Смыть чужие прикосновения и правда хотелось.
Ванная оказалась роскошной: темный гранит, много стекла и самая современная душевая кабина. Куча полотенец на полке и мягкая подсветка.
И… мужчина рядом с кабинкой. Просто мужчина в одних штанах и с бесстрастным выражением на лице. Я аж попятилась и была остановлена тихим голосом:
— Ты куда?
— Я не собираюсь раздеваться при посторонних!
— По правилам Ордена все обвиняемые должны принять душ.
— Я не из Ордена.
— Ты приговоренная, — холодно парировал собеседник. — Мне применить силу и запихнуть тебя в кабинку? Или ты сама это сделаешь? Я нужен здесь, чтобы помешать тебе совершить самоубийство.
— Не верю, что тут нет камер.
— Есть. Но присутствие живого человека надежнее.
И тут до меня дошло: это же начало пыток. Они просто сейчас стараются всячески подчеркнуть мое положение, унизить и заставить бояться.
Вот так, значит?!
Молча разделась, не глядя на того, кто стоял неподалеку, молча открыла кабинку и зашла внутрь. Смотришь? Ну смотри, смотри.
Подняла лицо к теплым струям и постаралась проглотить слезы. Все, надо успокоиться как-то и взять себя в руки. Надеюсь, мой ребенок не пострадал от того препарата, что вкололи эти ублюдки.
И главное — не думать о том, что Хан много лет вращается во всем этом. Просто не думать, потому что становится совсем нехорошо. Он все это видел, а может быть, участвовал? Чем тогда он лучше того же самого Алдо? Тем, что сам не пытает, а лишь выискивает жертв для Палачей? Чем лучше его друг?
Странно, что дикой паники особо и не было. Видимо, организм в какой-то момент решил, что стоит слегка приглушить эмоции. Может, самозащита или что-то еще. В любом случае пока я вытиралась и переодевалась в длинное грубое платье, закрытое от пола до горла, то почти успокоилась. Мужчина не шевелился, не пытался помочь. Он просто стоял и следил за мной взглядом.
А я заледенела внутри.
Странно, но стоило выйти из ванной, как дверь напротив открылась.
— Готовы? — спросил Вацлав. — Идемте.
«Камеры, везде у них камеры, — подумалось чуть отрешенно. — Небось в ванной тоже подглядывали. Ну и ладно».
Снова коридоры, лестницы и даже лифт, в котором негромко играла музыка. Чувство того, что я под землей, не проходило. Снова какие-то люди, проходившие мимо. Все мужчины.
— Реально думаете, что я могла попытаться самоубиться?
— Такое нельзя исключить, — ответил Вацлав.
— Мы под землей, да?
— Да, глубоко. Над нами еще и древние катакомбы.
Я уже совсем другим взглядом посмотрела вокруг. Надо же, а с виду обстановка крутой фирмы, разве что окон нет.
— И здесь совсем нет женщин?
— Это территория Ордена, Ева. Женщины, которые появляются здесь, надолго не задерживаются.
Я уловила подтекст и сжала зубы. Ясно.
— Одного не понимаю, к чему эти церемонии, если в итоге вы меня… казните?
Последнее слово буквально выдавила из себя. Все еще не верилось в такой исход.
Хан просил ему поверить, так, может, стоит это сделать? Он же вернется и увидит, что меня нет.
— Скажите, Вацлав, а новость о моей поимке уже известна всем? Ну просто интересно, насколько я популярна.
— Сообщение о вашей казни уже разослано всем членам Ордена.
Тихо выдохнула. Значит, Хан должен быть в курсе. Ну теперь самое время доказать ему, насколько я дорога.
— А почему не сразу казнить?
— Традиции, Ева, традиции. Пока они живы — жив и Орден.
«Дерьмо у вас, а не традиции», — мысленно сообщила я спутнику, на всякий случай прикусывая язык.
Обедали — или ужинали — мы в небольшом помещении, похожем на вполне себе уютную столовую. Электрический камин, обложенный темным камнем, картины на стенах, мягкие кресла и квадратный деревянный стол под роскошной скатертью. И фарфоровая посуда, белая, с едва заметным голубым рисунком.
— Садитесь.
— Забавный наряд вы мне выбрали, — проговорила, присаживаясь за стол.
Чувство, что общаюсь в Стране чудес с мартовским зайцем. Ирреальность происходящего. Как можно так спокойно беседовать с тем, кого ты собираешься убить?
— Это стандартный наряд для сжигания ведьм, — последовал любезный ответ.
Хорошо, что я не успела выпить воды из бокала, куда мне ее любезно налил Вацлав. И то закашлялась от неожиданности.
— Тоже традиции? — выдавила с едва приглушенной яростью.
— Конечно. Одежда — символ раскаяния и признания вины. Вы чувствуете себя виновной, Ева?
— За что?
— За то, что поддались чарам вещей Дамаль. Ее настоящая фамилия Буфоме, вы в курсе?
— Я неплохо ознакомилась с ее историей, — кивнула и опустила взгляд на тарелку перед собой. Вацлав продолжал ухаживать и сейчас положил мне нежный стейк с жареными овощами. Но еда не лезла в горло — а вот мой собеседник ел вполне с аппетитом.
— Вина я не могу вам предложить, — сообщил он, — все же вы беременны.
— Какая забота, — ответила чуть язвительно. — Особенно учитывая, какое будущее вы мне готовите. А что насчет моего ребенка? Часто приходится убивать беременных?
— Пару раз нам попадались беременные, — кивнул Вацлав. — Там был приличный срок, мы ждали, пока они родят.
Надежда было забрезжила во мне…
— Но с вами, Ева, особый случай.
Вацлав прожевал кусок мяса, промокнул губы салфеткой и чуть улыбнулся. Одними губами, взгляд оставался сосредоточенным.
— В те разы мы отдавали детей на воспитание в наши семьи. Ребенок рос, вступал в ряды Ордена, или, если была девочка, она становилась кому-то из нас верной женой. И таким образом дитя искупало грехи матери. Но вы, Ева, для нас слишком сильная угроза. За год собрать столько вещей Дамаль… я не могу и не хочу рисковать будущим. Поэтому ребенка вы заберете с собой.
— Будете спать после такого?
— Возьму грех на душу ради спокойного будущего.
Непробиваемый ублюдок! Я сжала вилку и мысленно представила, как втыкаю ее в горло собеседнику. Оказывается, бывает предел, после которого об убийстве думаешь почти спокойно.
— Кстати, — проговорил Вацлав, — после ужина предлагаю вам отдохнуть как следует. Завтра расскажете мне все о вещах Дамаль. Как именно вы их находили и где, какие были ощущения, почему вы решили собрать столько вещей и почему не стали одержимой.
— Почему так уверены, что я все это расскажу?
Улыбка у Магистра была жуткой, несмотря на безукоризненные зубы.
— Потому что я уверен, что вы не хотите вернуться к Алдо.
Наверное, ответ отразился на моем лице, потому что Вацлав удовлетворенно кивнул и спросил:
— Десерт?
Сильно пожалела, что мой токсикоз окончательно прошел.
Глава семнадцатая
На подлете к Риму Хан уже более-менее понял, что ему надо делать. И смирился с тем, что буквально через несколько часов наравне с Евой станет преступником номер один. Потому что вытащить ее оттуда и остаться незамеченным невозможно.
Еще в Шереметьеве, сидя в зале, он переписывался с Богданом. И теперь фразы друга скакали в голове огненными демонами.
«Ты же понимаешь, что даже если вытащишь, то приговоришь и себя?»
«Ты в курсе, что делают с приговоренными? Как их мучают? Групповое изнасилование, Хан».
«Даже если спасешь ее, понадобится куча врачей, чтобы вернуть твоей девушке здоровье и разум».
Черт, он старался отгонять те образы, которые его посещали.
Инквизиторы презирали такой способ, кхм, пыток. А вот Палачи не брезговали. Это им доставалась роль дознавателей. Беспомощная девушка, которая никому ничего не расскажет.
Во времена инквизиции ведьм тоже насиловали, потом эта практика перешла в Орден.
Он всегда понимал, что это мерзко, но сейчас на душе было особенно погано. Не только потому, что там находилась Ева.
«Ты старательно закрывал на это глаза, пока вся грязь не коснулась тебя напрямую. Чем ты лучше остальных? Тем, что не принимал участия? Но ты не пытался помочь, ты просто делал вид, что все хорошо».
Никакого оправдания себе он не находил.
Перед тем как вылететь, созвонился с человеком, чей номер прислал ему Богдан. Неправильно и глупо доверяться кому-то в таком деле, но выбора у Хана не было. Один он точно ничего сделать не сможет.
Его собеседник по имени Леон думал примерно так же.
— Я в курсе, что вы с Богданом друзья. Но, чувак, не боишься, что я доложу куда следует?
— О чем? — холодно поинтересовался Хан. — О том, что я попросил у тебя планы римского отделения? Может, я так редко там бываю, что уже начал плутать. И чтобы не позориться, решил освежить память.
— Умно, — хмыкнул Леон. — Но я же понимаю, что ради планов ты бы не стал меня дергать. Ладно, не молчи так сурово, Богдан тебе не соврал, я помогу и не стану задавать лишних вопросов. Знаешь почему?
— Почему же?
— Потому что, когда после аварии мне сказали, что я смогу только лежать и двигать исключительно глазами, именно Богдан оплатил мне операцию. Я тогда был прикрепленным к нему программистом-архивариусом. И только благодаря ему смог пусть и не встать на ноги, но передвигаться в коляске и продолжить работать, пусть и удаленно. Орден не стал тратиться, назначил только пенсию и сиделку. А в прошении кредита на операцию отказал. Вопросы есть?
Хан помолчал примерно минуту, прежде чем с гораздо более спокойной душой спросил:
— Так достанешь планы?
— Часа через два кину на почту.
И все равно определенная доля подозрения оставалась. Выйдя из самолета в Риме, Хан понял, что незаметно пытается угадать в толпе вокруг членов Ордена. Но все пока было чисто. Его не пасли.
Все равно он больше часа провел в одном из кафе аэропорта. Заодно и продумывал подробности спасения Евы. Каждый лишний час — это уменьшение шансов на то, что вытащит ее живой и здоровой.
Их. Вытащит их…
Меня весьма профессионально обрабатывали. Случись подобное год назад — сломалась бы моментально.