Печать, разломись! Письмо, отворись!
Я подула на птичку, бумажные крылья развернулись, на ладони у меня оказалось письмо, а на другую ладонь упал маленький тряпичный узелок.
Дорогая Эва!
Может, и надо бы написать в Совет, уточнить, но Хаято, скорее всего, только поднимет шум и начнет совать палки в колеса. Если в городе нет ни ведьмы, ни волшебника, это явный знак, что нужно там и остаться.
Хаято, при всем своем чванстве, не откажется признать ведьму, которая по-настоящему творит добро. Постарайся проявить себя как можно лучше, чтобы он не смог ни к чему придраться.
За приключениями время летит незаметно, так что поглядывай на песочные часы, как бы не опоздать.
Вот еще о чем подумай. Аутери далеко на юге, правильно? Возвращайся поскорее, милая дочка, пока не пришел Разрушитель.
Мы тебя любим!
P. S. Не забывай тренировать полеты! Папа испек твое любимое печенье с лимоном юдзу – надеюсь, оно долетит благополучно!
Из узелка шел родной домашний лимонный аромат. Уголек принюхался, а у меня сердце сжалось. Я ужасно соскучилась по маме с папой.
Я нащупала песочные часы на шнурке. Часы тихонько закачались у меня в руках. Время утекало, песчинка за песчинкой. Мама так основательно зачаровала часы, что песок сыпался из верхней звезды в нижнюю, даже если их перевернуть. Сердце у меня стучало все быстрее. Кончики пальцев кольнула магия, хоть я еще не пришла в себя после вчерашнего. Черное ведьминское платье было все в дырах, но я решила не тратить волшебство на штопку, лучше сберегу каждую каплю магии на обустройство мастерской.
Я полезла в рюкзак. Из-под тринадцати книг – некоторые начинали искриться, едва их коснешься – и черных ведьминских платьев со следами огнелисьих зубов я вытащила мятую темно-серую блузку и черную юбку. Я их носила два года назад, когда у меня еще не проявилась магия. Натянула не без труда – в плечах и поясе было тесновато, но хотя бы дырок не было. Закинув рюкзак за плечо, я посмотрелась в оконное стекло. Даже в остроконечной шляпе я не очень-то была похожа на ведьму.
Уголька я оставила в домике, строго предупредив:
– Смотри не безобразничай! Побудь пока здесь, ладно?
Уголек громко заскулил и улегся на пороге, провожая меня печальным взглядом.
А я нырнула в туман. Он был такой густой, что я как будто шла в облаках. Я кое-как нащупывала тропинку, держась поближе к скале, особенно на поворотах – там тропа сужалась, и мелкие камешки то и дело срывались у меня из-под ног. Даже не слышно было, как они плюхаются в воду далеко внизу.
Дойдя до города, я сразу повернула к пристани, стараясь не попадаться под ноги морякам, нагруженным ящиками и сетями. В тумане почти ничего не разглядеть. Что там, сиротский приют?
Задумавшись, я налетела на человека, который стоял на берегу и смотрел вдаль. Что-то выпало у него из рук, сверкнув золотом. Человек вздрогнул, будто очнулся, и со страхом в глазах стал осматривать землю.
– Простите, простите! – закричала я, поскорее подняла с земли изящные золотые наручные часы и протянула ему.
– А, спасибо… – Голос у него был скрипучий, как будто человек отвык разговаривать.
Он моргнул и снова устремил взгляд в море.
– Я вас не видела, туман такой густой, – оправдывалась я.
Он как будто не слышал и вообще не замечал ничего, кроме моря. Как будто на нем лежало проклятие, только этого не могло быть. Бесконтрольную магию искоренили давным-давно.
– Вы заблудились?
– Домой, домой…
Он ронял слова еле слышно, словно капли воды падали в море, но они зловещим эхом отдавались в тумане.
Меня жуть взяла, хуже, чем от маминых историй о привидениях. Я бегом помчалась к своему участку, а когда добежала, так и застыла столбом.
Где вчера было пустое место, кто-то поставил рядком ящики, так что получился прилавок. Перед ним стояли широкие плоские ящики, за ними – высокие, словно скамья со спинкой. На скамье лежали пухлые подушки, обшитые холстиной. К одной подушке была приколота записка:
Эва!
Тут матросы пожертвовали несколько ящиков, а я нашла подушки. Только тебе, наверное, надо будет пройтись наждачкой, чтобы занозы не цеплялись. Забегу, как только смогу.
Удачи с мастерской!
Я восторженно ахнула, любуясь прекрасным зрелищем. У меня есть собственная мастерская! Конечно, это не настоящая лавка, вроде «Морской пены», а все-таки лучше, чем вчерашний клочок голой земли.
Туман начал редеть под солнечными лучами. Я взяла листок пергамента, зачерпнула горсть песка на берегу и произнесла заклинание:
– Собери песок скорей – все починим без затей!
Получилась наждачная бумага, можно обработать ящики, чтобы были гладкими. С расходом магии в глазах снова потемнело, и я вздохнула.
На берегу рыбаки загружали в лодки вонючую наживку и уходили в море. Шлюпки носились между большими кораблями, которые стояли на якоре за пределами гавани. Мощеная улочка, ведущая на городскую площадь, постепенно наполнилась народом – горожане спешили в лавки, в мэрию или в порт. Белые домики сверкали на солнце.
У меня горло перехватило. Я представить себе не могла, что этот чудесный город изуродует свирепая стихия Разрушителя. В голове звучали слова мэра Тайры: «Если не сможешь помочь Аутери в трудное время…»
Не думать о том, что у меня могут отнять магию! Надо быстренько довести до ума ремонтную мастерскую и поразмыслить, как помочь городу.
Я расставила на маленьком ящике под прилавком банки со всякой всячиной, от шариков воска до пергамента и кусочков угля для рисования. Магии у меня не хватало, чтобы создавать предметы из ничего, поэтому я старалась всегда держать разные припасы под рукой.
Пока я все это разместила, солнце поднялось выше и стало припекать. От кондитерской «Морская пена» доносился запах жженого сахара. У меня заурчало в животе. Я забыла взять с собой еду. Чтобы отвлечься от вкусных ароматов, я стала делать плакатик на куске жесткого пергамента:
Хотелось нарисовать Уголька таким, какой он есть, когда притворяется паинькой, а у самого вся морда в крошках от круассанов. Но я нарисовала по-другому – каким он был утром, уютно свернувшийся у меня под боком и слушающий мои рассказы о планах на сегодняшний день.
В качестве последнего штриха я изобразила подпись «ВЕДЬМА ЭВА» и прислонила плакатик к ящику.
Ну вот. Мастерская готова к работе.
У входа в кондитерскую выстроилась очередь. Люди время от времени поглядывали на меня издали.
Я приставила ко рту ладони рупором и крикнула:
– Служба магического ремонта!
Но никто не смотрел мне в глаза, все отводили взгляд.
– Кому что починить?
Ни звука в ответ. Даже матросы, проходя мимо, останавливались посмотреть и сразу шли дальше.
У меня внутри все сжалось. Понятно, что в Аутери давно не было магической помощи, но эти люди таращились на меня, как будто ни одной ведьмы в жизни не видели. И если уж совсем честно, вдруг кто-нибудь попросит что-нибудь отремонтировать, а я не смогу?
Над головой с криком пролетела чайка, и я пригнулась. Люди в очереди стали посмеиваться.
– С-с-служба м-магического ремнода! – промямлила я. – Т-то есть ремонта!
Опять молчание.
Я села, чувствуя себя как рыба, которая бьется на досках причала и ждет, что ее вот-вот прикончат.
Если меня приговорят к лишению магии, как это будет? Наверное, кому-то придется специально учить заклинание отторжения. Вроде его еще ни разу ни на ком использовали. Это больно? А после я почувствую пустоту? От одной мысли в животе урчать перестало.
Песочные часы у меня на шее нагрелись, как будто услышали мои мысли. Я вытащила шнурок из-за ворота. Песок все так же сыпался. Время ждать не будет.
Глава 13Ремонтные страдания
Толпа перед кондитерской понемногу редела – утренний наплыв схлынул. А меня по-прежнему обходили стороной.
Из дверей сиротского приюта выскочила Шарлотта, на ходу запихивая в сумку пергаментные свитки. За Шарлоттой гуськом бежали мелкие детишки, человек семь или восемь.
– Сидите здесь! – строго сказала Шарлотта.
Дети дружно застонали, как будто им не впервой было это слышать, и расселись на ступеньках крыльца.
– Тебе обязательно надо идти? – проворчал один малыш.
Она глянула на меня и таинственно понизила голос:
– Если будете хорошо себя вести, я, может быть, сложу для вас новую бумажную зверюшку.
Дети приободрились и загалдели:
– Правда? Хочу сейчас!
– А какую зверюшку?
– Ворону-каменку?
– У нас так мало игрушек!
Шарлотта их перебила:
– Только если будете вести себя хорошо! И не шуметь! На нас уже от кондитерской оглядываются, нельзя мешать покупателям!
Дети завздыхали, притихли и поплелись в приют. Через пару секунд оттуда донесся вопль:
– Дай сюда!
Потом сердитый старушечий голос прикрикнул:
– Всю рубашку рисовой кашей измазал, безобразник!
Другие дети захихикали.
– Получается, я все-таки не покажу им новую бумажную черепашку. – Качая головой, Шарлотта захлопнула тяжелую белую дверь, поправила сумку на плече и сбежала вниз по ступенькам.
Я ей помахала. Приятно, что я хоть кого-то знаю по имени.
– Шарлотта, привет!
Она подошла ближе, окинула взглядом ящики:
– Что тебе?
– А? – растерялась я. – Ну, это… Тебе ничего не нужно починить?
Шарлотта высоко подняла брови:
– Починить? Да нет. Обычно, когда мне машут, это значит, меня хотят работой загрузить.
– А какая у тебя работа?
Я смотрела на сумку у нее на плече, на кожаный пояс с кармашками, и руки чесались смастерить себе что-нибудь подобное. Замечательно подошло бы таскать с собой всякую всячину!