Но подумайте о стране! Дальше рассуждать не стану! Сами!
Перечитывайте «Онегина»! Постоянно! Воспримите роман в стихах на глубоком и серьезном уровне! С хорошим чувством юмора! И построите другую страну. Без Скотининых и Фляновых, Петушковых и Буяновых, Гвоздиных и нищих мужиков, убогих учителей, которые учат «чему-нибудь и как-нибудь», без «кокеток богомольных», без «холопов добровольных», без «московских кузин» и «гвардии сержантов»! Иначе будете строить плохие дороги и вами овладеет губительная бессонница из-за «клопов и блох».
Вот какая великая книга. И если ее не будут читать, то никто не напишет другой такой современнейшей и крайне важной книги. А если не скоро напишут, то, возможно, будет уже поздно!
ПриложениеЭтюды
Этюд первыйОсенний
Проверьте себя! Читаем!
Это 40-я строфа четвертой главы:
Но наше северное лето,
Карикатура южных зим,
Мелькнет и нет: известно это,
Хоть мы признаться не хотим…
Я поставил многоточие. Кто может продолжить? Не помните?
Весь парадокс в том, что прекрасно помните. Удивитесь.
Но наше северное лето,
Карикатура южных зим,
Мелькнет и нет: известно это,
Хоть мы признаться не хотим.
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.
Просто эта строфа была обязательной для чтения в классе наизусть. На оценку.
Но… одна деталь. Строфа начиналась не сначала. Дело в том, что эта строфа имеет куда более глубокий смысл, чем разговор об осенней печали. Часто осенью Пушкин провожал своих друзей за границу. Он сопровождал их до Кронштадта. А потом возвращался домой. Многие уезжали осенью для того, чтобы продлить лето. Пушкин сделать этого не мог. Он был… невыездной. Высочайшим повелением поэту было запрещено покидать Россию. Поэт любил золотую осень. «Пышное природы увяданье, / В багрец и золото одетые леса».
Но это сентябрь и пол-октября. Потом краски жухнут, наступает депрессивная пора. Представьте себе: друзья в теплых странах, на юге Франции, в «тепловом кусте» Германии (Баден-Баден), в не раз воспетой Пушкиным Испании, в его любимой вечнозеленой Италии.
А Пушкин был, как его впоследствии называли, «узник России». Вот так мы читаем у него строфу с описанием осеннего пейзажа, не зная о том, что в ней скрыта предноябрьская тоска поэта. Прочитайте строфу целиком и поймете, о чем я. И почувствуете не просто описание поздней осени, но и серьезную депрессию человека, лишенного элементарных прав и свобод.
Этюд второйОб одном эпизодическом герое
Удивительный роман. О родителях главных героев или немного, или полное молчание. А о таких эпизодических участниках, как няня или Зарецкий, порой бесконечно много. Зарецкий, который появляется в романе в качестве секунданта на дуэли, удостоился целых пяти строф:
Вперед, вперед, моя исторья!
Лицо нас новое зовет.
В пяти верстах от Красногорья,
Деревни Ленского, живет
И здравствует еще доныне
В философической пустыне
Зарецкий, некогда буян,
Картежной шайки атаман,
Глава повес, трибун трактирный,
Теперь же добрый и простой
Отец семейства холостой,
Надежный друг, помещик мирный
И даже честный человек:
Так исправляется наш век!
Бывало, льстивый голос света
В нем злую храбрость выхвалял:
Он, правда, в туз из пистолета
В пяти саженях попадал,
И то сказать, что и в сраженье
Раз в настоящем упоенье
Он отличился, смело в грязь
С коня калмыцкого свалясь,
Как зюзя пьяный, и французам
Достался в плен: драгой залог!
Новейший Регул, чести бог,
Готовый вновь предаться узам,
Чтоб каждым утром у Вери
В долг осушать бутылки три.
Бывало, он трунил забавно,
Умел морочить дурака
И умного дурачить славно,
Иль явно, иль исподтишка,
Хоть и ему иные штуки
Не проходили без науки,
Хоть иногда и сам впросак
Он попадался, как простак.
Умел он весело поспорить,
Остро и тупо отвечать,
Порой расчетливо смолчать,
Порой расчетливо повздорить,
Друзей поссорить молодых
И на барьер поставить их,
Иль помириться их заставить
Дабы позавтракать втроем,
И после тайно обесславить
Веселой шуткою, враньем.
Sed alia tempora! Удалость
(Как сон любви, другая шалость)
Проходит с юностью живой.
Как я сказал, Зарецкий мой,
Под сень черемух и акаций
От бурь укрывшись наконец,
Живет, как истинный мудрец,
Капусту садит, как Гораций,
Разводит уток и гусей
И учит азбуке детей.
Он был не глуп; и мой Евгений,
Не уважая сердца в нем,
Любил и дух его суждений,
И здравый толк о том о сем.
Он с удовольствием, бывало,
Видался с ним, и так нимало
Поутру не был удивлен,
Когда его увидел он.
Тот после первого привета,
Прервав начатый разговор,
Онегину, осклабя взор,
Вручил записку от поэта.
К окну Онегин подошел
И про себя ее прочел.
И далее…
То был приятный, благородный,
Короткий вызов, иль картель:
Учтиво, с ясностью холодной
Звал друга Ленский на дуэль.
Онегин с первого движенья,
К послу такого порученья
Оборотясь, без лишних слов
Сказал, что он всегда готов.
Зарецкий встал без объяснений;
Остаться доле не хотел,
Имея дома много дел,
И тотчас вышел; но Евгений
Наедине с своей душой
Был недоволен сам собой.
И вот, наконец, место эпизода в романе! Он, Зарецкий, представитель неписаного кодекса, его участие определило тот факт, что Онегин не отказался от дуэли. По крайней мере, объяснение Онегина логически выглядит так:
К тому ж – он мыслит – в это дело
Вмешался старый дуэлист;
Он зол, он сплетник, он речист…
Конечно, быть должно презренье
Ценой его забавных слов,
Но шепот, хохотня глупцов…»
И вот общественное мненье!
Пружина чести, наш кумир!
И вот на чем вертится мир!
Зарецкому Пушкин уделяет столько внимания, во-первых, потому, что его существование в романе объясняет причину СОСТОЯВШЕЙСЯ дуэли больше, чем поведение ее участников – Онегина и Ленского. Дуэль между друзьями не должна была состояться, если бы не Зарецкий! Опять зловещая тень страны, которая главный герой романа. И ее, страны, герои попадают в те обстоятельства, которые диктуются со стороны, свыше. Всей системой света, нравов и заблуждений.
Во-вторых, Зарецкий более историчен, чем главные герои. Он не из «Германии туманной», не из патриархально-провинциальной семьи, не питерский денди.
Он плоть от плоти и кровь от крови российской истории. И также символ общественного мнения. Вот вам и эпизод!!!
Этюд третийДуэльный
Ясно, кто и что заставило Онегина не отменить дуэль. Существование Зарецкого.
Но почему Ленский не отказывается от дуэли с другом? Ведь он приехал к своей Ольге за день перед дуэлью и увидел, что Ольга его любит, что не придала никакого значения событию на именинах. И теперь Ленский: «он весел, он почти здоров». Вот это пушкинское «почти здоров» предельно глубоко и примечательно-остроумно. Почему? Читаем:
Он мыслит: «Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек;
Чтобы двухутренний цветок
Увял еще полураскрытый».
Все это значило, друзья:
С приятелем стреляюсь я.
Восемь строчек – опять больная поэзия Ленского, а две последние возвращают нас к Ленскому, который совсем недавно, выпивая «еще полстакана» дома у Онегина, рассказывает: «ах, что за плечи» у Ольги, «что за грудь». Так все же «лилеи стебелек» или развитая, чувственная девушка, все прелести которой видит и ценит Ленский?
Эти и многие другие пушкинские тонкости можно изучать и замечать всю жизнь.
И, конечно, описание смерти Ленского в четырех ипостасях.
Первая ипостась. Авторское описание, романтическое.
Пробили
Часы урочные: поэт
Роняет молча пистолет,
На грудь кладет тихонько руку
И падает. Туманный взор
Изображает смерть, не муку.
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая.
Вторая ипостась. Как Ленский описал бы свою смерть в собственных стихах, ироническая.
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре,
Потух огонь на алтаре!..
Третья ипостась. Пушкинская, жестокий реализм. Гениальная!
Недвижим он лежал, и странен
Был томный мир его чела.
Под грудь он был навылет ранен;
Дымясь, из раны кровь текла.
Тому назад одно мгновенье
В сем сердце билось вдохновенье,
Вражда, надежда и любовь,
Играла жизнь, кипела кровь, —
Теперь, как в доме опустелом,
Все в нем и тихо и темно;
Замолкло навсегда оно.
Закрыты ставни, окны мелом
Забелены. Хозяйки нет.
А где, бог весть. Пропал и след…