Четвертая ипостась. Все красоты вдруг падут. Все образы долой. Все краски блекнут. Не до поэзии. Документальная проза.
Зарецкий бережно кладет
На сани труп оледенелый;
Домой везет он страшный клад.
Почуя мертвого, храпят
И бьются кони, пеной белой
Стальные мочат удила,
И полетели, как стрела.
И даже такая, на первый взгляд, незаметная деталь, которая с точки зрения дуэльного кодекса делает дуэль недействительной и преступной.
Онегин унизил соперника и секунданта Ленского тем, что пригласил со своей стороны своего слугу. А «малый честный» – оскорбление секунданта своего противника.
«Мой секундант? – сказал Евгений, —
Вот он: мой друг, monsieur Guillot.
Я не предвижу возражений
На представление мое:
Хоть человек он неизвестный,
Но уж конечно малый честный».
Зарецкий губу закусил.
В описании дуэли тоже два начала. Казалось бы, что может быть страшнее!
Два друга, один из них умирает. Но гениальный Пушкин и в этом случае минимум двузначен. С точки зрения жизни его героев смерть Ленского, да еще от руки друга, ужасна. А с другой – Пушкин иронизирует и издевается над самим уродливым смыслом дуэли.
Онегин не хочет дуэли:
Он обвинял себя во многом:
Во-первых, он уж был неправ,
Что над любовью робкой, нежной
Так подшутил вечор небрежно.
А во-вторых: пускай поэт
Дурачится; в осьмнадцать лет
Оно простительно. Евгений,
Всем сердцем юношу любя,
Был должен оказать себя
Не мячиком предрассуждений.
Не пылким мальчиком, бойцом,
Но мужем с честью и с умом.
Кажется, и Ленский, встретившись с Ольгой, не очень-то понимает необходимость дуэли:
Все чувства в Ленском помутились,
И молча он повесил нос.
Исчезла ревность и досада
Пред этой ясностию взгляда.
Вроде и Ленский не очень осознаёт.
Но…
«светская вражда / Боится ложного стыда». Отсюда гениальная полифония в описании дуэли и в размышлении Пушкина над смыслом и логикой дуэли. Трагикомедия!
Пушкин иронизирует над Зарецким:
В дуэлях классик и педант,
Любил методу он из чувства,
И человека растянуть
Он позволял не как-нибудь,
Но в строгих правилах искусства,
По всем преданьям старины
(Что похвалить мы в нем должны).
А вот потрясающее иронично-гуманистическое отрицание дуэли:
Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага;
Приятно зреть, как он, упрямо
Склонив бодливые рога,
Невольно в зеркало глядится
И узнавать себя стыдится;
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я!
Еще приятнее в молчанье
Ему готовить честный гроб
И тихо целить в бледный лоб
На благородном расстоянье;
Но отослать его к отцам
Едва ль приятно будет вам.
Что ж, если вашим пистолетом
Сражен приятель молодой,
Нескромным взглядом, иль ответом,
Или безделицей иной
Вас оскорбивший за бутылкой,
Иль даже сам в досаде пылкой
Вас гордо вызвавший на бой,
Скажите: вашею душой
Какое чувство овладеет,
Когда недвижим, на земле
Пред вами с смертью на челе,
Он постепенно костенеет,
Когда он глух и молчалив
На ваш отчаянный призыв?
Этими двумя строфами (да и в целом описанием нелепой, бессмысленной дуэли) Пушкин внес свой вклад в последующий отказ российской общественности от поединков. Его собственная смерть на дуэли была настоящим шоком для думающего русского офицерства. Они читали дуэльные строфы после смерти поэта и замирали от мистического ужаса. После гибели Пушкина, а затем и Лермонтова дуэли были запрещены. Запрет держался почти до конца века!
И когда Александр III вернул дуэли, но только для офицерского состава, то (вот до чего доводит человеческая глупость!!!) это было воспринято как величайшая оценка и придание особенного статуса военным, для которых честь дороже жизни.
Этюд четвертыйО шипящих
Татьяна Ларина из провинции имени «толстого Пустякова и его дородной супруги» – в невероятной Москве. Татьяна довольно быстро покидает «Воронью слободку» XIX века – своих московских родственников – и буквально по мановению пушкинской волшебной палочки попадает в высшие круги императорской России – город богатейшей страны. Итак, Татьяна в высшем свете.
И здесь я в очередной раз радуюсь гениальной пушкинской звукописи. И если иногда музыка звучания – просто для красоты, для подлинного поэтического моцартианства, иногда для поэтического хулиганства (гениальная считалочка для описания московских родственников из «слободки»):
Но в них не видно перемены;
Всё в них на старый образец:
У тетушки княжны Елены
Всё тот же тюлевый чепец;
Всё белится Лукерья Львовна,
Всё то же лжет Любовь Петровна,
Иван Петрович так же глуп,
Семен Петрович так же скуп,
У Пелагеи Николавны
Всё тот же друг мосье Финмуш,
И тот же шпиц, и тот же муж;
А он, всё клуба член исправный,
Всё так же смирен, так же глух
И так же ест и пьет за двух.
Прочитайте это вслух, и обязательно улыбнетесь!!!
Но если в описании круга родственников у поэта гениальное предвосхищение героев Чехова, Зощенко, Ильфа и Петрова, то ВЫСШИЙ СВЕТ (!!!) – это другое. Татьяна «вслушаться желает». Во-первых, из вежливости, во-вторых, чтобы поддержать разговор, а в-третьих, в этой среде Татьяне предстоит жить и общаться. Желать-то она желает! Но… пока это невозможно. Ее голова занята другим – воспоминаниями о печальном прошлом, о любимом одиночестве. И как их, говорящих, услышать, если они «клевещут даже скучно», как поддержать «бессвязный пошлый вздор».
И Пушкин прибегает к гениальной звукописи «торжества шипящих». Что слышит Татьяна, не вслушиваясь?
Пушкин сверхгений!!!
Вот он, мой любимый «шипящий» шедевр:
Татьяна вслушаться желает
В беседы, в общий разговор;
Но всех в гостиной занимает
Такой бессвязный, пошлый вздор;
Все в них так бледно, равнодушно;
Они клевещут даже скучно;
В бесплодной сухости речей,
Расспросов, сплетен и вестей
Не вспыхнет мысли в целы сутки,
Хоть невзначай, хоть наобум
Не улыбнется томный ум,
Не дрогнет сердце, хоть для шутки.
И даже глупости смешной
В тебе не встретишь, свет пустой.
Прочтите вслух! Порадуйтесь величию Пушкина и языка, которым он владеет!
Боже! Какое счастье всю жизнь читать Александра Сергеевича!!!
Онегинская «иллюзия» под волшебной лампой великого Маэстро
Книга шокирует – в самом потрясающем смысле слова! Весь подход – смесь эрудиции, безупречной логики и любви необыкновенного читателя к необыкновенному произведению. Не представляю, что хоть с одним из утверждений Автора можно не согласиться – для этого нет ни аргументов, ни оснований.
«Гениальные шипящие» – фееричное наблюдение!
«Торжественно отсутствовали» – о строках в учебнике литературы!
«Толстый и весь Пустяков!» – фраза-бриллиант!
«Ваша честь никому не расскажет, что ВЫ для меня ТЫ»! – ну не сокровищница?
В книге столько нового, что за раз не охватить.
Татьяна практически не владела русским языком – это несусветное обстоятельство уже без малого два столетия проходит мимо внимания большинства читателей. Все противоречия, которые «создают впечатление жизненного карнавала», затушеванная ирония в серьезных проникновенных местах, «занимательная математика» отношений Ленского с Ольгой и его учебы в Германии, «Ленского не существует» – это шок!
Александр Сергеевич, написав, казалось бы, не слишком замысловатую историю, неслабо над публикой подшутил, потому как на самом деле выстроил многоэтажный лабиринт с потайными дверьми, скрытыми порогами, неожиданными окнами-сюрпризами и лестницами-обманками. Пройти по этой территории без проводника невозможно, и, к счастью, Проводник появился. Пришел, засветил свою волшебную лампу и превратил лабиринт в сияющий дворец.
Говорить об этом исследовании можно много и взахлеб.
Но главное, данная книга – откровение.
Автор и сам гениален, поэтому сумел «услышать» то, о чем рассказал Пушкин. И, услышав, осуществил сногсшибательное высветление основ – это как достать из-под земли золотой слиток, смахнуть с него засохшие листья, очистить от налипшей за столетия глины, умыть, подставить под свет, и он заблестит.
Книга написана в жанре «Просветительное Наслаждение».
Редкий жанр: я его только что выдумала.
Те, кому повезет заполучить эту вещь, – вы счастливы особым счастьем! Читайте, господа, – это здорово!
Юлиана Эгер,
писатель, художник