он весел был. Чрез две недели
Назначен был счастливый срок.
И тайна брачныя постели,
И сладостной любви венок
Его восторгов ожидали.
Гимена хлопоты, печали,
(Гимен, Гименей – бог брака)
Зевоты хладная чреда
Ему не снились никогда.
Меж тем как мы, враги Гимена,
В домашней жизни зрим один
Ряд утомительных картин,
Роман во вкусе Лафонтена…
Мой бедный Ленский, сердцем он
Для оной жизни был рожден.
А вот и ответ на вопрос. Поэзия, «темная и вялая», с «нечто и туманна даль», – это только образ, своего рода поэтическое притворство. Подобное в истории гениев русской литературы произойдет с Александром Блоком в его обожествлении невесты, а потом жены Любови Дмитриевны Менделеевой. Но это другая история. Вернемся к Ленскому и Ольге и продолжим наше исследование.
2
Необольщенная, нецелованная, неразбуженная Ольга попадает в «лапы» опытного донжуана Онегина, который обладает всеми знаниями, методами, тонкостями «науки страсти нежной».