ько что говорил Матвей…
Ева вдруг живо представила, что побывала всего в нескольких шагах от того, чтобы появиться в общественном месте в поясе шахидки…
– Ева, все в порядке? Ты такая бледная… – даже несмотря на то, что язык у Матвея уже заплетался, а глаз коснулась пьяная поволока, изменения в поведении Евы от него не ускользнули. – Ты сама-то глотни, на вот…
Ева потянулась к стакану, который пододвинул к ней Матвей, и сделала большой глоток. Действительно, все ли с ней в порядке? Почему она до сих пор молчит? Может быть, механизм вербовки уже запущен? Да, она еще не надела пояс, но уже которую неделю утаивает информацию, заставляя себя поверить, что информация эта ничего не стоит. Но так ли это на самом деле? Кто дал ей право определять ценность имеющихся у нее знаний? Она имела непосредственный контакт со смертницей, в лицо знает организатора массовых терактов, ей известно как минимум два места, где он мог оставить улики. И она молчит! А самое ужасное заключается в том, что Адам знает, что Ева не проговорится, и, выходит, именно поэтому он до сих пор не тронул ее? Как же он так все просчитал?
Но сейчас она сломает систему. Возможно, еще не поздно найти применение ее знаниям. Она все расскажет Матвею и докажет самой себе, что еще не успела превратиться в зомбированную куклу.
– Матвей, выслушай меня внимательно.
Ева встала, Матвей поднялся вслед за ней, едва заметно пошатнувшись. Взглянув на него и на бутылку, Ева с досадой поморщилась – он слишком много выпил. Ну, ничего. Либо сейчас, либо никогда.
– Что такое, моя радость? Я удовлетворил твое любопытство?
– Да. И теперь я тебе скажу кое-что.
– Ну-у-у?
Резкие перемены в поведении Матвея совсем не обрадовали Еву. Она замялась.
– А-а, я, кажется, понял! Твой любовничек!
Ева оцепенела, но посмотрела на него с надеждой: неужели он настолько проницателен и сейчас избавит ее от необходимости делать роковое признание?
– Он же бросил тебя! Зачем ты у меня все это выспрашиваешь? Это только предлог? Ты изголодалась по мужским ласкам? Хочешь меня? Так и скажи! Ведь еще со школы хочешь!
Матвей надвигался на нее, ослабляя галстук на шее. От ужаса Ева не могла вымолвить ни слова и только пятилась назад. Матвей обхватил ее локоть и потянул к себе.
– Мы никому ничего не скажем. Мы же с тобой умеем хранить тайны, – подмигнул он Еве с ехидной ухмылкой.
Задыхаясь от возмущения, Ева с размаху залепила Матвею звонкую пощечину и спешно удалилась в свою комнату.
Операция безнадежно провалена. Ева была раздосадована – увлекшись повествованием Матвея, она позволила ему напиться до беспамятства, прекрасно зная, как быстро он впадает в неадекватное состояние под действием спиртного. Но шок от его последней выходки отошел на второй план, а его место заняло сожаление по поводу несостоявшегося признания, хотя от его абсурдных посягательств тоже было не по себе. Она знала, что Матвей не последует за ней и не предпримет повторной попытки соблазнить лучшую подругу жены, но трещина, недавно возникшая на гладкой тверди их многолетней дружбы, разверзлась еще шире, оголив бездонную непроглядную черноту.
Глава 16
Каким-то чудом Еве удалось больше не пересекаться с Матвеем в тот вечер. И, несмотря на избыток спиртного, выпитого накануне, он покинул квартиру рано утром, когда Ева еще спала.
Но даже обнаружив его отсутствие, она не почувствовала облегчения. Ей вообще постепенно становилось чуждо это чувство. Напротив, досада продолжала поедать ее изнутри. Информация, которой ей так и не удалось поделиться, висела на душе тяжким грузом.
К ранее мучившим ее терзаниям теперь добавилось еще и стойкое ощущение, что ее завербовали. Она чувствовала себя бомбой замедленного действия. Слишком настораживало бесследное исчезновение Адама. Слишком сложно было поверить, что он не предпримет больше ничего на ее счет, ведь она для него – либо живой свидетель, либо не до конца отработанный материал, третьего не дано. Как же он посмел оставить ее без внимания? Ева усмехнулась: отсутствие внимания задевало ее даже в такой ситуации.
Мимолетом она думала о том, что могло что-то произойти с самим Адамом. Догадываясь и раньше о его связи с криминалом, она волновалась каждый раз, когда он уезжал. Мысль о том, что с ним что-то случилось, почему-то не приносила ей успокоения. То ли потому, что вероятность столь легкого избавления от него была ничтожно мала, то ли из-за того, что она не желала ему смерти, даже под страхом угрозы собственной жизни. Задумавшись об этом, Ева прислушалась к себе и с удивлением осознала, что действительно не желает ему зла. Не по этой ли причине она до сих пор никому его не сдала?
«Завербована… Завербована…» – стучало у нее в висках.
Отгоняя калейдоскоп сводящих с ума мыслей, Ева наспех втиснулась в спортивные лосины, накинула толстовку, вставила в уши наушники и отправилась на утреннюю пробежку. Нечасто она решалась на подобные подвиги, но сейчас ее целью было буквально убежать от себя.
И она бежала. По улицам, не замечая прохожих, вдоль набережной, не чувствуя сентябрьской прохлады, растрепанная, взволнованная, не помнящая себя, что в ее случае и было целью – единственной, которой удалось достичь.
Прошла еще одна неделя, прежде чем Ева решилась что-то предпринять.
Дело в том, что за эту неделю не произошло ровным счетом ничего. Настолько ничего, что Еве показалось, что она и вовсе не живет. Адам так и не объявился, Матвей ни разу не заехал, Нина не звонила, Стас даже не смотрел в ее сторону. Предложения пропустить по стаканчику в баре после работы также ни от кого не поступало – начало сентября в их компании было самым популярным временем для отпусков.
Глядя в окно из своего кабинета, Ева вспомнила, как и сама мечтала об отпуске несколько месяцев назад, не подозревая, какое жаркое лето ей уготовано судьбой. Теперь от лета не осталось и следа. Панорамные окна офиса были изрезаны струями пока еще теплого, но уже сулившего скорую прохладу дождя. Это лето изменило ее жизнь, изменило ее саму. А точнее, опустошило, лишило всего, что ей было дорого, в том числе собственного «я», чувства стабильности и уверенности в завтрашнем дне.
Но лето было настоящим – теплым и солнечным. Закрыв глаза, Ева попыталась погрузиться в самые яркие воспоминания. Мысленно прокручивая все, что касалось Адама, Ева останавливалась на моментах, проведенных с Ниной и ее детьми в их загородном доме, в беседке, укрытой от полуденного зноя сочной зеленью вьющихся растений, возле бассейна с кристально чистой водой, так и манящей окунуться в свою спасительную прохладу.
Ева поняла, как сильно соскучилась, и почувствовала себя безмерно виноватой перед подругой. На исходе недели, за которую ничего не произошло, она решилась покаяться в своем молчании и долгом отсутствии перед близкими людьми. На Матвея она не держала зла – наоборот, считала себя виноватой, что невольно спровоцировала последнюю неприятную ситуацию.
Дверь открыла Марина – как обычно, раскрасневшаяся, но не в меру возбужденная, по-видимому, хозяйственными хлопотами.
– Ну наконец-то! – всплеснула она пухлыми ладошками. – Проходи скорее, нам сейчас лишние руки не помешают!
Ева удивленно округлила глаза, но ничего уточнять не стала.
Зайдя в прихожую, она застыла в оцепенении: весь пол был уставлен картонными коробками, некоторые надежно запечатаны и подписаны, некоторые еще открыты и готовы к наполнению.
– Что происходит? – удивлено пролепетала Ева.
– Что-что – переезд, что же еще! – развела руками Марина.
– Куда?
Из гостиной вышла Нина в старом спортивном костюме и с собранными в небрежный пучок волосами. В руках она держала любимую вазу и на ходу старательно оборачивала ее газетой. Увидев Еву, она замерла. Усталые глаза наполнились грустью. Ева виновато поджала губы. Понимая, что пропустила нечто важное в жизни Нины, она всем видом пыталась показать, как сожалеет об этом. Но прежней мягкости в чертах подруги Ева, к сожалению, не заметила.
Марина вернулась к заботам. Нина, поколебавшись секунду, предложила Еве чаю. Та с радостью согласилась.
Только устроившись за столом с кружкой горячего напитка, Нина впервые заговорила:
– Где же ты была?
Ева, чей взгляд до этого момента был виновато устремлен в пол, взглянула на подругу.
– Прости. Мне необходимо было попытаться самостоятельно со всем справиться. Все оказалось не таким, каким выглядело поначалу. Все намного сложнее и запутаннее. Я не хотела втягивать в это ни тебя, ни кого-либо еще. И больше всего я сейчас хочу, чтобы все встало на свои места. Но, к сожалению, многие вещи необратимы. И я чувствую себя слишком виноватой перед некоторыми людьми. Настолько виноватой, что не могу смотреть им в глаза. Мне казалось, что я недостойна общения с тобой, недостойна находиться в вашем доме. Не то чтобы я сейчас считаю иначе, но груз недосказанности стал слишком тяжелым. И несправедливо держать тебя в неведении, как бы ни было тяжело мне признаться… Тебе, похоже, тоже нужна моя помощь, а я об этом совершенно не думала…
Нина слушала отстраненно, а потом тихо проговорила:
– Матвея уволили.
– Что-о-о? – протянула Ева, вмиг забыв о своих недавних излияниях.
– Его отделение расформировали ввиду непродуктивности. Он не раскрыл ни одного крупного дела за последние два года, зато отличился в других сферах… Ева, – в глазах подруги задрожала слеза, – мне тоже нечем похвастаться, но мы не обязаны быть идеальными, чтобы дружить. Мы не должны стесняться своих ошибок или ошибок своих мужчин. Мы не можем все и везде контролировать. Иногда мы слишком поздно узнаем о чем-то, но делиться друг с другом и поддерживать, несмотря ни на что, мы можем.
– Прости, прости, прости! – Ева незаметно покусывала губы изнутри, злясь на саму себя. – Я не предполагала, что у кого-то дела могут обстоять так же плохо, как и у меня!
– Это называется «эгоизм», – с обидой отчеканила Нина.